— Как все странно получается: меня как гостя принимают на моей собственной, сданной в аренду яхте.

— Бизнес есть бизнес, моя дорогая.

— Именно поэтому я и пришла, Тео. Мистер Гэвин сделал мне небольшое предложение.

Брови Бернарда поднялись.

— В подобных вещах лучше всего разбираются их главные виновники, да! — Он рассмеялся, и Саманта снисходительно улыбнулась.

— Деловое предложение, — сказала она.

Бернард сцепил пальцы вместе.

— Вот это меня интересует. Расскажите мне все.

— Как я поняла, Тео собирается заняться новым бизнесом. Весьма исключительным…

— Исключительным, — выдохнул Бернард. — Значит, дорогим. Продолжайте.

— Новая серия туалетных принадлежностей и косметики. Первоначально он собирался ориентировать ее на женщин, но потом у Тео возникла чудесная идея. Он убежден, что в этой области сейчас пришло время и для мужчин: они должны использовать больше косметических средств, лучших косметических средств. Он переориентирует эту серию с женщин на мужчин.

— И почему бы и нет? Должна же, наконец, исчезнуть вонь и из мужских туалетов! С этим я совершенно и категорически согласен.

— Тео тоже.

— И какова во всем этом будет роль Саманты Мур?

— Тео собирается открыть новую компанию, бросить большие средства на рекламу, стимулирование спроса. Детали еще нуждаются в доработке. Тео предложил мне стать, так сказать, глашатаем новой продукции, символом женственности (его слова, Бернард), со вкусом и благоразумием демонстрирующим, каким настоящая женщина желает видеть мужчину.

— Превосходно!

— Ты одобряешь?

— Саму идею — да! Тем не менее, осмотрительность всегда необходима. Подобные проекты всегда охватывают множество деталей. Деньги, например.

— Никто из нас, естественно, не говорил пока о деньгах.

— Естественно. Но мужчина, который лично и профессионально заинтересован в женщине, он щедро платит за ее услуги. Таково правило. В качестве вашего агента, я отклонил бы первое предложение. Это предприятие одинаково важно как для вас, моя дорогая, так и для мистера Тео.

— Бернард, ты не позволишь, чтобы я была вовлечена в какое-нибудь слишком сомнительное дело.

— Никогда.

— Я завишу от тебя, мой друг.

— Что бы ни делалось, все будет делаться с максимальной осторожностью. Изысканный вкус. Вы должны быть представлены такой, какая вы есть, — истинная женщина, истинная леди. Для рекламы будут нужны ваши фотографии. Кто у нас лучший фотограф — Аведон? Карш? Увидим. И конечно же, ваш гардероб. Сен-Лоран может подойти. Парижские кутюрье и сейчас сохранили особый шик, мне кажется. Думаю, нам предстоит много работы на телевидении. Освещение, грим, операторская работа — все это будет нужно. Этот парень Форман, который сейчас снимает «Любовь, любовь», — что вы на это скажете? Мне говорили, он в этих делах дока.

Саманта вызвала в памяти образ Пола Формана.

— А он симпатичный мужчина. Мрачноват, правда, но наверняка неистов. И все же думаю, что нет. Тео может не понравиться режиссер, который слишком красив.

— Отличное рассуждение. Итак, на сегодняшний день этот вопрос остается открытым. Полагаю, что в качестве этого самого представителя новой продукции вам придется посещать всякие распродажи, съезды, конференции и так далее, и тому подобное. Мы будем настаивать на первоклассном размещении в отелях, на поездках только первым классом, и, естественно, все ваши расходы должны оплачиваться. Рекламную кампанию следует спланировать таким образом, чтобы у вас оставалось достаточно времени для отдыха и чтобы все эти посещения и визиты никогда не затягивались для вас слишком долго.

— Бернард, ты такой умный!

— И снова возвращаясь к финансовым аспектам. Ах, деньги! Что за отрадные перспективы открываются перед нами! Вы обговаривали сумму?

— Вроде бы нет.

— Я начну разговор с пятидесяти тысяч американских долларов в год, по уменьшающейся шкале в течение пятилетнего периода.

— Бернард, а ты не думаешь…

— Я думаю, что мистер Гэвин заплатит за ваши услуги.

— Бернард, — нерешительно сказала она, — смогу ли я проводить зимы на Вилле Глория? Мне так здесь нравится, а расставаться с моими дорогими, дорогими друзьями…

— Это будет записано в контракте.

— И еще одно, дорогой друг. В договоре необходимо предусмотреть подобающую компенсацию тебе самому, какой-нибудь там процент от общей прибыли или дохода, не знаю уж какой, должен перечисляться тебе. Ты так хорошо мне служишь, и всегда за такие небольшие деньги.

— Ваша долголетняя дружба — вот мое главное сокровище.

— Символическую плату, Бернард.

Его глаза затуманились.

— Пять процентов, Бернард.

Туман исчез.

— Десять процентов — нормальная ставка. Плюс обычные издержки.

Ее брови изогнулись, потом приняли обычное положение.

— Ты такой верный друг.

Фонт поцеловал протянутую руку Саманты:

— Chérie[106]…


Морри Карлсон жил в непритязательном номере выкрашенного зеленой и белой краской отеля, расположенного на полпути к вершине холма. Хозяевами и содержателями гостиницы была семья мексиканцев.

Узкая терраса позволяла Морри беспрепятственно обозревать залив. Солнце медленно клонилось к горизонту. Морри Карлсон, потягивая «Карта Бланка», описывал сложности изображения закатов Шелли Хейнз. Его лицо, его угловатые черты, его грубая кожа и угасающий, желтый свет делали Морри похожим на латиноамериканца.

Шелли наслаждалась плавным течением его речи, плавным вкусом мужского голоса.

— Я полагаю, проблема состоит в восприятии света, — говорил Морри. — Он ускользает от меня, а для художника, между тем, это жизненно важно.

Шелли чувствовала себя неловко всякий раз, когда Морри заговаривал с ней об искусстве и его истории. Но в то же время, находясь рядом с ним, она ощущала покой и уют: с ним ей никогда не нужно было защищаться.

— У меня талант на людей, — продолжал он. — На их лица и тела. Как-нибудь вы попозируете для меня. У вас великолепное тело.

Шелли напряглась, и пальцы ее крепче сомкнулись на стакане, который она держала. Почему мужчины всегда сводят разговор на то, как она выглядит, на секс? Все эти комплименты, вечные вопросы, замечания по поводу ее груди и ног… она знала, что все это преследует одну цель — затащить ее в постель. Она не хотела, чтобы с Морри было то же самое.

Шелли допила пиво.

— Каково быть красивой, Шелли? Я всегда смотрю на красивых людей так, как будто бы они какая-то уродливая аномалия, — настолько нереальными, невероятными они мне кажутся. Так каково это?

Ее мысли обратились в прошлое.

— В школе, — сказала она, — я была слишком пухлой, слишком неуклюжей даже для того, чтобы подавать на школьных собраниях сигналы, когда надо аплодировать.

— Школа, школа, — ответил Морри. — Каждый идет своей собственной дорогой. Какой бы ни была ваша жизнь, вы превратились в таинственную и выделяющуюся из всех женщину…

Она рассмеялась.

— «Таинственная и выделяющаяся из всех женщина» звучит так же хорошо, как самая красивая девочка в школе.

— Вы прекрасны.

Шелли покачала головой.

— Если бы это было правдой, я бы чувствовала это.

— Вы собираетесь стать очень значительной кинозвездой.

— Нет. Даже если то, что вы говорите, верно, на это нет времени.

— Вам по-прежнему не дает покоя это ваше желание умереть в канун Нового года! Выбросите это из головы, Шелли! Если бы вам было предназначено умереть, вы бы утонули тогда, в заливе.

Волна ужаса и страшных воспоминаний накатили на Шелли. Она задрожала.

— Там было так страшно. Одиночество. Это было самое худшее из всего — остаться там одной. Харри не должен был меня бросать, ведь не должен был, скажите, Морри?

Он не ответил.

— Я чувствовала себя такой… — она поискала нужное слово: — преданной. Я думала о Барбаре, и именно тогда я решила, что умру с радостью…

— О Барбаре?

— Я хотела, чтобы у нас с Харри все было хорошо, чтобы с ним я была не просто… пристроена. Мужчины всегда интересовались мной только затем, чтобы переспать. Я никогда не была достаточно умной или красивой для того, чтобы ожидать от них чего-то большего. И потом, когда я стала старше, я продолжала надеяться, что вот придет ко мне кто-то и все будет по-другому. Я так хотела быть с мужчиной, который, по крайней мере, поговорил бы со мной после этого, которому было бы не все равно, что думаю я сама. Какое-то время я думала, что у нас так получится с Харри, но и с ним все, как с другими. Так же…

— Барбара была моим ребенком, моей дочерью. Я залетела, так получилось. Его звали Рик, он был актером. Но я хотела Барбару, и даже если бы Рик на мне не женился, я бы оставила ее.

— Рик был уверен, что станет большой звездой, вроде Роберта Митчума или Богарта. Но у него так ничего и не вышло. Может, он был слишком уж красавчик; у него была мягкая смуглая кожа и большие глаза. Беда заключалась в том, что Рик был больше увлечен своим лицом, чем моим; свое собственное тело его возбуждало больше, чем мое. Иногда в постели он больше трогал себя, чем меня. Он считал каждую калорию, ежедневно делал гимнастику, а по вечерам измерял свою талию.

— Рика никогда не было рядом, когда я нуждалась в нем. Когда на свет появилась Барбара, он выехал на съемки — ему дали какую-то крошечную роль в телевизионном вестерне.

— Что за прелестной малышкой она была! Толстенькая, счастливая, всегда смеялась. Рику она так никогда и не понравилась. Как может человек не любить свое собственное дитя? В один прекрасный день он собрал свои вещи и ушел — Барбаре тогда было два года. Я была вынуждена чем-то заняться, чтобы заработать на жизнь нам обеим, поэтому я снова стала обходить всех агентов и продюсеров.