— Продолжайте, пожалуйста. — Она отказалась от сигареты, и Форман прикурил одну для себя.
— Существует теория, что до Кортеса в этой части Западного полушария высадились выходцы с Востока. В Южной и Центральной Америке ученые уже обнаружили некоторые признаки такого, если можно так сказать, посещения.
— И что?
— Я полагаю, что племя Чинчауа может оказаться прямыми потомками этих восточных переселенцев.
— И вы намереваетесь это доказать?
— Думаю, да. Но это лишь побочное направление в моей основной работе. Понимаете, я записываю язык Чинчауа в надежде создать для них письменный алфавит. И одновременно я пишу историю племени.
— Из легенд?
— Да. В действительности, я собираюсь доказать народу Чинчауа, народу Уачукан и другим горным племенам, что на самом деле они являются различными ветвями одной и той же семьи. Их языки очень схожи, в них множество одинаковых корней. Может быть, тогда они осознают, что нужно прекратить воевать друг с другом.
— Благородное чувство.
— И вы его не разделяете?
— Как продвигаются дела с вашим алфавитом? — спросил Форман, игнорируя ее вопрос.
Она покачала головой.
— Было очень трудно. Целыми неделями у меня ничего не получалось. А потом, неожиданно, язык начал мне поддаваться. Я сделала несколько открытий. Это тяжелая работа, а сложность самого языка и подозрения племенных вождей еще больше ее затрудняют. Вы только вообразите, в языке Чинчауа есть двенадцать синонимов глагола «бежать» и семнадцать вариантов слова «спать». А понятия «отступать» у них вообще нет, — добавила она.
— Сделать и умереть. На Мэдисон Авеню полным-полно таких упрямцев. Моя страна права или не права. К черту торпеды, которые мчатся на полной скорости к цели. Что дальше? — сказал Форман. — Слишком много усилий для шестидесяти семи дикарей…
Она заколебалась, потом решила продолжить.
— Я хочу опубликовать словарь, чтобы по нему могли учиться другие, чтобы они могли поехать в экспедиции, поработать в других деревнях. Когда появится письменный язык, можно будет создать самоучители, учебники. Народ Чинчауа сможет узнать современные методы ведения сельского хозяйства, выращивания скота, правила санитарии, основные приемы и способы медицинской помощи.
— Прекрасно. Но вы забыли об одной вещи.
— Какой это?
— Народ Чинчауа не умеет читать.
— Но они могут научиться, разве не так? — Она поднялась на ноги. — Пора возвращаться.
Несколько минут они шли, не прикасаясь друг к другу, словно разделенные невидимой преградой. Вдруг Форман споткнулся, поскользнулся на отполированном скалистом склоне и шлепнулся на камни; падение, однако, закончилось для него благополучно. Не в силах сдержаться, Грейс рассмеялась, ожидая, пока он не поднимется на ноги.
Форман перекатился на спину и, не вставая с земли, посмотрел на нее.
— С этой точки вы выглядите столь же хорошо, как и со всякой другой.
Ее настроение быстро изменилось.
— Вы не должны разговаривать со мной подобным образом.
— Я хочу, чтобы вы знали, как я себя чувствую.
— Прошу вас. Поднимайтесь. Мы должны возвращаться в деревню.
Он протянул руку, и Грейс отступила на шаг, скрестив на груди руки.
— Полагаю, я вам просто в достаточной степени безразличен. Что же, неотразимым я не являюсь, — сказал он с явным раздражением в голосе.
— Я… вы умный человек, я думаю…
— Я знаю, но мы чужие друг другу. Послушайте, точно такими же были люди Чинчауа, когда вы в первый раз приехали к ним. По крайней мере, предоставьте нам такой же шанс, что вы дали и им.
Он сел.
— Что вы хотите обо мне узнать? Спрашивайте меня обо всем.
— Хорошо. Вам нравится Акапулько?
Форман принял серьезное выражение.
— Он не так уж плох, но, с другой стороны, он просто ужасен.
Какое-то время она не знала, как реагировать на его слова. Потом рассмеялась.
— Мне кажется, вы не принадлежите к породе туристов. Что вы здесь делаете?
— Только, если вы сядете.
Она отступила еще на один шаг.
— Расскажите мне по дороге. Мы можем пойти медленно.
— Достаточно честно. — Он рассказал ей о фильме «Любовь, любовь», о том, как его разыскал Бристол, о том, как шла работа. — Бристолу нужно, чтобы я спланировал каждую сцену, каждый кадр, он хочет, чтобы съемки были закончены вовремя, и еще ему необходимо, чтобы я уложился в смету.
— А вы не можете работать быстро и, тем не менее, создать фильм, который хотите сделать?
— Я постоянно себе твержу, что могу. Но каждый раз, когда я останавливаюсь, чтобы подумать немного, рядом возникает старина Харри и требует, чтобы в фильме было больше секса и больше действия. «В кино необходимо действие!»
— Может быть, он и прав. Кино подразумевает действие, разве не так?
— Вообще-то конечно, но в кино, помимо всего прочего, могут быть еще и мысли. Фильм достаточно сложная вещь. В его создании участвует множество людей, и любое кино является результатом их сотрудничества, совместной деятельности. Но на площадке главный человек — режиссер, и, в конце концов, фильм принадлежит ему. Кино — это не только мой стиль письма, но и моя подпись. А я хочу подписаться под чем-нибудь хорошим.
— Я понимаю это.
— Понимаете, камера довольно-таки особый прибор, в определенном смысле ее можно сравнить с любовницей, у которой прогрессирующий невроз, — вам нужно обращаться с ней очень осторожно и знать, что вы делаете. И даже тогда она может отомстить вам.
— Видите ли, парень вроде Бристола не в состоянии понять камеру, не в состоянии постигнуть ту прелесть и большую, чем в реальности, настоящую, «кинематографическую» достоверность, которую вы, по крайней мере теоретически, можете достигнуть с помощью этой камеры, если только обладаете хоть каким-то талантом. Я не Бергман, но по меньшей мере мне хотелось бы быть Полом Форманом, и хотелось, чтобы этот фильм стал лучшим, чего я могу достигнуть. Черт! Надеюсь, это звучит не слишком самоуверенно…
Они вошли в деревню. В конце улицы, задом к горам, стоял красный «фольцваген» Формана.
— Я так не думаю. И хватит извиняться. Сделать эту картину — хорошее дело. По крайней мере, у вас будет возможность выяснить больше о себе самом.
Он взглянул на нее.
— Что заставляет вас думать, будто именно этого я хочу?
— Мне бы хотелось, чтобы сюда пришел человек, похожий на вас, — сказала она, не ответив на его вопрос. — Человек с кинокамерой, чтобы запечатлеть каждодневную жизнь народа Чинчауа. У них невероятно красивые, экзотические празднества. Музыка, правда, простая, но танцы замысловаты и экзотичны. Каждый на празднике рассказывает свою историю. — Они подошли к машине, и она остановилась, рассеянно улыбаясь. — Спасибо вам за шаль. Она очень красивая.
— Там, где я взял эту, есть еще, — ответил ей Форман, страстно желая выпустить наружу то непривычное, необъяснимое, мгновенное чувство к ней, чертовски близкое к мгновенному помешательству, если только такое было возможно. А еще больше он желал, чтобы она смогла ответить на него…
Парусник скользил по водам внешнего залива. Сидевшая на румпеле Шелли подняла голову и засмеялась навстречу ветру. В высоком голубом небе кругами носились чайки, а в воду нырял пеликан, всякий раз показываясь из воды с рыбой в гигантском клюве. Лодка быстро разрезала носом легкую мокрую зыбь, и Шелли чувствовала себя необычайно бодрой, почти невесомой.
Даже неистовый сеанс любви, через который провел ее Харри незадолго до того, как они сели в лодку, не смог омрачить ее радостного настроения. В действительности, если быть по-настоящему честной с собой (а это ей редко удавалось), Шелли понравилось это занятие любовью, как, впрочем, нравилось почти всегда. Харри был грубоват и в большей части случаев действовал так, как будто ему наплевать на то, что она чувствует, или на то, что он с ней делает. Иногда она просто притворялась, чтобы доставить ему удовольствие. Но когда Харри был действительно на высоте — на своей максимальной, естественной, эгоистичной высоте, — он становился другим, особенным мужчиной, и женщине приходилось отвечать ему, нравилось ей это или нет. И в этот раз Шелли гораздо больше понравилось, чем не понравилось, как ее любил Харри.
Непредсказуемый бриз приподнял крошечное суденышко, потом грубо бросил вниз, обдав брызгами Шелли и Бристола. Они понеслись прямо в открытое море.
Бристол боролся с гиком, стараясь удержать парусник вертикально.
— О, Харри! — воскликнула она. — Как восхитительно!
— Поворачивай эту чертову штуковину назад!
— А мы далеко от берега, Харри?
— По меньшей мере в нескольких милях. Поворачивай налево, а я попробую выправить парус.
Шелли кинула быстрый взгляд на волны, светящиеся отраженным светом. Вокруг не было видно ни одного суденышка, но вдалеке, у самого берега, она заметила сине-белые зонтики водных парашютистов.
— Поворачивай лодку назад! — закричал Бристол, и Шелли повиновалась.
Порыв ветра наполнил парус, и лодка накренилась, став похожей на гигантскую раненую птицу. Шелли сильнее нажала на румпель. Гик сорвался с места и быстро описал большую дугу, едва не задев при этом голову Бристола, который в последний момент успел пригнуться.
— Осторожней, черт бы тебя побрал! Ты нас утопишь!
Из-за горизонта с ревом вынырнула моторная шлюпка и промчалась прямо перед носом их лодки. Их сильно тряхнуло на кильватерной струе, и нос их парусника зарылся в воду. Ветер внезапно переменил направление, парус шаром выгнулся в другую сторону, и гик полетел прямо в спину Харри.
— Харри! Смотри! — Протянув руки, Шелли бросилась вперед, но гик, набирая скорость, скользнул мимо, пройдя над Бристолом всего в нескольких дюймах.
"Акапулько" отзывы
Отзывы читателей о книге "Акапулько". Читайте комментарии и мнения людей о произведении.
Понравилась книга? Поделитесь впечатлениями - оставьте Ваш отзыв и расскажите о книге "Акапулько" друзьям в соцсетях.