— Значит, я вам действительно небезразличен! Иначе вы не запомнили бы, как меня зовут.
— Какой возраст? — резко повторила она вопрос.
— Это был только прием — и жалкий прием, уверяю вас, — чтобы привлечь ваше внимание. Разве вам не все равно, что мне не все равно?
— Какой возраст?
— Тридцать.
— Двадцать шесть, и я на них не выгляжу.
— Это верно. Вы на них не выглядите. Я просто слепец, совсем не умею рассуждать. У вас просто такая манера держаться, как у зрелой женщины, и…
— А у вас обширная практика, я уверена в этом.
— Нет, нет. Нет. Прошу вас, не губите нас в приступе своей девчоночьей обиды.
Короткий смешок, по-прежнему оборонительный.
— Возьмите шаль. Она вас согреет, будет напоминать об этой встрече.
— Я не могу этого сделать, — возразила она.
— Я купил ее вам, — сказал Форман ровным голосом.
— Извините, — ответила она и заспешила прочь.
Он посмотрел ей вслед. Красивая форма бедер, смыкающихся правильной, естественной дугой, твердая и многообещающая попка под легкой материей.
— Я люблю тебя! — заорал Форман ей в спину. Прохожие, бросая на него любопытно-тревожные взгляды, спешили пройти мимо. Если она и услышала, то не подала виду. Девушка забралась в потрепанный «джип», припаркованный у обочины, сдала назад, вырулила, протянула tamarindo банкноту в один песо и, даже не посмотрев в сторону Формана, умчалась прочь.
Он уставился на шаль, которую держал в руках. Потом отправился назад, повторяя пройденный недавно путь. Зайдя в магазин Санборна, он обратился к продавщице за аптечным прилавком на испанском:
— Señorita, мне необходимо ваше содействие в одном очень важном деле.
— Да, сэр.
— Здесь была молодая женщина, несколько минут назад. Американка с длинными русыми волосами, кожей цвета отполированного мрамора, очень высокая, с прекрасной фигурой. Не то чтобы я обратил на нее внимание…
Продавщица улыбнулась.
Форман показал ей шаль.
— Она обронила это, когда выходила. Я побежал за ней, но опоздал, не смог догнать.
Форман спрятал шаль за спину:
— Только подумайте! А что, если сеньорита захочет ее надеть? Какая трагедия! Если вы мне скажете, где она живет, я сам доставлю ей эту шаль. И прямо сегодня же.
Продавщица подняла брови, очевидно удивленная таким рвением.
— Сеньорита Бионди живет в горах. Идти туда не совсем хорошая мысль, мне так кажется.
— В горах?
— Вместе с племенем Чинчауа. В их роду не любят пришельцев.
— В горах иногда бывает холодно, особенно по ночам. Плотная шаль там всегда может пригодиться. А какое у сеньориты Бионди христианское имя?
— Грейс, señor.
Форман поблагодарил ее и направился к выходу.
— Señor собирается идти в деревню Чинчауа?
— Да.
— С вашего разрешения, señor, один совет. Не ходите туда невооруженным…
Глава 5
В Акапулько отпускники добирались главным образом самолетом, также на машине, на автобусе, а некоторые на частной яхте. Они останавливались в гостиницах и меблированных комнатах, находили прибежище в домах знакомых и друзей, снимали коттеджи у местных хозяев. Они заполоняли рестораны, переполняли бары, оккупировали ночные клубы. Днем одни толпились у бассейнов и на пляжах, переводя неимоверное количество кокосового масла и йода, чтобы загореть до черноты. Прочие, расположившись в тени крытых пальмовыми листьями домиков, посасывали приправленный ромом и текилой ананасовый сок и огромными тарелками поглощали camarones а la placha[90], рассматривая проходящую публику в поисках лица, которое придало бы пущий интерес их отпуску.
По заливу, обращенному к Плайа-Кондеза, носились лыжники, перечеркивая водную гладь широкими пенящимися кругами; более смелые отдыхающие поднимались в воздух на небольших, ярко раскрашенных парашютах, привязанных тросами к скоростным моторным лодкам. Дальше в море, похожие на гигантских пауков-водомерок, легко скользили по воде небольшие суденышки, их цветные паруса яркими пятнами выделялись на фоне безоблачного горизонта.
Сезон официально начался. Целыми днями и ночами, непрерывной чередой сменяя друг друга, устраивались вечеринки и приемы — на частных виллах и в более дорогих ресторанах и клубах. Но эти развлечения, по общему и единодушному мнению, носили характер лишь незначительных светских событий, посещением которых не затруднял себя ни один из наиболее именитых жителей города.
Всю неделю журналисты, ведущие в «Ньюс» светскую хронику, были вынуждены заполнять место в газете именами каких-то производителей дамской одежды, секретарей-распорядителей и отставных военных (причем в звании ниже генерала!). Время настоящих людей, людей с весом, еще не настало: они либо еще не прибыли, либо уже прибыли, но еще не устроились на новом месте.
Воскресенье. По набережной неспешно прогуливаются пары, лениво поглядывая на лодки и похожие на кружева рыбацкие сети, вытащенные на берег и растянутые для просушки. Прочие отправились на небольшой базар напротив магазина Санборна, чтобы купить себе украшения и кокосовое мыло. Некоторые предпочитают в это время, до того как будет подана comida, — спать на воздухе или в помещении, восстанавливая силы после предыдущей ночи и предвкушая удовольствия ночи, которая наступит сегодня.
Но не Харри Бристол. Сегодня он с восьми пятнадцати утра на ногах — изучает и пересматривает смету «Любви, любви». Денег оставалось негусто. И это несмотря на то, что первоначально составленная смета на бумаге выглядела просто великолепно: в ней был учтен, проверен и перепроверен каждый доллар.
Съемки фильма, его производство изменили эти финансовые планы и проекты. Роль злодея принадлежала, конечно, Форману: он постоянно хотел получить еще один лишний дубль, он вечно экспериментировал с различными углами установки камеры, он всегда старался попробовать другие съемочные площадки. Бристол выругался; его желудок заурчал в ответ. Он кинул в рот энтеровиоформ и запил его кокой[91]. «В жизни не притронусь к мексиканской воде, — подумал Бристол, — будь она хоть трижды очищенной!»
— Харри! — позвала Шелли, выходя из ванной комнаты.
— Что с тобой такое случилось? Не видишь что ли, что я работаю?
Она изучающе посмотрела на его затылок. Как странно, она никогда раньше не замечала ни его чрезмерной толщины, ни непропорциональности. Мужчины-крепыши с буграми мускулов никогда не нравились ей. Тем не менее здесь она вместе с Харри. «Над этим стоит подумать», — сказала она себе.
— Харри, — повторила она. — Сегодня воскресенье.
— Трижды «ура» по поводу воскресенья.
— Мы в Акапулько, Харри.
— Скажи мне лучше, чего я не знаю.
Его волосы на макушке внезапно показались ей очень уж редкими. Ей пришла в голову мысль, что сейчас она впервые смотрит на Харри, и у нее было такое ощущение, что она совершает что-то похожее на предательство. Нет. Она слишком много значения придает условностям.
Шелли мягко дотронулась до его плеча.
— На улице так прекрасно, Харри. Давай займемся чем-нибудь, давай пойдем куда-нибудь…
— Я уже занят чем-нибудь. Я работаю. Хочешь — иди сама, я не возражаю.
Она состроила его затылку гримасу и прошла в другую комнату. Там она сняла свое платье и заменила его на белые шорты в обтяжку и бирюзовую блузку без рукавов. Удовлетворенная своим видом, Шелли присела на кровать.
Что предпринять? Может, пойти в бассейн или на какой-нибудь из пляжей? Но быть одной на публике — ее всегда беспокоила такая ситуация. А особенно в бикини! Шелли нравилось ощущать свою привлекательность в глазах мужчин, но в то же самое время, замечая эти оценивающе-восхищенные взгляды, которых она — действительно — ждала, Шелли чувствовала страх, даже какой-то неотчетливый стыд.
Она подумала о Морри Карлсоне. Со дня их первой встречи она еще два раза видела художника. Один раз, вечером, она вместе с Морри, с разрешения Харри, пошла в бар отеля «Мирадор», чтобы посмотреть оттуда на прыгунов со скал. И еще один раз, днем, Морри навестил площадку, где они тогда снимали свой фильм. Шелли представила художника Харри и Форману, нескольким другим членам их съемочной группы. Тем вечером Харри просто сочился сарказмом, обсуждая строение тела Морри. Шелли ненавидела Харри за это, сама при этом удивляясь своему мужеству: как только она могла чувствовать такое к Харри…
В шкафу, заложенный пустыми чемоданами, стоял написанный Морри портрет Шелли, уже в рамке, под стеклом, завернутый в зеленую с золотом бумагу. Это будет ее подарком Харри на Рождество, на будущей неделе. А вдруг… вдруг подарок сможет прямо сейчас отвлечь его от работы, и ей удастся убедить его пойти куда-нибудь? Шелли вынесла портрет в другую комнату.
— Харри, — приступила она.
— Не сейчас, я же тебе сказал.
— Это тебе, Харри.
Он отложил ручку, медленно повернулся вокруг, с явным неодобрением оглядел ее.
— Какие у тебя шорты, — сказал он.
— Тебе нравятся? Это новые.
— На тебя будет пялиться каждый зевака на пляже.
— А ты ревнуешь? — поддразнила она его.
— Просто не одевай их вообще. Если я захочу, чтобы ты выставлялась для других, я тебе скажу.
— Хорошо, Харри, — быстро согласилась она. — Я их сменю. Но сначала у меня для тебя есть подарок. — Она протянула ему завернутый в бумагу рисунок.
Он взял пакет, как будто это было какое-то опасное оружие.
— Это подарок, глупыш. Открывай.
Бристол развязал ленточку, сорвал бумагу и стал изучать портрет.
— Это ты, — наконец сказал он.
— Тебе нравится?
Он посмотрел на портрет, потом на Шелли, потом снова на портрет.
"Акапулько" отзывы
Отзывы читателей о книге "Акапулько". Читайте комментарии и мнения людей о произведении.
Понравилась книга? Поделитесь впечатлениями - оставьте Ваш отзыв и расскажите о книге "Акапулько" друзьям в соцсетях.