— Нет, — сказал Форман. — То, что мы ищем, должно быть простым и иметь натуральную расцветку.

— Sí, sí. Aquí tiene colores naturales. Sí[85].

На прилавок было вытащено третье серапе, с изображенной на ней птицей, вытканной черными, коричневыми и белыми нитками. Форман покачал головой и снова засмеялся. Индейцы сконфуженно переглянулись, но вскоре все они тоже смеялись. Уловка не прошла, но мексиканцы были рады сообразительности своего предводителя, а также довольны таким интересным и занимательным началом дня, который, не будь здесь этих чужеземцев, прошел бы скучно и обыкновенно. Большой американец был дружелюбным и симпатичным, даже несмотря на то, что так плохо говорил по-испански. И он пока не собирался уходить, так что сделка все еще могла состояться. Было развернуто еще одно серапе.

Именно в этот момент самый низенький из четырех мексиканцев выступил вперед. Глаза его были нацелены на наручные часы Чарльза, которые тот носил пристегнутыми к петле пояса своих джинсов.

— Сколько стоят такие часы, как эти? — задал вопрос индеец.

Форман перевел.

Чарльз поднес руку ко лбу:

— Я не знаю. Мой отец подарил их мне, когда я начал заниматься футболом в школе. Его ошибка. Через неделю меня вышибли из команды… Не знаю, около двух сотен монет, я полагаю.

Форман повернулся к индейцу.

— Они стоят очень много денег.

Индеец глубокомысленно кивнул.

— Я дам вашему другу за часы пятьдесят песо.

— Señor, эти часы очень дорогие, они стоят больше, чем двадцать хороших серапе.

Индеец изучающе вгляделся в лицо Формана и решил, что торг может продолжаться.

— Очень хорошо, семьдесят пять песо.

Форман перевел.

Чарльз ответил:

— Это был подарок.

— Часы были подарком, — сказал Форман по-испански.

Индеец внимательно осмотрел часы.

— О, так это, наверное, было очень давно. Все такое забывается. Я заплачу вам восемьдесят песо.

— Нет, señor, — ответил Форман. Чарльз и Беки начали уходить.

— Мое окончательное предложение, — крикнул им вслед мексиканец.

Форман приветственно поднял руку и последовал за Чарльзом и Беки. Индейцы позади них снова опустились на корточки и начали между собой какой-то серьезный разговор.

— Такое впечатление, что вы пришлись по душе этим индейцам, — осторожно заговорила Беки с Форманом, как будто опасаясь, что тот сможет воспользоваться мягкостью, которую она проявит по отношению к нему.

— Мне нравится торг, мена, — ответил Форман.

— Но мы же ничего не купили.

— Они к этому относятся так: не сегодня — значит завтра. Если не мы, то кто-нибудь еще. Эти рынки представляют как бы мексиканские традиции в миниатюре. И если не ждать от мексиканцев, что те будут действовать по-американски, рынки даже полезны.

— Как мой отец, — вступил в разговор Чарльз. — Если ты не похож в точности на него самого, он считает, что ты вроде какого-то свихнувшегося извращенца или даже хуже.

— А он хоть раз ходил на рынки?

— Вы что, шутите?! Он совсем другого склада человек. Акапулько для него источник всяких паршивых развлечений, он их просто обожает, всяких там куколок с загорелыми задницами. В его возрасте он мог бы по меньшей мере быть… ну, вы понимаете, — более сдержанным, что ли.

— Ты имеешь в виду — оставить девочек в покое?

— Ну, по крайней мере, вести себя соответственно своему возрасту.

— Как мне кажется, твой отец не намного меня старше, а мне все еще нравятся девочки, если мне будет позволено это заметить, — сказал Форман, поглядывая на Беки и улыбаясь.

— Ну, — мрачно заметила она, — вы не кажетесь мне таким старым.

— Вы здорово умеете находить общий язык с другими, — сказал Чарльз. — Вроде бы вам не безразличен человек, с которым вы говорите. Вы сразу просекли этих индейцев, и они поняли это. А отец только лабудой занимается. Он бы ни за что не стал разговаривать с этими местными по двум причинам. Во-первых, их преступление в том, что они индейцы, а во-вторых, еще большее, — в том, что они нищие.

— Может, он таким и сам был когда-то, — ответил Форман. — Может, у него просто паршивые воспоминания обо всем этом.

— Ладно, только не надо, — прервал его Чарльз. — Я было начал думать, что вы можете говорить правду. Мы же не полные придурки, правда. Я не говорил, что нищим быть хорошо, и я так не думаю. Но продолжать жить своим прошлым или как там все это назвать — просто идиотизм.

— Аминь, — добавил Форман. — Ну что ж, по крайней мере, ты вроде бы чувствуешь что-то про своего отца, и это лучше, чем ничего. Тебе это небезразлично, и, если тебя это будет волновать в достаточной степени, может быть, у тебя получится поладить с ним. Кто знает, — ты и твой отец все еще можете найти общий язык. Извини, что я тут такую речь произнес…

— Будь спок. Но я и мой отец? Может, и так… только я что-то сомневаюсь в этом…


Через пять минут, отделившись от Чарльза и Беки, Форман в первый раз увидел высокую девушку с волосами цвета пшеницы. Она стояла, прочно утвердив ноги, и торговалась с пожилой женщиной о цене на шаль. Торг был быстрым и благожелательным; губы девушки то растягивались в улыбке, то опускались, изображая преувеличенное несогласие. Сделка зашла в тупик, и незнакомка, произведя заключительный жест рукой, медленно пошла прочь. Хлопчатобумажное платье свободного покроя, которое она носила, было не в состоянии скрыть очертания налитого, зрелого тела девушки.

Поддавшись импульсу, Форман заспешил к старухе. Он показал на шаль, которой интересовалась девушка.

— Скажите мне вашу цену, — попросил он торговку.

— Шестьдесят песо, señor. Работа очень сложная и…

— Пятьдесят, — оборвал ее Форман, вытаскивая деньги.

— Bueno[86]. Сегодня у меня не особо шла торговля, а уже становится поздно.

Зажав шаль подмышкой, Форман последовал за высокой девушкой. Какое-то время, несколько долгих минут, ему казалось, что он потерял ее. Он перешел к другому ряду лотков, пробирался через толпу, отыскивая эти единственные здесь волосы цвета пшеницы. Наконец, он заметил ее — на голову выше остальных — и попытался ускорить шаг.

— Con permiso. Perdón[87].

Он поднял голову — она исчезла. Форман обыскал соседние ряды, потом кинулся к выходу с рынка. Нигде никаких следов. Он внезапно почувствовал озноб. Испугавшись своей реакции, он быстро пошел вверх по одной из улиц, потом спустился по другой, потом еще раз и еще, описывая круги вокруг площади. Незнакомки не было.

Ощущая внутри растущее чувство потери, он продолжил поиски на zócalo, затем свернул на Костеру. Зайдя в магазин Санборна, стал лениво листать какие-то книжки в бумажных обложках, не испытывая к написанному никакого интереса. Пошел к выходу. У дальней стены магазина, около аптечного прилавка, — волосы цвета пшеницы. Форман рванулся вперед, но, прежде чем смог настичь девушку, она уже покинула магазин через ближайший выход.

Форман бросился за ней. Она быстрым и свободным шагом двигалась по Костере. Он пустился бежать, догнал, пошел медленнее, стараясь попасть в такт ее шагам. Форман с грубоватым любопытством вгляделся в ее профиль. Четко вырезанные черты лица, мудрый гладкий лоб, большие глаза. У нее был прямой нос, а кожа блестела в солнечном свете как каррарский мрамор[88].

Постепенно она начала осознавать его присутствие, кинула на него быстрый взгляд; выражение ее лица было холодным и надменным. Она пошла быстрее.

— Эй, — сказал он, — не убегайте снова.

Она продолжала идти.

— Будьте дружелюбной, — опять начал Форман, нагоняя ее. Он протянул ей шаль. — Я пришел к вам с подарком.

Девушка резко остановилась и посмотрела на шаль так, как будто рассматривала какой-то враждебный и опасный объект. В уголке ее рта показался кончик языка.

— Это для вас, — произнес Форман, чувствуя себя до невозможности неуклюжим. — Подарок.

Она покачала головой.

— Я никогда не видела вас раньше.

— Послушайте, — сказал он, показывая ей ладони. — Здесь нет никакого подвоха. Никаких обязательств. Я ничего не прячу за пазухой. Там, на этом рынке… я увидел вас, захотел с вами познакомиться. Только и всего…

Ее глаза смерили Формана. В конце концов она рассмеялась, польщенная, но в то же время еще, очевидно, не избавившись от подозрений.

— Вы взвалили на себя кучу проблем. Но никаких «спасибо». Прощайте, кто бы вы ни были…

Она снова уходила от него.

Он не отставал ни на шаг.

— Меня зовут Пол Форман. Это имя должно внушать доверие, дружелюбие, продолжение отношений. Будьте моим другом.

— У меня есть друг, — легко ответила она, не глядя на него.

— Не такой, как я. Смотрите, какие у меня рекомендации для дружбы: четвертый во всем классе в Йеле[89], по крайней мере я мог бы им стать, если бы не бросил учиться еще в молодости; великолепный игрок в шахматы; выдающийся пловец на короткие дистанции. Правда, я слишком много курю, но скоро обязательно брошу. Ну, что вы на это скажете?

— Это должно осчастливить вашу жену.

— И именно это вас и беспокоит? Я не женат. Правда, я был однажды, но она давно стала угасающим воспоминанием без каких-либо последствий.

— Меня это не интересует.

— Детишками я также не обзавелся. Я свободный и сорокалетний, если не считать некоторых навязчивых идей, что не такая уж редкая штука в жизни.

Ее широкий рот, казалось, вот-вот снова засмеется, но она сдержалась.

— Учтите, что я вам сказал, прежде чем совершить деяние, которое может погубить обе наши жизни. Девушке вашего возраста следует думать о своем будущем…

Глядя ему прямо в глаза, она спросила:

— А какой у меня возраст, мистер Форман?