— Но разве он не помог этим людям? Разве они не начали больше зарабатывать, лучше жить? — спросила Шелли.

— Ух ты! — воскликнул Лео. — Ты это без балды?

— Веди себя вежливо, — мягко попросил Форман.

— Посмотрите на это место, — продолжил Лео. — Все запружено туристами. Тратятся целые состояния. Но деньги идут к деньгам. Кругом одни дельцы. Люди берут, только берут. Никто не получает удовольствия, никто не наслаждается, никто не расслабляется. Нет никакой любви. А платная дорога завершила начатое, — заключил он.

— Когда это было?

— Что-то около 1950, и раз, готово — второй Кони-Айленд[52] в Мексике!

— Если бы я думала, как вы, — сказала Шелли, — ни за что не приехала бы сюда.

— Может и так, — согласился Лео, снова обращая свои водянистые глаза на Шелли. — Вне этого мира меня нет. Никакой погони за прибылью, никакой боли, просто наслаждение красотой дня, вот и все. Я с людьми, настоящими людьми, все мы одно большое племя. Мы любим…

— Прошу прощения, — перебила его Шелли.

Лео погладил волосенки на подбородке и всем своим видом продемонстрировал непоколебимое пренебрежение.

— А мы можем встретиться с некоторыми из ваших друзей? — снова заговорила Шелли.

— Масло и вода, — нараспев протянул Лео. — Масло и вода.

— Это означает, — пояснил Форман, — что Лео сноб. Мы недостаточно хороши для того, чтобы смешаться с этими его любящими друзьями.

Лео открыл рот, собираясь что-то сказать, потом захлопнул его и уставился в пространство.

— Веселей, — подбодрил его Форман. — Ты не можешь лишить мир своей истинной, любящей натуры. — Бледная кожа еще больше обтянула его лицо и, казалось, отсвечивала. — Ладно, давайте валить отсюда. Веди нас, благородный Лео…

Потом был ночной клуб, который словно вгрызся в винный погреб какого-то частного дома. Толстые каменные стены, высокие своды, низкие ложа и «марьячис»[53], поющие романтические латинские песни, — вот достопримечательности этого заведения. Американцы потягивали бренди, и Форман чувствовал, как в нем растет нетерпение.

— Стоит только завернуть за угол и все марьячис в Мексике твои. Давай-ка лучше займемся этим в следующий раз, Лео…

Двадцатиминутная поездка на такси привела их в дальний конец Костеры, на дискотеку. Форман переключился на скотч. Он наблюдал за танцующими и воображал себя находящимся где-нибудь в Нью-Йорке, или в Чикаго, или в Сан-Франциско. Усиленный аппаратурой, рок бился и пульсировал внутри самого черепа, и Форман попробовал отключиться от музыки. Безуспешно. Он заказал еще порцию.

Рядом с их столиком танцевал мужчина с плечами игрока в футбол; взгляд мужчины был прикован к дергающемуся тазу его партнерши. Толкнув спиной Шелли, он продолжал танцевать, не сбившись при этом с ритма.

Форман поднялся на ноги, развернул танцора к себе. Его речь была уже тяжелой и невнятной.

— Осторожней, приятель!

Футболист ухмыльнулся.

— Что надо?

— Если ты слишком напился, чтобы смотреть…

Футболист заморгал.

— Похоже, это ты здесь самый пьяный, мистер.

Шели схватила Формана за руку.

— Прошу тебя, Пол, все в порядке.

Пол выбросил вперед кулак. Рука футболиста мгновенно взметнулась, отражая удар, и в следующую секунду Форман беспомощно барахтался в медвежьих объятиях великана, который почти оторвал Формана от пола.

— О, Господи! — закричала Шелли.

— Мир! — провозгласил Лео, благоразумно отодвигаясь в сторону.

Футболист свалил Формана обратно на его стул.

— Мир, — охотно и весело отозвался футболист. — Или разбитая физиономия, как хочешь, выбирай. — И гигант вернулся к своей партнерше, которая ни на секунду не прервала своих круговращательных движений.

У Формана, почти сползшего со стула, отвисла челюсть.

— С вами все в порядке, Пол? — с тревогой спросила Шелли.

— Ух ты, — прокомментировал Лео. — Тебе повезло, приятель. Этот парень мог бы так тебе надрать задницу…

— Пошли, — хрипло сказал Форман.

— Куда?

— Пошли, — повторил Форман. — Пошли!

Тут вмешался Лео:

— Я знаю одно местечко…


Такси обогнуло собор и взобралось на крутой подъем, едва не задавив при этом пару совокупляющихся собак. Перевалив через холм, машина загрохотала вниз, пересекла автостраду и запрыгала по грязной дороге. Затем водитель повернул налево, потом направо, потом снова направо.

— Где, черт возьми, мы находимся? — угрюмо спросил Форман. Его гнев прошел, и остался только стыд, да еще непреодолимое желание наказать кого-нибудь за свое унижение.

Такси остановилось у дверей каменной стены. Они вышли из машины.

— Что это такое, Лео?

— Где твоя вера, малыш? Иди по дороге, вымощенной желтым кирпичом. Сюда. — Стена окончилась, и они очутились на тропинке из булыжника. Через пятьдесят футов им встретилась еще одна, более новая стена, верхняя часть которой была утыкана стеклянными осколками, вмурованными в цемент. В ответ на стук Лео распахнулась резная деревянная дверь, и в проеме в красно-синей униформе с латунными пуговицами возник рослый детина-мексиканец. Он с кислым и мрачным видом оглядел их компанию и посторонился, пропуская гостей.

— Pase, por favor[54].

— «Эль Тибурон»[55], — сказал Лео, входя первым.

Они пересекли широкий патио, обрамленный кактусами. Сверху свисали, раскачиваясь на проволоке, желтые фонари. Из фонтана неубедительно сочилась вода, а рядом с диким апельсиновым деревом стояла раскрашенная часовня, воздвигнутая в честь какого-то неизвестного святого.

— Как красиво! — воскликнула Шелли. — Мирно, спокойно, даже как-то ласково. Хотела бы я жить здесь, есть под открытым небом, чтобы меня всегда окружала эта красота.

— Я знал, что тебе понравится это место, — отозвался Лео.

Короткий каменный коридор вывел их в сад, благоухающий цветущими кустарниками и деревьями. Шесть невысоких ступенек вверх — и они на широкой террасе, примыкающей к фасаду массивного дома, выстроенного в колониальном стиле. Французские двери вели в просторную залу с расставленными тут и там диванчиками. Мерцающее пламя свечей делало комнату меньше, чем на самом деле, уютнее и интимнее. Эхом отдавались негромкие голоса, и в тусклой дымке скользили какие-то темные фигуры.

Женщина в ниспадающем платье усадила их и приняла заказ. Через несколько минут их обслужила мексиканка в белой кружевной блузке и брюках в обтяжку.

— Что скажете насчет этого! — с гордостью в голосе воскликнул Лео.

Шелли заговорила шепотом:

— Я никогда не видела… так все странно… таинственно.

— Экзотика, — согласился Лео. — Вставь это в свое кино, — обратился он к Форману.

Форман сделал усилие, чтобы отогнать пелену, застилавшую все перед его глазами.

— Лео, — начал он, слова выходили медленно и тяжеловато. — Помнишь «Маленький Большой Рог»…

— Приятель, да ты здорово нагрузился!

Форман прижал ладони к глазам, потряс головой, вглядываясь в темноту. Мир исчез, был преобразован, превратился в суперколоссальный фильм производства «Сесил Б. Де Милле»[56] — прекрасный, грандиозный, монументальный. «Спешите! В ролях…» Какая-то женщина вплыла в фокус, и Форману показалось, что она до пояса раздета. Он моргнул, пытаясь сделать изображение резким, но женщина слишком быстро исчезла.

Форман очень хотел напиться. Напиться до безумия, до помрачения рассудка. Напиться наверняка, напиться так, чтобы можно было с полным основанием выглядеть абсолютным идиотом в глазах окружающих, — напиться для того, чтобы иметь вне себя неоспоримую причину, понятное всем объяснение того состояния оцепенения и окоченения всех своих чувств, которое иначе выглядело бы просто нелепым и неуместным… Напиться, чтобы скрыть и оправдать свое переполненное злостью разочарование, свою неспособность стать тем человеком, каким он хотел быть… каким ему необходимо быть. «А каким..?» Мимо него пробежал официант, и Форман вцепился в него, требуя повторить заказ для всей компании. Напряжение в Формане нарастало, овладевало всем содержимым его черепной коробки. Над левым глазом внезапно вспыхнула пронзительная боль. Невидимые путы удерживали его на месте, а вокруг сгрудилось полчище беззвучно вопящих от радости лилипутов, вонзающих свои заостренные копья в его тело.

Где-то в темноте зазвучала гитара. Форман напрягся, чтобы вспомнить мелодию.

— «Эстрельита»? — завопил он срывающимся голосом.

— Что?

— Песня, песня, да эта песня, черт подери…

Музыка перемежалась девичьим смехом, в котором не было слышно ни чистоты, ни удовольствия. На Формана накатил страх, и он подавился его злобой.

— Что, черт возьми, происходит?

— Там играют…

— Куда мы приехали?

— В «Эль Тибурон»…

— Чтоб они сдохли, все эти акулы!

Откуда-то из темноты выплыл голос Лео.

— Я буду поблизости.

Кто-то держал Формана за руку. Он дернулся, чтобы высвободиться. Его куда-то тащила Шелли, очень маленькая Шелли, как будто стоящая в конце длинного туннеля.

— Нам надо идти…

Прямо перед ним остановилась высокая девушка в розовом кружевном платье. Ее глаза казались огромными кругами, а на губах, словно приклеенная, застыла улыбка.

— Потанцуй со мной…

Форман танцевал, двигаясь сквозь мрак. Из невидимых углов комнаты доносилась чуть слышная музыка и шарканье ног других танцующих. Девушка была крупной, ее руки цепко держали Формана, а от живота через одежду просачивался жар.

— Меня называют Чарлин.

— Называют?

— Люди называют. Мужчины.

— Как еще они тебя называют? — Он рассмеялся, и знал, что это не смешно.

— Разные мужчины имеют разные вкусы. А у тебя есть что-нибудь особенно любимое?