— У нас есть свободная спальня на втором этаже, — подал голос Игнат. — Шумоизоляция на высшем уровне, сам проверял, — и улыбнулся довольно, когда Алекс на него глянул. А Айя шагнула ему за спину, уткнулась лицом между лопаток, пальцами в пиджак вцепилась.

— Придурок, — выдохнул Алекс беззлобно и Синеглазку поймал за запястье, выудил из-за спины, лицом к лицу сталкивая с ее кошмаром. А она вся будто закаменела, запрокинув голову, и с такой силой сжала его ладонь, впиваясь ногтями в кожу, что наверняка следы останутся. — Родная, познакомься. Это Игнат — мой друг. Игнат…

— Вряд ли ты рада встрече, девочка, — усмехнулся Крушинин под цепким взглядом Алекса. Ведь договорились же! Алекс ему все в подробностях расписал, и Игнат вроде понял. На кой ляд тогда эти выпады? — Но я рад, — взглядом обрубив злость Алекса, — наконец, познакомиться с тобой, — и руку ей протянул, а когда Айя, явно заставляя себя ответить на приветствие, вложила в его свою ладонь, с легкой улыбкой прикоснулся к ней губами. Алекс закатил глаза: джентльмен, мать его! Синеглазка вздрогнула и резко отстранилась, теснее прильнув к Алексу. Настолько, что, казалось, слиться с ним хотела. Алекс обнял ее за талию, широкой ладонью накрыв живот, одновременно оберегая Айю и их ребенка. Их — он не сомневался. Разве что в первые минуты, а потом понял — его и точка. Вся она. Все в ней — его. В неосознанном жесте Синеглазка накрыла его ладонь своей, переплела их пальцы.

— Охренеть, — резюмировал Игнат и со странным выражением лица покачал головой, будто собственным глазам не верил. — Не ожидал. Не ожидал. Айя, девочка, я покорен, — и за сердце схватился, изображая меру своего поражения, не разрывая взгляда, в котором читалось веселье.

— Надо Асе сказать, чтобы не наливала больше, а то ты тут всех девиц покорять начнешь, — хохотнул Алекс, обходя повеселевшего Игната и увлекая жену за собой. — Пошли искать именинницу.

— Ой! — Синеглазка вдруг застыла каменным изваянием — не сдвинуть.

Алекса мгновенно пот прошиб и холодно стало до омерзения. Резко развернул ее к себе, в ладони лицо взял, выискивая ответы на самое худшее и…расслабился в один момент, когда ни следа боли не обнаружил, ни тени страха.

— Подарок, — прошептала она, напрочь растерявшись, и даже рванула было назад, к машине, где этот ее подарок и остался, но Алекс остановил, прижал к себе, на мгновение уткнувшись носом в ее макушку, вдыхая сочный летний аромат ее волос. Просто так, потому что захотелось. Вообще ее все время хотелось трогать, обнимать, целовать. И не отпускать никуда и никогда. А еще лучше спрятать ото всех и любить…до одури, до изнеможения, до полной потери себя в ней. И не только в постели. Он давно вырос из тех лет, когда трахал едва ли не все, что движется, женского пола. Было время, когда ему было плевать на возраст, цвет волос и даже цвет кожи. Возбудила — она его. Впрочем, в то время даже напрягаться не приходилось — девки на него табуном вещались, мечтая только об одном — залезть к нему в трусы. Именно так, потому что кровать не всегда рядом обнаруживалась. Хотя в свою он никого не пускал. Даже на порог своей квартиры. Его дом, его крепость. Айя первая и единственная женщина, ради которой он нарушил собственное правило. Леська не в счет. А Марина… с ней все было не по-настоящему. Давно их отношения стали настолько игрушечными, что, казалось, так не бывает. Он ошибся. Только понял это поздно. А ведь до последнего цеплялся за отголоски их прошлой сумасшедшей любви, хоть и не признавался ей. Для нее он давно умер, а он, наконец, смог поставить точку. С Айей все было не так. Вернее, так было. Как надо. Как когда-то в детстве он внушал Леське, разубеждая ее любить Серегу. Правильно. Он как будто себя собрал по частям. Нашел вторую половинку, как бы «слюняво» это ни звучало. Нашел. Себя в ней. Не пытающимся что-то кому-то доказывать. Не рвущим жилы ради той, что с легкостью перешагнула через него. Рядом с Айей он был тем, о ком давно умудрился забыть. Она воскрешала в нем того пацана с дикой жаждой жизни, готового в лепешку расшибиться ради самых близких. Для него Айя стала ближе всех. В один момент заграбастав его сердце, даже не подозревая об этом. Рядом со своей женой он хотел жить. Ради нее и ради их семьи. Настоящей, какой ему всегда не хватало.


— Алекс, — Синеглазка легко толкнула его в плечо, вытряхивая из собственных мыслей. Даже не заметил, как в себя ушел, ничего не замечая вокруг, кроме ее нереально синих глаз. Не чувствуя ничего, кроме ее дурманящего запаха, въевшегося в самую подкорку.

— Я принесу, — улыбнулся, разом забирая ее растерянность и беспокойство. Пальцами в волосы зарылся, слегка потянул, заставляя ему в лицо посмотреть. И губами ее скулы коснулся. — Ничего не бойся, Синеглазка, — почти приказал, когда она щекой о его губы потерлась с явным наслаждением. Ухмыльнулся. А у самого внутри все словно кипятком ошпарило от такой невинной ласки. — Тебя здесь никто не обидит, — с трудом оторвался от ее лица, оставив влажный след на щеке.

— Я с ней побуду, — отозвался за спиной Игнат. Все это время рядом стоял — Алекс позвоночником чуял его взгляд, внимательный и неопасный.

— Ты в безопасности, — каждое слово отчеканил, словно по плацу маршировал. — А я быстро.

Айя кивнула уверенно, а он вернулся к машине. В салоне нашел пакет с подарком. Синеглазка сама упаковывала, ни словом не обмолвившись, что же там такое волшебное, прям остро необходимое Асе. Говорила только, что истинному художнику их подарок придется по душе. Ася была художником. Алекс видел ее картины: живые как будто. Казалось, отвернись сейчас, и слетит с полотна ее огненный дракон или сорвется ввысь дивная фея. Она никогда не писала пейзажи и людей. Только что-то невиданное, выдранное из закоулков ее неуемной фантазии. Как Синеглазка. Алекс был уверен — девушки подружатся.

Подхватил пакет, щелкнул замком, закрывая машинку, и наткнулся на коренастого мужика посреди дороги. Одетый во все черное и с букетом таких же черных роз, он шагнул к Алексу. Обошел машину, оставив на капоте букет, и распахнул руки для дружеского объятия. Напрягшийся в один момент Алекс, ощутив на себе тяжелый непроницаемый взгляд друга, вдруг широко улыбнулся, заключив того в крепкие объятия.

— Сварог, чертяга, — приподнял того над землей аж в позвоночник стрельнуло — здоровенный же лось, мать его. Прилетел, значит, не удержался. Не смог пропустить Аськин день рождения. Отодвинулся, слегка потряхивая друга, старательно избегая поганых мыслей.

Сварог лишь мрачно оскалился и обрубил злым:

— Поздравляю, Эльф, тебя заказали.

17

Конец апреля.

Марина не спала. Несколько раз она пыталась уснуть, но как только закрывала глаза, из подсознания всплывало лицо Туманова. Она промаялась полночи.

Еще днем звонил Павел — интересовался своими дальнейшими действиями. Смышленый парень, подкинул Марине кое-какую инфу по бизнесу Туманова. И где только раздобыл? Хотя ей было все равно, какая «крыса» поможет разорить Туманова. Никакие способы и люди не могли остановить уже запущенный механизм. И Павел это понимал, поэтому лишь пытался скоординировать свои шаги. Марине он нравился с самого детства. С его матерью Марина дружила со школьной скамьи. Правда, на выпускном они сильно разругались и не общались двенадцать лет, пока вновь не встретились в кабинете директора школы, где учились их дети. Тогда стоял вопрос об отчислении Айи из гимназии за прогулы и нежелание соблюдать устав школы. Марине с трудом удалось уладить скандал и спасти не только свою репутацию, но и репутацию матери Павла — тогда следователя прокуратуры. Оказалось, Айя и Павел сидели за одной партой, прогуливали и хулиганили вместе. И именно Павел с подачи матери образумил непутёвую дочь Марины. Тогда она ещё не могла влиять на эту девчонку. Авторитетом Айя считала лишь своего отца, несмотря на то, что воспитанием занималась Марина.

Муж был журналистом и вечно мотался по всему миру: то с миротворческой миссией в странах третьего мира, то проводя очередное независимое расследование, то просто в поисках громкой сенсации. Марина могла поспорить, что Айя знала и помнила отца исключительно по фотографиям и его подаркам, привезённым из бесконечных командировок. Когда-нибудь это должно было плохо закончиться — так и вышло. И практически тогда же, когда погиб отец Айи, судьба подкинула Марине прекрасную возможность подчинить себе строптивую девчонку.

Это случилось одиннадцать лет назад, когда отцовский детский больничный комплекс накрыла прокуратура. В одной из лабораторий Айя проходила курс иммунотерапии. По крайней мере, так было написано в официальной истории болезни. А на самом деле раз в полгода отец лечил Айю от последствий тех экспериментов, которые проводили над её матерью. «Чтобы не проявились бракованные гены», — как он говорил. Марина не возражала, а в суть лечения и экспериментов не вникала. Хватило их на собственной шкуре испытать. Когда нагрянула милиция, отец принялся заметать следы. В первую очередь, нужно было спрятать или уничтожить подопытных. Айю с ещё одной девочкой тогда заперли в одном из подвалов, куда имели допуск только приближённые к отцу. Обе были без сознания. И Айя убила только потому, что пришла в себя и приняла человека в белом халате за обидчика. А потом оказалось, что тот был одним из прокурорских.

Марины тогда не было в стране. А когда вернулась — обнаружила в почтовом ящике конверт. А в нём видеозапись с камеры наблюдения, на которой было чётко видно, как Айя зарезала следака обычным скальпелем, а потом на своих плечах вынесла из палаты другую перепуганную девчонку. Лица Айи на записи не видно, но то была несомненна она. И одежда её, и причёска, и серьги, которые ей подарил отец. Марине предложили выкупить плёнку, и она заплатила, сколько просили. А вдобавок к плёнке принесла из клиники окровавленный скальпель и продемонстрировала дочери. Марина и не ожидала, какой эффект возымеют её «улики». Айя стала невероятно покорной.