— Не понял, — принимая ее злость, впитывая в себя, как сумасшедший катализатор собственной, сплетающейся из боли и бессилия.

— Познания твоей души, — вернула ему его же слова с его же сарказмом. — Они не мои. Я ничегошеньки о тебе не знаю. А она слишком много, — не называя имени, но и так понятно, кто Синеглазке основательно мозги промыл. Когда только успела? — Посторонний человек не может знать, что ты пьешь черный и очень сладкий кофе, но только утром или после тренировки. Или что ты обожаешь мотоциклы, ведь ты нигде никогда не появлялся на байке. А еще посторонний человек не может знать, что ты поешь «Металлику» в душе и…А она знает. Вывод очевиден, не правда ли?

— Тебя это беспокоит?

Не нравилось Алексу ворошить прошлое, но раз уж без этого никак, то откровение за откровение.

— А тебя разве нет? — разозлилась Айя. — У тебя был роман с моей матерью. А теперь ты женат на мне. Считаешь, нет поводов для беспокойства?

— Абсолютно, — и даже улыбнуться попытался, но вышло криво. — Ключевое слово «был», Сине… — закончить не сумел, боль вырвала кусок сознания. На автомате свернул на обочину, затормозил и едва не завалился на бок, потому что простреливало так, будто обойму выпустили в спину.

— Лекс, — позвала Айя настороженно и тихо выругалась, когда он не отозвался. Краем сознания уловил, как хлопнула дверца, а через минуту его окатило прохладным воздухом, сдувая обморочную муть. — Вылезай, — робкий голос вдруг обрел стальные нотки.

— Я бы с удовольствием, маленькая, — прохрипел он, удерживая себя на грани реальности.

— Я помогу, — и нырнула к нему в салон, перехватывая за корпус, бережно разворачивая лицом к себе. Переставила его ноги ступнями на асфальт. Сильная девочка. Его. А Айя тем временем осторожно потянула его на себя, заставляя опереться на нее.

— Я тяжелый, — выдохнул, удивляясь силе и выдержке своей жены.


— А я сильная, — легко парировала Айя, потянув на Алекса на себя, вынуждая опереться на ноги. Боль прошила позвоночник, парализуя мышцы. Алекс стиснул зубы, сдерживая стон. Нельзя. Никак нельзя быть слабым рядом с собственной женщиной. Только не с той, кого обязан защищать. — Боже, Лекс, — простонала Айя, толкая его к машине, заставляя упереться ладонями в крышу, — ты же травматолог. Лучший из тех, кого я знаю. Как ты мог сделать это с собой? — ее голос звенел злостью, а тонкие пальчики порхали по напряженным мышцам, расслабляя. Нажимали, постукивали, находили уязвимые точки, взрывая адские мины, рвущие нервы. Он почти терял сознание, но Айя удерживала. Ее пальцы не позволяли вырубиться, творя нечто невероятное, приручая его боль. Она что-то нашептывала, тихо ругалась, а Алекс чувствовал, как судороги отпускают из своей мертвой хватки, как выравнивается дыхание и сердце с новой силой разгоняет по сосудам кровь, словно в него щедро залили топлива.

— Рехнуться можно, — присвистнул Алекс, ощущая лишь слабые отголоски приступа. — Синеглазка, ты…

Осекся и перепугался так, что сердце едва не стало. Она сидела на дороге, вытянув ноги и затылком упершись в желтый бок машинки. Глаза закрыты, а на губах дрожала улыбка.

— Айя, — Алекс присел рядом, аккуратными и выверенными движениями ощупывая ее всю, сбитый с толку ее состоянием. Усталость? Боль? — Что? — на большее не нашлось сил. В горле враз стало сухо, словно в пустыне — ни звука не произнести. Он обхватил ладонями ее лицо, поцеловал скулу, кончик носа, глаза, губы. И она ответила, тихо рассмеявшись. А когда распахнула свои большие синие глаза — в них плескалось такое неподдельное счастье, словно она только что сотворила чудо. Впрочем, Алекс знал, что именно это она и проделала с ним. Она стала его чудом.

— Тебе нельзя сидеть на холодном, — все-таки произнес он, и попытался было подхватить ее на руки, но не тут-то было.

— Только попробуй, — зло прошипела Айя. — И к твоей переломанной спине добавится пара гипсов на руках, — и сама встала, и даже предложенную руку проигнорировала. — Не смей, — отчитывала, как нашкодившего мальца. — Даже попыток не делай взять меня на руки. Не сахарная, не рассыплюсь. А ты, — ткнула пальцем ему в грудь, — как ты мог не рассказать мне, что с тобой происходит? Мы же решили — никаких секретов. А ты соврал мне. И чуть не угробил себя!

— Когда это? — искренне удивился Алекс, пораженный ее внезапной…тревогой? Заботой о нем? И губы сами расползались в дольной улыбке.

— Только что! И нечего зубы скалить — ничего смешного я не сказала, — насупилась.

— Ох, Синеглазка, — притянул ее к себе, вдыхая сладкий аромат весны. Наслаждаясь ее теплом и тем, как она трется щекой о его плечо и замирает, удобно устроившись в его руках.

— И машину поведу я, — добавила, обиженно сопя.

— А ты умеешь?

Айя кивнула, весело фыркнув. И тут Алекс понял, что даже его досье оказалось ничтожным, потому что его жена не переставала его удивлять.

— Научилась, — говорила Айя, когда они вернулись в машину и тронулись в путь, — когда у…Марины случился приступ женского счастья, и она ненадолго выпустила меня из-под своего контроля.

Она вела мягко, но уверенно и шикарно смотрелась за рулем. Алекс сидел рядом, расслабленно наблюдая за ее изящными пальцами на кожаной оплетке, за ее губами, то улыбающимися, то сжимающимися в тонкую полоску, за ее грудью, вздымающуюся от тяжелого дыхания. Он просто смотрел и слушал.

— Я тогда сбежать хотела, — покачала головой, словно удивлялась собственной наивности. — Мечтала путешествовать, как отец. Водить машину было главным пунктом. Так что спасибо тебе.

Алекс вопросительно выгнул бровь, что не укрылось от Синеглазки.

— Полагаю, в то время моя… — и снова запнулась, подыскивая правильное слово. Твою мать! Открутить бы голову Марине за то, что сотворила с этим чудо-цветком, просто сверкающим сейчас неуемной радостью. Какая же она еще девчонка. Сильная, с изломанным к чертям детством, но такая маленькая и хрупкая. Так и хотелось закрыть ее от всего мира. Защитить. Чтобы она больше никогда и мысли не допускала, что никому не нужна по-настоящему. Ему нужна. Вся.

— Айя, — перебил он, совершенно не вслушиваясь в ее домыслы о его бурном романе с Мариной. Было и было. Это его прошлое. И ничего не изменить в нем, даже если бы очень хотелось. Но оглядываться на него — последнее дело. Как и позволять прошлому рушить такое хрупкое сейчас. — Я хочу, чтобы ты запомнила мои слова. Меня волнуешь только ты. И никакая другая женщина мне не интересна. Но если ты хочешь, я…

— Нет! — испуганно вскрикнула Айя, словно он сбросил ее с высоты, оставляя один на один с паническим страхом.

— Вот и хорошо, — кивнул, всматриваясь в изменившийся пейзаж за окном. — На развилке налево.

Айя лишь кивнула. И спустя десять минут она уже парковалась у двухэтажного коттеджа Игната.

— У них красивый дом, — заговорила Айя, когда они миновали охрану и оказались на выложенной брусчаткой подъездной дороге.

— Шикарный, — согласился Алекс, бросив взгляд на светящийся панорамными окнами деревянный дом, причудливо изломанный, словно его слепили из разных кусков глины и забыли отшлифовать. — Один чокнутый архитектор проектировал.

— Почему чокнутый? — Айя пальчиками погладила его запястье.

— Потому что гений, — и потому что позволил запереть себя в психушке, отказавшись от его, Алекса, помощи. И это злило вот уже много лет. Но пугать Синеглазку еще одним кошмаром он не стал.


— Хочу с ним познакомиться, — вдруг выдохнула она, резко остановившись и буквально съедая взглядом дом без единой правильной формы: острый, ломаный, агрессивный. Только теплый свет, льющийся из огромных окон, дарил иллюзию уюта.

— Не в этой жизни, Синеглазка, — покачал он головой, увлекая ее за собой в сторону мужских голосов.

Она лишь кивнула в ответ, больше не заговаривая о доме и его творце.

— О, Туманов! — остановил их веселый бас двухметрового детинушки у беседки с мангалом.

— Рома, Шурик, здорова, — пожал руки обоим операм из команды Игната. Всегда вместе: обогащенный богатырской силушкой Рома и мозговитый «ботан» Шурик. Нелепая, но очень эффективная в деле парочка.

— Наконец-то, а то без тебя мясо сгорело, — оживился второй, но, зависнув на идущей с Алексом под руку Айе, распетушился.

И Рома в сторонке отсиживаться не стал, поддержал друга.

— Девушка, давайте к нам, с нами весело, — запели в унисон. — Шашлык, вино…

— Шашлык сгорел, вино прокисло, — резко ответил Алекс. — И слюни подотрите. Девушка со мной, — и крепче Айю прижал.

Она хихикнула ему в плечо, охотно позволяя ему собственнически обнять за талию. Мужики ретировались, но веселиться не перестали.

А уже у самого дома Айя попросила рассказать об Игнате и Асе.

— Они — мои друзья, — немного подумав, сказал Алекс. — Самые надежные и верные. Есть еще Тимур, я тебя с ним обязательно познакомлю. Он сейчас за границей живет. Но мы слетаем к нему. У него здоровенный особняк на побережье. Отдохнем, на солнышке погреемся, — улыбнулся, представив Синеглазку в одном купальнике…или нет, лучше без купальника…в лунном свете…плескающуюся в теплом океане. И капельки воды, стекающие по ее аккуратной груди, маленьким озерцом скапливающиеся в впадинке пупка…Жар тут же растекся по телу, звеня напряжением, искрившемся на кончиках каждого нерва. Захотелось сграбастать Синеглазку и утащить в пещеру, как первобытному человеку. А уж там дать волю фантазии и…она сама поцеловала его. Нежно, словно хотела ослабить скрутившееся в паху желание, но лишь распалила, вспенила…

За спиной раздалось вежливое покашливание, и Айя резко отпрянула, стушевалась и вся залилась румянцем. Интересно, а ее аппетитные грудки тоже стыдливо покраснели? И жидкий огонь разлился по венам, так захотелось заглянуть за глухой ворот ее целомудренного платья, коснуться кожи, чтобы снова потеряться в ней. Черт бы побрал эту вечеринку!