— Тебе правда нравится? — спросила сиплым голосом.

— Что именно, Синеглазка?

— Моя…ох…моя грудь, — сглотнув, выдохнула.

Алекс с трудом сдержался, чтобы не рассмеяться ее наивному вопросу. Разве она не видит, как у него крышу рвет от одного ее вида голой?

— Лекс…

— Девочка моя… — прикрыл глаза, балансируя на самой грани. Еще немного и черта с два она его остановит. И тогда о друзьях можно будет забыть. А он обещал. Обещал вытряхнуть свою Синеглазку из кошмаров. Ее пальчики коснулись его скулы, мучительно медленно оглаживая. Ее глаза стали чернильными, вспыхнули жаждой. А признание вышибло почву из-под ног.

— Никто никогда так не трогал мою грудь…

Она издевается? Как можно не трогать эти упругие полушария? Как не ласкать, когда они идеально умещаются в его ладонях? И такие вкусные…карамельные. Почему — черт разберет. В ее соски хотелось вцепиться зубами, ласкать, пока она не попросит пощады. Но это он, а она… В ее голосе звучало что-то дрянное. Алекс вопросительно изогнул бровь, ожидая продолжения.

— Она такая маленькая, — произнесла, словно приговор самой себе.

Маленькая? О нет. Совершенная.

— Айя, — и серьезно посмотрел в ее растерянное лицо. Выдохнул рвано, не разрывая взгляды: — Я бы с удовольствием доказал и показал тебе, как я обожаю твою грудь. Но мы чертовски опаздываем. Так что выбрось всю эту чушь из головы. Ты идеальна. Вся. Для меня. Поняла?

Она кивнула, слабо улыбнувшись. Вот и славно.

— А теперь переодевайся. Я жду тебя внизу.

Апрельская свежесть принесла облегчение. Не совсем, чтобы остудить его пыл, но достаточно, чтобы справиться с напряжением в брюках. Усмехнулся, ощущая себя чертовски счастливым. Ни одну женщину он не хотел так, как собственную жену. Ни с одной не было так…искренне, когда оголены все чувства. Когда невозможно убежать от собственных желаний. Когда одна мысль о разрумянившихся щеках Синеглазки и вздыбленных сосках заставляет член наливаться, подрагивая от желания ворваться в ее податливое тело. Присвоить. Заклеймить. Снова и снова. Чтобы никто, даже она сама, и мысли допустить не могла, что сможет без него. Черта с два! Никуда и никогда он ее не отпустит.

— Обалдеть! — восхищенный голос Айи вырвал из размышлений. Алекс посмотрел на жену и понял, что идея с переодеванием не была столь уж спасительной. Синеглазка стояла перед ним в темно-зеленом шерстяном платье ниже колена. Глухое, с высоким горлом и длинными рукавами оно выглядело издевкой для самообладания Алекса. Красной тряпкой, будоражащей его выжженное страстью воображение. Очерчивало все ее изгибы, обрисовывало идеальную грудь и тугую попку, прошибая током его и без того оголенные нервы. Через согнутую руку было переброшено светлое пальто. Алекс отлепился от машины, выудил пальто, надел на Синеглазку, под ее изумленным взглядом застегнул на все пуговицы, затянул пояс и только тогда смог перевести дыхание.

— Лекс? — насторожилась Айя, с удивлением оглядев себя, упакованную в пальто, как в броню.

— Ночи холодные, — пожал плечами Алекс и распахнул перед женой дверцу. Но садиться в машину Айя не торопилась. Обошла его спортивную машинку, растерянно смотря то на нее, то на Алекса. Погладила по покатым бокам, без единого угла: гладкая, обтекаемая, самое то для ночной трассы.

Алекс усмехнулся. Он всё понял. Всё правильно. На такую реакцию он и рассчитывал. Зря он, что ли, днем в гараж мотался, машину менял! Ему доставляло колоссальное удовольствие удивлять свою Синеглазку. Это ни с чем не сравнимый кайф: просто видеть, как припухшие после поцелуев губки складываются в соблазнительную «о» и как загораются ее глазки чем-то таким детским, наивным. Как будто он ей Америку открыл, ей-богу.

— Что-то не так? — спросил как ни в чём не бывало. Но Айя лишь развела руками, продолжая рассматривать двухместный «Ниссан». — Это из-за машины? — и удивления в голос напустил, словно только догадался, и эта догадка поразила его. Айя взглянула на него, и в ее открытом взгляде читалось замешательство. Алекс сложил руки на крыше машины, поиграл ключами, давая Синеглазке возможность ответить.

— Я… просто не ожидала… Такая…такая жёлтая…

— А что, — он лукаво подмигнул, — жёлтый мой любимый цвет.

— Правда?

— Определенно, — выдохнул он, довольно улыбаясь. — Поехали уже, Синеглазка. Поверь, внутри она гораздо круче.

И она поверила. Легко плюхнулась на сидение, позволила Алексу себя пристегнуть.

— Нравится? — выруливая из двора.

Айя блаженно улыбнулась, ладошкой проведя по затянутому кожей креслу. Запрокинула голову и там пощупала, неотрывно следя за собственными движениями, словно не верила. А когда они, наконец, выехали за черту города, и Алекс позволил себе вольность, разгоняя машину до предельных цифр, поймал на себе счастливый взгляд синих, как августовское небо, глаз.


Она смеялась так заливисто и искренне, что в Алексе оживало что-то странное, щемящее, что, казалось, давно было погребено в самых темных углах его души. Он наблюдал, как она восторженно визжит, выставив руку в открытое окно, и невольно заражался ее весельем. И все внутри отзывалось ее смеху, ее коротким мимолетным прикосновениям, вибрировало под кожей и растекалось теплым удовольствием по венам. И это тоже было круто. Рядом с Синеглазкой было уютно и тепло. Сейчас Алекс понимал, что кайфует не от секса с этой умопомрачительной девушкой, а просто от того, что она рядом. Такая искренняя, веселая. Такая живая и непохожая на всех его прежних девиц. Непохожая на Марину. При мысли о матери Айи сердце сжалось в кулак и хуком рубануло по ребрам, вышибая дыхание.

Сбавив скорость, Алекс мотнул головой, выгоняя мысли об этой женщине. Он давно переболел и отпустил. Но забыть никак не получалось. И вряд ли получится, потому что вляпался он в Синеглазку по самое не хочу.

— Лекс? — в звонком голосе тревога. И пальчики осторожно сжали его на ручке коробки передач. — Все в порядке?

— Переживу, — отмахнулся и даже улыбнулся. И, кажется, Айя поверила, но руку не убрала, поглаживая его запястье.

— Тогда можно вопрос? Личный, — добавила немного неуверенно.

— Тебе — можно все, Синеглазка.

Она сделала глубокий вдох и протараторила, словно боялась передумать.

— Ты спал с моей матерью?

16

Конец апреля.

Он ждал этого вопроса. Еще после стычки со Стасом. Не сегодня, так позже. Ждал и все-таки оказался не готов отвечать. Солгать? Так почует же. И это будет полный провал. Соврет и потеряет Айю навсегда. Но парадокс был в том, что скажи он правду — все равно ее потеряет. Ту живую и искреннюю, что ласкала его взглядом. Что с тревогой всматривалась в его лицо и жалась к нему, как к единственному спасению. Она доверяла ему. Поэтому он и ответил, сжимая до боли руль:

— Да.

И почувствовал, как она вздрогнула всем телом, словно ее ударили. Со всего размаху врезали под дых. Алекс даже ощутил, как сбилось ее дыхание, и сорвался с поводка пульс, барабаня мелкой дробью под тонкой кожей. И боль ее он почувствовал, как свою. Стиснул зубы, выпрямил спину, стараясь не думать о том адском огне, что пересчитывал его позвонки. Медленно отпустил педаль газа, потому что страх скручивал внутренности, переключил «передачу», усмиряя норов «Ниссана», и с удивлением отметил, что ладошка Айи по-прежнему лежит на его кулаке. Выдохнул сквозь зубы.

До дома Крушининых еще несколько километров. Они успеют выяснить все по дороге, или же переступят через это, погребая прошлое раз и навсегда.

Но Айя выбрала иной вариант.

— У тебя невыносимый характер, — заговорила она тихо, четко и лаконично перечисляя факты, разве что пальцы не загибала. — В твоей команде работают исключительно профессионалы. Асы! Лучшие из лучших! Других ты не терпишь, потому что сам такой. Тебя называют первым после Бога. Пациенты едва не молятся на тебя, выстраиваясь в очереди, чтобы попасть к тебе на прием.

Алекс улыбнулся, восхищаясь осведомленностью Синеглазки. И когда только успела, если еще вчера поверить не могла, что Туманов и он — одно лицо?

— Ты оперируешь с тяжелой травмой и это… — она осеклась. Алекс бегло глянул на жену: уставилась в окно, нахмурилась, губу закусила, словно каждое слово приносило мучительную боль. Ему так точно, взрезая каждую мышцу. — К студентам относишься скептически, — продолжала свой доклад Айя, прикрыв глаза. — Поэтому отказался, когда тебе предложили читать лекции в нашем университете.

— Не поэтому, — возразил он, а Айя снова прикусила губу. — Я просто не мог быть рядом с тобой.

Айя кивнула, принимая его признание. Вздохнула.

— Ты богат, что никак не вяжется с твоей профессией. Откуда — никто не знает.

— Могу рассказать, — снова не удержался. Айя лишь отрицательно качнула головой. Не хотела знать или уже была в курсе? Не важно. Вот только жидкий огонь, плавящий его кости, затопил ядовитой жижей каждую клеточку спинного мозга.

— О тебе мало пишут в газетах, в основном о научной деятельности. Или об очередной пассии. Но все это… — она потеребила сережку в ухе, — все это лишь игра. Тщательно спланированная на публику, потому что ты всегда все держишь под контролем. Собственное прошлое, чувства, бизнес, женщин. У тебя даже машины с механикой вместо автоматики. Полный контроль. Я не удивлюсь, если ты фотографии и вопросы для каждой статьи лично подбираешь.

— Я, конечно, параноик, Синеглазка, но не до такой степени, — ухмыльнулся, осторожно подвигав плечами. Боль перекатывалась под мышцами раскаленными шариками. А так все радужно начиналось. И поездка к Игнату уже не казалась столь уж правильной. — И мне льстят твои познания моей души, — не сдержался от сарказма. — Но…

— Не мои, — возразила она, наконец, перестав его игнорировать. И резанула по нему заточенным, словно лезвие, взглядом.