— Ты сейчас серьезно?

Снова киваю.

— А как же…

— Свой первый оргазм, — перебив Лекса, говорю я, мысленно призывая на помощь все свое врачебно-студенческое прошлое и настоящее, — я получила полтора месяца назад. В поезде. С тобой. Результат налицо, — и развожу руками, еще больше раскрываясь перед ним, намекая на беременность и то, что было пару минут назад. — А еще мне никто не говорил «спасибо». Это…приятно.


— Рехнуться можно, — усмехается Лекс. — Это же каким мудаком надо быть, чтобы не замечать такое чудо у себя под боком.

Пожимаю плечами. Для меня наш с Пашкой секс всегда был рутиной, чем-то обязательным, как, например, вынос мусора или оплата счетов. С ним было хорошо вне постели: нам нравились одни фильмы, мы вместе зачитывались фантастикой и никогда не искали тем для болтовни, они находились сами. А секс в отношениях казался не таким уж и важным — живут же люди без оргазмов и крышесносной страсти. Вот и мы жили, даже пожениться собирались. Пока не оказалось, что все мои аргументы — жалкий пшик, развеянный по ветру стонущей под Пашкой пышногрудой девицей. Оказывается, это я могла терпеть, когда Пашка практически насухую трахает меня в миссионерской позе. Я могла мириться с его брезгливостью, когда мне однажды взбрело в голову предложить ему оральный секс. Или проглотить его «я устал, у меня голова болит», когда вдруг захотелось ласки и нежности. Я могла, а он — нет. Потому что я — «фригидная дура, не способная доставить мужику удовольствие». Потому что у меня «ни сисек, ни жопы». Зато у той и сиськи, и…

— Айя, — голос Лекса вытряхивает из мыслей. — Не думай о плохом, — говорит, словно знает, о чем именно я думаю.

— А о чем думать? — хватаясь за его слова, как за спасительную соломинку.

— Ну например, как бы нам принять душ, одеться и все-таки попасть на праздник. Или же наплевать на все и не вылезать из постели до утра, — с лукавой улыбкой предлагает варианты. — Выбирай.

— Ммм, непростой выбор, — прикладываю палец к губам, в задумчивости постукивая по ним. Лекс же глаз с него не сводит, ловит каждое движение. Если бы он мог сожрать одним взглядом — я бы давно оказалась в его зубах. Хотя…была уже. И кожа невольно отзывается покалыванием в местах его укусов.

— Не прогадай, Синеглазка, — смеется он.

— Мне конечно, по душе второй вариант, но… — поднимаю вверху указательный палец, обрывая смех мужа, — я ужасно хочу познакомиться с твоими друзьями.

Улыбка все-таки появляется на его губах, мягкая и такая родная. И я целую ее и тут же выворачиваюсь из загребущих рук мужа, спрыгнув со стиралки и отгородившись стянутым с крючка халатом.

Лекс хрипло смеется, запрокинув голову. А потом заталкивает меня в душ. Но мыть себя я не позволяю, аргументируя тем, что если мы останемся вдвоем и в душе, то уже наверняка никуда не пойдем. А почти мне очень хочется. И Лекс сдается. Позволяет мне самой вымыться, но из ванной не уходит. Усаживается на пол, скрестив по-турецки ноги, и просто смотрит на меня. А вот полотенцем обтирает и волосы просушивает, рождая целую прорву мурашек.

Когда он выбирается из душа, я стою посреди спальни, уже полностью одетая для праздничного вечера. Всецело готовая покорять друзей своего мужа и встретиться лицом к лицу с собственным кошмаром.

15

Конец апреля.

Синеглазка стояла посреди спальни спиной к нему. Черный атлас платья обнимал ее тело, как перчатка, выставляя напоказ сведенные лопатки, острые плечики и высокую шею с тонкой ниткой жемчуга. Вдоль позвонков скользила молния, расходящаяся разрезом, в котором при большом желании и правильной позе легко можно было разглядеть кружево чулка и того безобразия, что она нацепила под это, ничего не скрывающее платье. Слишком короткое, едва ли доходящее до середины бедра. И она в этом собралась в гости? В дом к менту, где полным-полно мужиков, которые будут пялиться на нее? И лифчик под это платье Синеглазка наверняка не надела.

Острое желание проверить закололо пальцы, и Алекс сжал и разжал их, но легче не стало. И он шагнул к ней. К чему сдерживаться, когда она вся — его? Обнял ладонями ее плечи, напряженные, как камень, погладил, разминая. Айя тихо вздохнула и откинула голову ему на грудь, дразня запахом волос. А он скользнул ладонями по тонким ключицам, медленно опустил их на груди и шумно выдохнул, ощущая призывно торчащие соски. Твою мать! Без лифчика! И уже возбужденная от одной его близости. Охренеть можно, какая она отзывчивая. Каждый раз это заводит его все больше. Осознавать, что она готова для него в любую минуту — нереальный кайф. Почти такой же, как касаться ее. Руками, сжимая ее груди, идеально умещающиеся в его ладонях, созданные специально для его рук. Пальцами, сминая ее платье и щекоча нежную кожу над резинкой чулок. Губами, покусывая ее ушко и ощущая, как срывается в галоп ее пульс. Как она становится мокрой между бедер и как неосознанно толкается ему навстречу в попытке насадиться на его пальцы. А ведь после ее…их общего оргазма минут двадцать прошло, а он уже возбудился так, что штаны едва не рвутся от напряжения. А Синеглазка…казалось, еще немного и она трахнет себя его пальцами. Похоже, его девочка дорвалась до сладкого, распробовала и конкретно подсела. Довольная улыбка тронула его губы, а палец юркнул в горячую влагу, вырывая из Айи гортанный стон.

— Нравится? — лаская дыханием ее шею.

Айя слабо кивнула, закусив губу. А он добавил еще один палец, медленно кружа внутри своей девочки. Растягивая.

— Не слышу ответ, — настаивал он, убрав пальцы.

— Да, — выдохнула, чуть не плача, и двинулась вслед за его ладонью. Алекс тихо рассмеялся, снова погружая пальцы в ее мокрую глубину. И снова ему наградой стал этот сумасшедший стон, бьющий раскаленным удовольствием по его члену. Задрать бы к дьяволу это платье, нагнуть ее и ворваться в ее мягкое тело. Заставить кричать под ним. Биться в оргазме с его именем на губах. И ощущать, как она обнимает его член своими половыми губками, сжимая и забирая у него все без остатка.

— А тебе… — сквозь туман вожделения донесся срывающийся шепот Айи, — тебе нравится?

— Ты даже не представляешь, насколько, девочка моя. Я хочу тебя так, что, боюсь, еще пара минут, и мы точно никуда не пойдем, — в ответ на его слова Айя тихо ойкнула и попыталась отстраниться, но Алекс быстрее задвигал пальцами, тараня ее плоть, не позволяя сбежать. — Мало того, мы из спальни не выйдем в ближайшие дня два.

— Тогда…тогда… — зашептала, срываясь на стоны. Запустила пальцы ему в волосы, сжала, потянула. Алекс зарычал, не останавливая свою игру. Изучая пальцами ее изнутри, сжимая, поглаживая. Теребя и выкручивая ее твердую горошину соска, наконец, стянув с груди платье. А у самого член рвался из брюк, подрагивал.

— Тогда что, Синеглазка? — сдавил костяшками пальцев сосок, потянул. Айя вскрикнула, выгибаясь и едва не вырвав клок его волос. — Ох, не так сильно, Синеглазка… — прохрипел он, ощущая, как жар плавит его тело. и он точно рехнется, если сейчас не почувствует ее всю кожа к коже. Одежда мешала, душила, не позволяла ему прижиматься к ней так, как хотелось, впечатывая в себя, пропитывая ее своим запахом, как самый обычный самец, утверждающий права на свою самку. И ему это чертовски нравилось! Вот так дико, на одних инстинктах. Так, как никогда еще не было. До Синеглазки.

— Нужно…нужно остановиться, — сквозь стоны все-таки выдавила Айя, а сама продолжала насаживаться на его пальцы, натянув до предела все его нервные окончания.

— Уверена? — давая ей право выбора.

— Нет, — и даже головой замотала, но решительно перехватила руку Алекса, рвано выдохнула, выпустив из плена и его волосы.

— Ладно, — уткнувшись носом в пахнущую карамелью шею, буркнул Алекс. Холодный душ сейчас бы не повредил. — Но у меня есть условие.

Она развернулась так резко, что Алекс покачнулся вперед. И замер, пригвожденный ее видом. Раскрасневшаяся, с выбившимися из прически локонами она вся дышала страстью. Маленькая аккуратная грудь лежала поверх сдернутого лифа и призывно смотрела на него тугими горошинами сосков. Платье сбилось на талии, обнажая ее всю, блестящую собственными соками. Дистиллированная похоть. Хоть сейчас бери и запечатывай в ампулы для инъекций особо озабоченным, вроде него.

— Условие? — она удивленно моргнула, проследила за его взглядом, но даже не попыталась что-либо исправить. Умная девочка. Такая она настоящая и только его. Только для него. — Какое еще условие? — скрестила руки под грудью, давая Алексу шикарную возможность залипнуть на ней, как прыщавому подростку, впервые увидевшему голую девчонку.

— Сними к черту это безобразие, — с трудом перевел взгляд на ее вытянувшееся в изумлении личико.

— А…

— А то затрахаю до потери сознания, — оборвал он, плотоядно ухмыльнувшись.

Сказанное подействовало на Синеглазку: она залилась румянцем, стыдливо прикрыла руками обнаженные груди, свела ноги и отступила к окну в одном-единственном желании спрятаться от него. Алекс покачал головой, шагнул к ней. Медленно коснулся ее алой от румянца щеки.


— Не нужно меня бояться, Айя, — тихо, сдерживая рвущееся на волю желание. — Я никогда не причиню тебе боль. Только не тебе, слышишь?

Она слабо кивнула, не поднимая глаз.

— И прекращай меня стесняться, — приподнял ее лицо за подбородок, ища ее взгляд. — Ты — моя жена. И я хочу тебя. Хочу быть в тебе. Ласкать тебя. Хочу смотреть на тебя, потому что ты прекрасна.

Ему казалось, что нельзя покраснеть еще больше. Ошибся. Наверное, даже кончики волос стыдливо зарумянились после его слов. Улыбнулся. Отвел ее руки. Ладонями обнял ее упругие груди, балдея от их идеального размера и тяжести. Айя тихо вздохнула. Закусив губу, она неотрывно смотрела, как он покачивает ее груди, как большими пальцами поглаживает темные соски.