— С чего бы? — он удивлен, а в глазах вспыхивают смешинки. — Ты вся мне нравишься. Особенно такая дикая…кошечка моя… — подушечкой большого пальца проводит по моей нижней губе, мягко надавливает. Я слегка приоткрываю рот, кончиком языка касаюсь его пальца. Шальная улыбка трогает его губы, а палец тут же оказывается в плену моих. Он проталкивает его глубже, скользя по языку, как самый вкусный леденец. И я посасываю его, зажигая в черных омутах страстное пламя, плавя в венах собственный огонь. И эта игра дико заводит, прокатываясь по телу жаркими волнами, катаясь на языке сладостью удовольствия и сплетаясь в тугой узел в солнечном сплетении. Я прикрываю глаза, наслаждаясь потяжелевшим дыханием мужа и его возбуждением, упирающимся мне в бедро. Не выпуская из плена его палец, ерзаю на нем, раздвинув ноги, ощущая, как его твердый член скользит по влажности между бедер, задевает клитор, срывая тихие стоны, его и мои. Под моими ладонями напрягаются его грудные мышцы, становятся каменными, и в этой каменной броне гулко бьется сердце.

— Ох…девочка моя… — полурык-полустон и вот я уже оказываюсь прижата к кровати сильным горячим телом. Коленом Лекс раздвигает мои ноги, опускаясь между распахнутых бедер. Упирается руками в подушки по обе стороны от моей головы. Большой, горячий и напряженный до предела, как хищник, вот-вот готовый сорваться с цепи.

И я любуюсь им. Его острыми скулами, волевым подбородком со стильной бородкой. Его чуть обветренными губами, перечеркнутыми шрамом. Касаюсь кончиками пальцев белесого штриха. Лекс лишь смотрит на меня, долго, порабощая одним взглядом своих бездонных омутов. И я с трудом удерживаюсь на плаву.

— Откуда? — и цепляюсь за собственный голос как за спасательный круг. Перевести дыхание. Ненадолго спрятаться от этого жгучего взгляда.

— С армии еще, — отвечает, не медля. — Есть еще один, — он нащупывает мое запястье, заводит за спину, где между позвонков таится короткий штрих послеоперационного шрама. — И еще, — не дав ничего спросить, снова направляет мою ладонь, только теперь вдоль своего живота, между наших тел, ниже, к паху. Я замираю, и в горле застревает колючий комок, когда моя ладонь ложится на горячее бедро с кривой лентой шрама. Совсем рядом с тем, что так волнительно подрагивает от моей близости. Совсем близко. И я вскидываю на Лекса испуганные глаза.

— Но… — и осекаюсь, не зная, что спрашивать. Понимая, что не важны сейчас слова. Лекс ухмыляется, выпустив мою руку. А у меня нет никаких сил убрать ее оттуда. Нежно, страшась причинить боль, хоть и понимаю, что ерунда это — столько лет прошло, не болит уже ничего, — глажу ленту. Могла бы — поцеловала, но мне не вывернуться из-под пышущего жаром тела мужа. Не убежать от черных глаз с отголосками прошлой боли, которую мне уже не забрать. Я могу лишь одно. Пальцы соскальзывают со шрама, касаются бархатистой кожи твердого члена. Лекс рвано выдыхает. А я становлюсь смелее. Обхватываю член ладошкой, сжимаю и провожу вдоль ствола от головки до самого основания и обратно вверх. Неотрывно наблюдая за реакцией мужа. Какой же он красивый! Лицо словно высечено из камня гениальным скульптором, волевое, чисто мужское. Губы сжаты. Брови сведены на переносице. В прищуренных глазах беснуются черти. Все в нем говорит о едва сдерживаемой похоти, которую я освобождаю каждым уверенным движением ладони по его члену.

— Айя… — выдыхает он и от его низкого, обволакивающего голоса дрожь пронзает все тело. Удар сердца, и мы уже целуемся, сплетая языки в безумной танце, покусывая губы и деля одно дыхание на двоих. Его губы твердые и жадные. Его руки, сжавшие грудь, нежные и настойчивые. И я обвиваю его рукой за шею, притягиваю ближе, чтобы ни единого миллиметра между нами. Между бедер становится горячо и мокро. И нет сил терпеть. Перехватив член Лекса, толкаюсь бедрами ему навстречу. И вот он уже во мне. Лекс замирает. Отрывает от моих губ. И я невольно облизываю их, горящие поцелуем.

— Лекс… — на выдохе.

Он входит медленно, растягивая и наполняя меня так, как и нужно. До самого основания. И так же медленно выходит, чтобы через секунду вновь толкнуться внутрь. Резче, сильнее. С каждым толчком ускоряясь, разнося по телу жар удовольствия. Скручивая до предела каждую мышцу, разжигая неистовый огонь. Его пальцы мнут набухшие соски, теребят. И я выгибаюсь навстречу его ласкам, притягивая его еще ближе. Оплетаю ногами, пятками упершись в упругие ягодицы, еще острее ощущая каждое его движение во мне. Пальцы впиваются в его спину, царапая, цепляясь от невозможности больше сдерживаться. И крик рвется сам, когда внутри все вспыхивает с такой ослепительной силой, что мне кажется, я разлечусь на мелкие кусочки. И я все-таки разлетаюсь, и мир исчезает. Все исчезает. Остается только дикое удовольствие. Одно на двоих.


После я стою в ванной, с удивлением рассматривая собственное тело в ростовом зеркале. Губы припухли от поцелуев, щеки раскраснелись, волосы растрепаны. Улыбаюсь, приглаживая кудри. Кончиками пальце обвожу красный след чуть выше ключицы — засос. Все-таки пометил. И странное чувство собственности согревает. Он — мой. Я тоже умудрилась его заклеймить. Медленно оборачиваюсь вокруг своей оси, подмечая стухающий отпечаток пальцев на бедре и зубов на попе. Вздох рвется из груди.

— Ты красивая, — хриплый голос Лекса застает врасплох. Он стоит в дверях, подперев ту плечом и скрестив на груди руки.

— Да уж, просто красота неземная, — фыркаю я, заливаясь краской стыда и ища, чем бы прикрыться. Хотя вроде бы и стесняться уже глупо — он и так видел меня всю. Только все равно неуютно.

— Даже не думай, — шагает ко мне, притягивает к себе за талию, утыкается носом в макушку, делая жадный вдох. А я прикрываю глаза от толкнувшего между бедер удовольствия, такого обжигающего и нежного, что хочется плакать и смеяться. Вздыхаю, зарывшись лицом в его грудь. Щекой ощущаю, как под броней из мышц гулко стучит сердце, а кожа пахнет терпким ароматом мужчины и секса. Чистый, ничем не замутненный запах похоти и желания. Такой дикий и живой, что хочется попробовать на вкус. И я осторожно слизываю капельку пота, стекающую по ключице. Языком провожу вдоль выступившей косточки, опускаюсь чуть ниже, захватив в плен горошину соска. Пальцы на талии каменеют, а с мужских губ слетает тихий рык. Он вибрирует в каждой клетке его поджарого тела, тихим урчанием растекается под кожей, отзываясь новыми толчками желания в моих венах.

— Если ты не остановишься, то мы…ох, черт, не останавливайся, — шепчет, распластав пальцы на моем затылке, прижимая сильнее, поощряя мои игры с его чувствительными сосками. Похоже, я открыла эрогенную зону своего мужа, о которой даже он сам не подозревал.

— Ты вкусный, — шепчу, облизывая губы и смотря в горящие желанием глаза. — Везде, — губами по ребрам, нырнув кончиком языка в ямку пупка. Зубами царапая бедро, языком поглаживая нитку шрама.

— Айя… — хриплый стон растекается под кожей удовольствием обладания этим сильным мужчиной, невероятно прекрасным в своем нескрываемой жажде быть моим, быть во мне. На мгновение я замираю, зачарованная его мощным возбуждением и собственной потребностью прижаться к нему губами, убедиться, что он такой же вкусный и здесь, в подрагивающем от желания члене с мягкой бархатистой кожей и выпуклыми венами. Никогда прежде я не хотела другого мужчину, как сейчас. Даже Пашку. Сейчас же, почти стоя на коленях перед мужчиной, по странному стечению обстоятельств ставшим моим мужем, я хочу его всего, без остатка. И то, как Лекс толкается бедрами навстречу, подстегивает, стирая все барьеры. Но едва мои губы касаются его головки с выступившей крупной каплей, Лекс рывком поднимает меня на ноги, впившись губами в беззащитную шею, кусая, втягивая кожу, оставляя новый след нашего безумства.

Его рычание и мои стоны сливаются в одну нереальную музыку страсти. Его губы тверды и настойчивы и в их прикосновениях нет ни капли нежности, только необузданное, первобытное желание обладать, присваивать. И я схожу с ума от этого, подставляясь его животным ласкам, прося, умоляя и желая того же. В его объятиях я не замечаю, как оказываюсь сидящей на стиральной машинке с широко разведенными ногами. И как подрагиваю в предвкушении, вцепляясь в широкие мужские плечи, как в спасательный круг. И вскрикиваю, когда Лекс одним рывком входит в меня до упора. В это самое мгновение мне кажется, будто из легких вышибли весь воздух разом. Еще немного и задохнусь от горячих волн удовольствия, прокатывающихся по телу. Потеряюсь в сильных руках, крепко сжимающих бедра. В грубых ласках, покалывающих кожу сотнями электрических разрядов. В мощных толчках, скручивающих меня в одну тугую пружину, готовую лопнуть в любую секунду. В хриплом голосе, повторяющем мое имя на каждом выдохе, с каждым ритмичным толчком внутри меня. И я теряюсь, выгибаясь навстречу раскаленному удовольствию.

— Сходили в гости, — шепчу куда-то в плечо Лекса. Он тяжело дышит, по-прежнему сжимая мои бедра, и молчит. Долго молчит. Не двигается. Только сердце рвется в груди, словно с цепи сорвалось. — Алекс? — встревожено заглядываю в его расслабленное лицо. Медленно он открывает глаза, и я вижу в них счастливый блеск.

— Спасибо, — выдыхает, нежно касаясь моих губ. А у меня ком застревает в глотке. Спасибо. Семь букв, способных выбить почву из-под ног. Лекс улыбается, обхватив ладонями мое лицо, а большими пальцами стирая слезы.

— Не реви, Синеглазка. Все же хорошо. Я знаю.

Конечно, ему же не нужны подтверждения моего оргазма. Он сам все чувствует. И я не стану спорить. Все действительно хорошо, даже слишком. И это немного пугает, особенно его откровенное «спасибо».

— Я никогда раньше, — слова путаются под внимательным черным взглядом. — Никогда.

— Никогда что? Не кончала раньше? — в его голосе неверие и еще что-то, трудно распознаваемое.

Я лишь киваю, сгорая от стыда. Сижу на стиральной машинке с по-прежнему широко раздвинутыми ногами и веду задушевные разговоры. Впрочем, тема нашего диалога соответствует моему внешнему виду. И не только моему, пожалуй.