Рогалики были изумительны, хотя масло имело странный вкус. Оно совершенно не походило на масло из Джерси, которое она с таким аппетитом ела в деревне, где жила с самого детства. А вот такого вкусного кофе она в жизни не пробовала. Она выпила еще одну чашку и только после этого начала умываться и приводить себя в порядок.

Прежде всего ей нужно произвести хорошее впечатление на тетушку. «Первое впечатление всегда очень важно», — звучал у нее в голове голос матери, и на мгновение глаза наполнились слезами.

Платье, которое было на ней прошлой ночью, сейчас висело в шкафу. Гардения посмотрела на него и теперь в свете весеннего солнца поняла, как оно выношено. Оно принадлежало еще ее матери. Это было единственное в доме черное платье, а все остальные вещи в ее чемодане были цветными, хотя и не менее изношенными. Гардения отыскала платьевую щетку и почистила юбку. Грязь, налипшая на нее, когда девушка выходила из поезда, теперь высохла и легко счищалась. Но ничто не могло скрыть убогости залоснившейся одежды с вытертыми манжетами, хотя Гардения перед путешествием приложила максимум усилий, чтобы привести ее в приличный вид. Все ее попытки освежить щеткой жакет и юбку не принесли желаемого результата. Охваченная отчаянием, она оделась и принялась как можно более аккуратно укладывать волосы.

Она выглядела очень молоденькой и очаровательной, но вряд ли понимала это, когда подавленно оглядывала себя в зеркале перед тем, как направиться к двери. Она была невысокой и слишком тонкой, что было немодно, но она гордо несла голову. Ее светлые волосы, упрямо завивавшиеся в колечки, четко очерчивали белый лоб и обрамляли изящное личико с острым подбородком, темными серыми глазами и пухлым чувственным ртом.

Сердце Гардении бешено колотилось, когда она вышла из комнаты, которая ночью казалась ей убежищем, и двинулась по коридору, застеленному толстым ковром, к главной лестнице. После шума и неразберихи, которые встретили ее по приезде, в доме стояла тишина. Но запах вчерашнего веселья все еще чувствовался. Он усилился, когда Гардения спустилась на этаж ниже: дым от выкуренных сигар, благоухание увядающих цветов, аромат экзотических духов и то, что поначалу она не распознала, — запах винного перегара.

Этот этаж был погружен во тьму: свет в коридоре потушили, а портьеры на окнах еще не подняли. Гардения догадалась, что тетушка спала именно на этом этаже, и продолжила свое путешествие вниз по лестнице.

Она спустилась на второй этаж, пересекла широкую, очень красиво обставленную лестничную площадку и остановилась перед двустворчатой дверью, ведущей в комнату, которая, по ее мнению, была главной гостиной. Изумленная, она не могла оторвать глаз от того, что предстало перед ней!

Это была огромная, во всю длину дома, комната, очень экстравагантно отделанная. Портьеры из розовой парчи с золотой ниткой, увенчанные резными позолоченными карнизами, очень подходили к шелковым панелям, встроенным в белые с золотом стены. Комнату украшали зеркала в резных позолоченных рамах и отделанная мрамором инкрустированная мебель. Но больше всего при беглом осмотре внимание Гардении привлекли расставленные по всей гостиной и обтянутые зеленым сукном столики, которые она, хотя ни разу в жизни не видела, сразу же узнала. Так, значит, вчера здесь играли в карты, подумала она. Но почему тогда был такой шум?

Среди всякого мусора на полу валялись осколки фужеров для шампанского, опрокинутая ваза для оранжерейных цветов, дрезденский фарфор с отколотыми купидонами. В дальнем конце комнаты стоял большой сервировочный стол, застеленный льняной скатертью, на которой четко выделялись следы вчерашнего пиршества, и уставленный грязной посудой и пустыми бутылками.

Гардения даже не могла представить, что это был за прием. В передней части комнаты она заметила подиум, где вчера сидели музыканты. Но зачем же была нужна музыка, если люди хотели, сидя на резных, позолоченных, обтянутых гобеленом стульях, проигрывать деньги за этими столами? Потом она вспомнила, что находится во Франции. Она слышала разговоры об азартных играх в Монте-Карло и Остенде, куда люди, перебравшись через Ла-Манш, специально приезжали, чтобы испытать судьбу. Но она не могла предположить, что обнаружит игорный дом в Париже, и тем более в доме своей тетушки!

«Что бы сказала моя мама», — думала Гардения, знавшая, как та неодобрительно относилась к азартным играм в любом виде и яростно протестовала, когда отец собирался делать ставки на скачках.

Несмотря на изумительную обстановку и художественно расписанный потолок, в комнате царила неприятная атмосфера. Однако запах объедков и прокуренный воздух не имели к этому никакого отношения. Подобную атмосферу создавало что-то более глубокое и основательное. Озадаченная своими впечатлениями, Гардения быстро вышла из гостиной, спустилась по лестнице в холл и направилась в комнату, в которую отнес ее лорд Харткорт вчера вечером. Кто-то уже поднял шторы, но большой серебряный поднос с едой все еще стоял на столике у дивана, а диванные подушки хранили отпечаток ее головы.

Как теперь видела Гардения, комната была красиво и дорого обставлена. Но в ней не чувствовалось дома, в ней не было уюта, спокойствия — в ней не было души. Гардения поежилась. Она не знала почему — просто эта уверенность жила в ней, и она не пыталась облечь ее в слова, — но дом тетушки не соответствовал ее представлениям об уютном домашнем очаге, о месте, где она мечтала бы жить. И именно это ей и предстояло выяснить!

Она бросила взгляд на каминные часы, которые, как оказалось, стояли, и с удивлением подумала, почему никто в этом шикарном доме не замечает таких вещей. Чернила в чернильнице, заготовленные ручки для тех, кто желал что-то написать, заведенные часы, питьевая вода у кроватей — это были те самые незаметные мелочи, о которых так часто напоминала мама. «Женская работа, доченька, заключается в том, чтобы следить за подобными мелочами, — обычно говорила она. — Именно мелочи создают уют в доме, а каждый мужчина любит уют, беден он или богат, стар или молод».

«Возможно, мне удастся помочь тете Лили следить за такими мелочами!» — сказала себе Гардения, но вспомнила, что ее тетушка вдова.

— Доброе утро, мадемуазель! — раздался голос, и Гардения подскочила.

Она обернулась и увидела очень элегантную девушку с острыми чертами лица, в черном платье и изящном, на удивление крохотном кружевном передничке.

— О, доброе утро, — ответила Гардения, слегка озадаченная проницательным взглядом девушки, который, казалось, подметил все детали ее жалкого туалета.

— Я камеристка ее светлости, — сказала девушка. — Ее светлость уже проснулась, и я рассказала ей о вашем приезде. Она хочет видеть вас.

В отрывистых словах камеристки было нечто такое, что заставило Гардению заволноваться. Может быть, она слишком чувствительна, но у нее сложилось впечатление, что тетушка не очень обрадовалась этому сообщению. Как бы то ни было, времени на раздумья не оставалось.

— Я горю желанием встретиться с тетушкой, — проговорила Гардения.

Выражение крайней надменности не исчезло с лица камеристки.

— Соблаговолите следовать за мной, мадемуазель, — бросила она и направилась через холл к лестнице.

С замирающим сердцем Гардения последовала за ней. Возможно, не будет никакой радостной встречи родственниц, как она ожидала. В глубине души она не могла не согласиться с лордом Харткортом: было бы гораздо хуже, если бы она отправилась в путешествие по этим лестницам вчера вечером и бросилась бы обнимать тетушку среди всего этого сумбура за зелеными карточными столами в богато украшенной гостиной.

Камеристка поднялась на третий этаж, небрежно постучала, открыла дверь красного дерева и пропустила Гардению. Какое-то время ей понадобилось, чтобы привыкнуть к полумраку, который создавали гардины на окнах. Хотя шторы и были подняты, солнечный свет едва освещал комнату и стоявшую в алькове большую кровать, украшенную огромной раковиной, вырезанной из перламутра.

Тут из кровати раздался голос, хриплый и слабый:

— Кто это? Неужели это ты, Гардения?

При звуке голоса замешательство и волнение Гардении улетучились.

— О, тетя Лили, дорогая тетя Лили! Это я, Гардения. Я приехала вчера вечером. Я надеюсь, что вы не сердитесь. Мне больше ничего не оставалось, абсолютно ничего, только приехать к вам.

Среди подушек произошло движение, и к Гардении протянулась рука, к которой она с благодарностью припала.

— Гардения, деточка моя. Я никогда в жизни так не удивлялась. Я думала, что Ивонна, должно быть, что-то напутала, когда сообщила, что здесь моя единственная племянница. Почему же ты не написала?

— Я не могла, тетя Лили. Мне нужно было уезжать немедленно. Понимаете, мама умерла.

— Умерла? — Герцогиня села, и даже в призрачном полумраке комнаты Гардения видела выражение ее лица. — Не может быть! Твоя мама умерла! Бедная дорогая Эмили. В последний раз, когда она писала мне — это было после несчастья с твоим отцом, — она была такой бодрой, полна энергии, решимости воспитывать тебя и поддерживать дом.

— Она очень старалась так и делать, — сказала Гардения. — Но это было выше ее сил!

— Подожди минутку, детка! — воскликнула герцогиня. — Ты должна немедленно рассказать мне все с самого начала. О, моя бедная голова! Она сейчас расколется. Ивонна, принеси мои порошки и немного подтяни гардины, мне хочется посмотреть, что собой представляет моя племянница. Прошло много лет, да, много лет с тех пор, как я ее видела в последний раз.

— Как минимум семь лет, тетя Лили, — уточнила Гардения. — Но я никогда не забуду, как красивы вы были, когда приехали к нам и привезли огромный пакет гостинцев: и коробочки с крохотными черносливами, и печеночный паштет для папы, и изумительный кружевной пеньюар для мамы. Вы мне казались феей из сказки!