Гардения бросила взгляд на подъездную аллею, где стоял элегантный, высокий черно-желтый кабриолет, запряженный парой лошадей цугом. Гривы и хвосты лошадей были красиво заплетены.

— Как они прекрасны! — невольно воскликнула Гардения. — Какие же они нарядные!

— Я очень горжусь ими, — сказал Бертрам. — Но если вам больше нравится автомобиль — он у меня тоже есть.

— Я предпочитаю лошадей, — ответила Гардения, — но боюсь, я не смогу поехать с вами. Тетя Лили хочет повезти меня… — Она собралась было рассказать, куда именно они поедут, но передумала. — …На прогулку.

— Вы виделись с вашей тетушкой? — спросил лорд Харткорт.

Гардения почувствовала, что он опять сомневается в радушности приема, и, вспомнив, как яростно она негодовала, когда он ночью давал ей советы, довольно натянуто ответила:

— Конечно. Я рада сообщить, что тетя Лили счастлива видеть меня. Я буду жить с нею.

Неизвестно, почему ей показалось, что при этих словах лицо лорда Харткорта изменилось. Теперь оно выражало — да, но это же абсурдно — разочарование.

— Восхитительно, — ровным голосом проговорил он и, повернувшись к своему кузену, сказал: — Итак, Берти, если мисс Уидон не едет с нами, то нам пора в путь.

— Мисс Уидон, буду надеяться на скорую встречу с вами, — галантно проговорил Бертрам. — Между прочим, ваша тетушка пригласила меня на завтрашний вечер. Обещаю, ничто не помешает мне прийти.

— Буду счастлива видеть вас, — ответила Гардения. — До свидания.

Лорд Харткорт ничего не сказал. Гардении показалось, что в том, как он нахлобучил на голову шляпу, решительно спустился по ступенькам и вскочил в кабриолет, промелькнуло какое-то раздражение.

Бертрам последовал за ним, но на полдороге обернулся.

— Вы совершенно уверены, что не передумаете? — тихо спросил он Гардению. — Я бы хотел первым показать вам Париж.

— Нет. Я не могу сегодня поехать, — ответила она, — да и мне все равно сначала надо спросить разрешения у тети Лили.

— Давайте поедем завтра, — умолял Бертрам. — Я уверен, герцогиня не будет против. Я заеду за вами в это же время. Вы обещаете?

— Я ничего не могу обещать, — пробормотала Гардения, несколько озадаченная его настойчивостью.

— Но вы должны постараться и получить у тетушки разрешение, — продолжал уговаривать ее Бертрам.

И прежде чем она успела ответить, он уже сбежал по лестнице и вскочил в кабриолет. Когда экипаж покатил по аллее, Бертрам перегнулся и помахал ей, а лорд Харткорт продолжал смотреть прямо перед собой. Он не обернулся.

«Какой же он неприветливый, — сказала себе Гардения. — Не знаю почему, но он не одобряет меня».

Следуя за Ивонной наверх, она думала о том, что обязательно спросит у герцогини, можно ли завтра отправиться на прогулку с Бертрамом. В Англии ей не разрешили бы встречаться с мужчиной без сопровождения какой-либо дамы, но раз он пригласил ее, значит, во Франции все по-другому. Она часто слышала, что в веселом городе более свободные нравы, и, в конце концов, зачем нужен сопровождающий для прогулки в открытом кабриолете с человеком, который будет править лошадьми? Вот если бы он приглашал покататься в автомобиле — тогда другое дело.

Гардения вспомнила, как ей рассказывали, всякие истории о девушках, которых мужчинам удавалось уговорить отправиться кататься на шикарном автомобиле, а потом, когда девушки не отвечали на ухаживания, им приходилось пешком возвращаться домой. Гардения чувствовала, что Бертрам Каннингэм не принадлежит к этому типу мужчин. Он выглядел молодым и веселым, полным задора, и она с тоской представила, как было бы интересно общаться со своими сверстниками, смеяться и веселиться и не беспокоиться о счетах или о том, где добыть деньги на следующий обед.

Ивонна провела ее на второй этаж. Они миновали спальню тетушки, прошли в самый конец коридора, где Ивонна открыла дверь в комнату, с окном, выходящим в сад. Комната была очень большой, и ее загромождали огромные шкафы, расставленные по стенам. — Это гардеробная ее светлости, — объяснила Ивонна и принялась распахивать дверцы шкафов, открывая взору Гардении такое количество самых разнообразных платьев, которого, по мнению девушки, ни одна женщина не смогла бы собрать за всю свою жизнь, не говоря уже о том, чтобы иметь столько платьев сразу.

* * *

Выбравшись из непрерывного потока экипажей вокруг Триумфальной арки и направив лошадей к Булонскому лесу, Бертрам воскликнул:

— Очаровательная малышка и совсем не такая, какую можно было ожидать от грозной Лили.

— Ты сам сказал мне, что она родилась в приличной семье, — напомнил ему лорд Харткорт.

— Ну, так говорил мой отец, — ответил ему Бертрам. — Как ты думаешь, что Лили будет делать с этой девочкой?

— По всей видимости, мисс Уидон намеревается остаться со своей тетушкой. Вчера у мена была возможность убедиться в том, что это очень решительная молодая особа, — сухо проговорил лорд Харткорт.

— Решительная? — удивился Бертрам. — Этот крохотный воробушек? Не может быть, у нее вид птенца, вывалившегося из гнезда. Не верю, чтобы она была решительной хоть в чем-то. Но если ее приодеть, она окажется очень симпатичной.

— Полагаю, герцогиня позаботится об этом, — заметил лорд Харткорт.

— Во всем этом есть какая-то тайна, — продолжал Бертрам. — Приезжает девушка, выглядит она невинной крошкой, и, несмотря на это, Лили принимает ее и даже собирается оставить жить в своем доме. Я не удивлюсь, если Андре окажется прав и вся история будет не чем иным, как новой шуткой. Все выглядит несколько подозрительно.

— Наверное, всему существует исчерпывающее объяснение, но мы-то не знаем его, — заметил лорд Харткорт.

— К черту все, Вейн! Тебя ничего не может взволновать! — воскликнул Бертрам. — Я с большим удовольствием показал бы ей, что такое жизнь. Я по горло сыт этим избалованным сборищем у «Максима». Ты знаешь, когда на прошлой неделе Генри подарил Иветте бриллиантовый браслет, она вернула его и заявила, что камни недостаточно крупные.

— Ну, Генри может позволить себе камни и покрупнее.

— Да, но он считает, что это неблагодарность, — ответил Бертрам. — Они всем всегда недовольны. К примеру, Мари, которую я взял себе на некоторое время. Она постоянно жаловалась: икра несвежая, шампанское пахнет пробкой, стул неудобный, подаренные мною орхидеи не того цвета! Мне это надоело, и я бросил ее, а теперь ее подобрал старина Освальд. Он не представляет, во что ввязался! Я не против того, чтобы тратить деньги на женщин. В конце концов, на что еще их тратить? Но я ожидаю проявления хоть какой-то благодарности.

— Бедный Берти, — проговорил лорд Харткорт. — Не могу поверить, что все твои усилия напрасны.

— Может, я покажусь тебе скупым, если скажу, что мне нравится получать справедливое возмещение за мои деньги, — улыбнулся Бертрам. — Я знаю, ты считаешь, что я слишком быстро бросаюсь в любовные связи. Но дело в том, Вейн, что у меня нет твоего чутья в выборе женщин. Как только я узнаю моих приятельниц поближе, они сразу же разочаровывают меня, а твои же при ближайшем рассмотрении становятся только лучше. А уж Генриетту никто не превзошел. — Лорд Харткорт ничего не ответил, и Бертрам продолжил: — Ну ладно, Вейн, я знаю, что это замечание выдержано в дурном тоне, но, черт побери, надо же молодому человеку кому-то излить душу, а кто может быть лучше родственника?

— Действительно, кто? — сказал лорд Харткорт. — Хорошо, Берти, обрабатывай этого воробушка, как ты ее называешь. Ты получил мое благословение. Несмотря на мои опасения, она может оказаться довольно занятной, и на нее не жалко будет потратиться!

Глава четвертая

Гардения ворвалась в спальню тетушки.

— Тетя Лили, это безнадежно! — воскликнула девушка. Резко остановившись, она негромко воскликнула: — О, какая же вы красивая!

Стоя спиной к окну, одетая в летящее платье из светло-синего шифона на шелковом чехле, с букетиком шелковых розочек, приколотых к груди брошью с огромным бриллиантом, с золотистыми волосами, прикрытыми шляпой с широченными полями, герцогиня действительно была так же хороша, как в те времена, когда приезжала в Англию и встречалась с маленькой Гарденией.

— Спасибо тебе, детка, — ответила Лили де Мабийон, очень довольная комплиментом.

— У вас изумительное платье, — благоговейно проговорила Гардения, — и я никогда еще не видела эту восхитительную шляпу в стиле «Веселой вдовы», хотя и читала о ней в газетах. — Так вот как ты это называешь? — промолвила герцогиня довольным голосом, разглядывая свое отражение в зеркале.

— Но дома больше ни о чем другом не говорили! — воскликнула Гардения. — Платья «Веселой вдовы», шляпы «Веселой вдовы», локоны «Веселой вдовы». Мы с мамой часто смеялись, когда просматривали газеты и журналы, и представляли, как мы будем выглядеть в таких шляпах. Мне казалось, что вид будет комичный. Теперь я вижу, что на вас такая шляпа выглядит прекрасно и вы очень, очень красивы.

Было очевидно, что энтузиазм Гардении доставляет герцогине большое удовольствие. Она обернулась к двум горничным, которые, одев герцогиню, разбирали вещи на туалетном столике около кровати, складывая халаты, щипцы для завивки, лосьоны и кремы — все то, что использовалось при создании туалета герцогини.

— Мадемуазель восхищена моим видом, — сказала она им по-французски.

Герцогиня прошлась по комнате, и при свете льющегося из окон утреннего солнца Гардения заметила, что белая кожа с нежным румянцем на щеках была результатом огромного мастерства. Герцогиня нанесла на лицо маску из крема и румян, которые скрыли желтоватый оттенок, столь заметный утром.

— Итак, я готова, — объявила герцогиня, бросив последний взгляд в зеркало и поправив ожерелье из жемчужин и бриллиантов, которое плотно облегало шею и скрывало предательские морщины, выдающие ее возраст.