«Хотя, — думала Агнесса, — все мы немного безумны». Чем, скажем, так уж привлекла она Орвила? Что в ней такого особенного? Правда, Орвил сказал, что сильно разочаровался в ней, но Агнесса все же не до конца ему верила. А влечение к ней Джека, похоже, приобрело маниакальный характер — Орвил подметил правильно. Может, он не ошибается, считая, что Джек — в какой-то степени ее жертва, ведь она сама, первая, потянулась к нему, пытаясь и надеясь вызвать ответное чувство, а после невольно вырвала Джека из привычной среды, из условий, в которых он чувствовал себя по-своему счастливым и был бы, наверное, счастлив до конца своих дней. Конечно, в том, что случилось потом, на прииске, она не была виновата…

Нет, решила она, надо приложить все усилия к тому, чтобы помириться с Орвилом, чтобы он ее простил. Теперь она окончательно поняла, что возврат к прошлому означает гибель. А как быть с Джеком? Надо что-то придумать. В тот последний их вечер она, конечно, сорвалась, почти признавшись ему, в своих чувствах, и все потому, что ему удалось вернуть себе прежний, не столько внешний, сколько — это было важнее — внутренний облик. Она обманулась, решив, что они прощаются, понадеявшись на то, что все решено, Джек все осознал, понял и смирился, тогда как на самом деле он таким образом ее завлекал. Она так искренне желала, чтобы он уехал, а уехать пришлось ей самой. Чем-то закончится эта история?

Ей хотелось, чтобы Бог услышал ее слова, услышал и помог: «Господи, я люблю Орвила, я выбираю Орвила. Я так решила давно и твердо и не сверну с этого пути, только бы Орвил меня простил!»

Да, если чувство к Орвилу она хотела во что бы то ни стало сохранить (так же, как и его любовь к себе), то чувство к Джеку осознавалось ею как нечто мучительное, от чего необходимо было избавиться и избавить его. Не надо больше жертв, никто не должен страдать.

Прошел час, другой, а Агнесса сидела все так же в шляпе, накидке и перчатках, держа сумочку на коленях, и думала. Потом, когда пришел черед слез, раскрыла сумку, чтобы достать платок, и увидела там какой-то конверт. Агнесса достала его — он был, должно быть, незаметно положен Орвилом. Может, там письмо? Агнесса с надеждой разорвала бумагу — на колени упала толстая пачка ассигнаций. Больше ничего. Она уронила голову на столик и разрыдалась.

Молли ворвалась в комнату, как ураган, и закричала с порога:

— Ну вот, ты сидишь здесь и мечтаешь неизвестно о чем, а твоя Агнесса тем временем уехала из города!

Джек поднял глаза и произнес, как показалось Молли, чересчур равнодушно и вяло:

— Откуда ты знаешь?

— Там приехала ее служанка, тебе письмо привезла, вот, возьми, и хочет забрать собаку. Я спросила, чего сама миссис Лемб не приехала, а она говорит: «Миссис Лемб уехала из города!»

— Где эта служанка?

— Внизу.

— Позови ее сюда.

Молли скорчила свою обычную гримаску.

— Звала, но она не идет, боится.

— Тогда иди, скажи, я сам спущусь.

Молли ушла, а он вытащил из конверта лист, развернул и стал читать. Тонкий почерк, розоватая бумага… Ему казалось, что начертанные Агнессой фиолетовые буквы — живые… Это была словно бы часть ее самой.

Письмо было путаное, написанное в сильном волнении, что было заметно по повторяющимся словам, но Джек, читая, слышал голос Агнессы, видел ее лицо… Она просила его беречь себя, постараться жить разумно и честно (в том заключался основной смысл послания) и говорила, что им лучше расстаться по-хорошему и по возможности — больше не видеться. Она просила его не сердиться и принять на прощание то, что вложено в конверт. Заглянув туда еще раз, Джек обнаружил две банкноты; он не стал интересоваться их стоимостью, а машинально скомкал в руке. Настроение было сквернее некуда. Ему очень хотелось забыться, как-то уйти от действительности. Может, напиться, как раньше? Джек нахмурился: он обещал Агнессе… Хотя что теперь значили эти обещания? Но беда была в том, что пить не хотелось. И, похоже, вообще ничего не хотелось.

Потом он вспомнил, что должен спуститься вниз, позвал Керби и пошел. Спускаясь по лестнице, думал о том, почему и куда уехала Агнесса. Может, Орвил ее прогнал? В письме ничего не говорилось об отъезде. Или они уехали вместе? Нет, вряд ли…

Внизу стояла девушка. Она посмотрела на него с испугом, к которому, тем не менее, примешивалось жадное любопытство. Джеку ее лицо показалось знакомым.

Они поздоровались, и он, сразу вцепившись в нее взглядом, спросил:

— Куда миссис Лемб уехала? Одна?

— Да, одна, — сказала Френсин, растерявшись: она не знала, можно ли сообщать кому-либо, куда уехала госпожа. — Не знаю, куда, — торопливо произнесла она, а потом, вспомнив слова Орвила, добавила: — К матери, в столицу.

— А! — уныло протянул Джек. — Понятно. Вы хотите забрать собаку?

Френсин кивнула, тогда он присел рядом с Керби и, обняв его рукой за шею, заговорил:

— Керби, дружище, придется поехать. — Собака вздохнула, словно понимая все. — Не вздыхаай тяжело: мы должны быть там, где больше всего нужны. Мы прожили с тобой друг без друга столько лет, проживем и еще немного, будем радоваться, что хотя бы повидались напоследок. Поезжай к Джессике (Керби повел головой), она любит тебя и, если ты не вернешься, наверное, будет плакать. Может, мы и встретимся еще, а может, и нет, но горевать не стоит. Ты один меня по-настоящему помнил, единственный не осуждаешь ни за что — за это спасибо! Дай лапу, мы ведь были добрыми друзьями!

Джек пожал протянутую лапу и велел Френсин взять пса за ошейник. Собака послушно пошла с девушкой, хотя все время пыталась оглянуться на хозяина, который стоял, не двигаясь, и смотрел невидящим взглядом им вслед. Что-то такое было в его глазах, отчего у Френсин странно защемило сердце.

— Подождите! — крикнула она неожиданно для самой себя, когда они с Керби были уже в дверях, а Джек почти поднялся по лестнице. — Я должна вам кое-что сказать!

Он задержался на верхней ступеньке.

— Только не говорите никому, что узнали это от меня! — взволнованно произнесла она. — Миссис Лемб поехала не к матери, а в Калифорнию, в свой дом на побережье… Помните, где мы встретились тогда с вами — мистер и миссис Лемб и я…

Джек пристально смотрел на девушку.

— А, вот откуда я вас помню, — медленно проговорил он. — Как вас зовут?

— Френсин.

— Френсин…— повторил он. — Спасибо, что не обманули!

Френсин вспомнила разговор слуг и вопрос Полли: стоит ли этот человек того, чтобы миссис потеряла голову? Нет, решила девушка, они с госпожой неподходящая пара. Может быть, потому, что привыкла видеть рядом с Агнессой Орвила, а он был совсем другим. И все-таки сам по себе Джек тоже показался ей интересным. Она призналась себе, что он мог бы ей понравиться, если бы она узнала его в другом качестве и не слышала всего, что болтали о нем. Нет, что ни говори, — Рейчел, Полли и Лизелла со своими страшными сказками просто глупые сплетницы!

— Ну, и что ты собираешься делать? — спросила у Джека Молли полчаса спустя. — Нет, ты скажи, что?

Она относилась к нему чуть ли не покровительственно, часто даже выговаривала, забывая или не замечая, что он уже не нуждается в опеке или что он вдвое старше ее.

— Ничего, Молли! — раздраженно произнес он. — Понимаешь, ничего!

— Ты не поедешь к ней?

— Зачем? — На лице его появилась нехорошая злая улыбка. — Мне надоело унижаться, я устал собирать эти обломки, мне это причинило столько боли, что я и сам не знаю, хочу ли еще чего-нибудь. Наверное, нет.

Молли с важным видом прошлась по комнате.

— Но ты хочешь, чтобы она опять стала твоей?

— Она никогда не будет моей.

— Знаешь, я тут спрашивала у бабки — она иной раз говорит умное — как мужчина может вернуть женщину, которую давно потерял, и она ответила так: «Нужно почаще вспоминать с ней прошлое, то хорошее, что было в нем, а когда она начнет грустить, попытаться вернуть ее туда — она непременно захочет утешиться». Понял?

К ее разочарованию, он отрывисто произнес:

— Глупости это! Агнес еще слишком молода, чтобы думать только о прошлом!

Молли обиделась из-за того, что советы не имели ожидаемого успеха.

— Ну и черт с тобой! — закричала она. — Раз ты такой осел! Любой бы на твоем месте воспользовался этим, если б ему так уж была нужна именно бесценная Агнесса! Не хочешь — ну и пропадай тут один, подыхай с тоски!

Джек рассмеялся.

— Глупая девочка! — произнес он беззлобно. — Мой револьвер теперь заряжен: я приму более легкую смерть!

Молли оторопела. Она стояла посреди комнаты, долговязая, нескладная девчонка с бледным лицом, в блеклой одежде, с русыми волосами, кое-как прихваченными шпильками; она всегда выглядела бесцветно, и только глаза ее, широко раскрытые, в живых серых крапинках, ярко блестели. Сейчас щеки ее порозовели, а рот изогнулся совсем по-детски.

— Ты что… серьезно? — спросила она, заглядывая ему в лицо. — Спятил, что ли?.. Какого ж дьявола тебя лечили столько времени, спасали, когда ты помирал, а?

— Зря, все зря!

— Но ведь ты не хотел умирать! — воскликнула Молли с таким выражением, будто догадалась о страшной тайне. — Признайся!

— Не хотел, — согласился Джек, — все надеялся на что-то.

— И теперь ты собираешься отступить?! Нет уж, изволь еще раз попытаться! Поезжай за ней следом. Ты знаешь, где это?

— Знаю.

— Я сейчас же куплю тебе билет!

— А что я скажу Агнессе?

— Да уж найдешь, что сказать!

Он улыбнулся и протянул ей две скомканные бумажки.

— Вот, купишь билет, а остальное возьмешь себе.

Молли расправила деньги, ворча, что так с ними нельзя обращаться, потом застыла, изумленная.

— Себе взять? — переспросила она, а когда он утвердительно кивнул, немного подумав, произнесла:

— Слушай; а муж миссис Лемб — такой противный, облезлый старикашка? Она вышла за него из-за денег?