— У тебя хороший муж, хорошие дети. Ты назвала сына в честь своего отца, что ж, неплохая мысль. Джеральд Митчелл этого достоин. — Она улыбнулась. Впервые Аманда заговорила с Агнессой о ее отце. — И, кстати, — продолжила она, — Джессика ведь не дочь твоего мужа? Подарок твоей прежней жизни?

— Как вы догадались?

Аманда усмехнулась.

— Я не слепая. У тебя с этим были сложности? Ты не жалеешь?

Агнесса, глядя перед собой невидящими глазами, машинально оторвала от стоявшей в вазе пурпурной розы лепесток и принялась сминать его.

— Если речь идет о Джессике, то нет, — сказала она. — Какие сложности? Орвил любит ее как родную — чего же еще мне желать?

Аманда, по-видимому, не очень верила в существовавшую в жизни дочери простоту, возможно, сообразуясь со своими собственными поступками, и они обе не верили в другое — в то, что сидят сейчас вместе, рядом и беседуют так спокойно, мирно, о жизни, о себе, ни на чем не спотыкаясь, ни за что друг друга не виня.

— Я так и не поняла — до брака с Орвилом ты была замужем, Агнесса?

— Нет.

— Так я и думала. Ты бросила его? Он тебя?

— Нет.

— «Нет, нет»! — смеясь, передразнила Аманда. — Не рассказывай, если не хочешь. Я все-таки надеюсь, он далеко?

— Достаточно далеко.

Поскольку Агнесса отвечала односложно, Аманда не стала продолжать этот разговор, но ей не пришло в голову, что тут до сих пор что-то может скрываться; она решила, скорее, что просто Агнессе неприятны такие воспоминания. Да, не лучшая страница ее жизни, ничего не скажешь! Миссис Митчелл лишь молвила:

— Я знала всегда: человек рано или поздно возвращается к своей исконной природе; что дано — то дано, и никуда от этого не уйти.

«Да, верно, — про себя согласилась Агнесса, — мы в конечном счете приходим к тому, для чего предназначены, и становился теми, кем должны и можем стать, мы выбираем свой путь, как и он выбирает нас — это почти одно и то же.

— Между прочим, Агнесса, мистер Лемб напоминает мне твоего отца, Джеральда Митчелла. Тот тоже был очень порядочным человеком, внешне казался уравновешенным, спокойным, хотя в нем и скрывалась какая-то одержимость чувствами; недаром он, как и твой супруг, женился несмотря ни на что на женщине с сомнительной репутацией. Любовь! — Аманда усмехнулась. — Тебе, по-моему, передались кое-какие его свойства, хотя, безусловно, что-то — теперь я вижу — ты переняла от меня; надеюсь, не будешь спорить?.. Да, так вот, если бы он не погиб, то… сумел бы держать меня в руках.

— Что вы хотите этим сказать?

Аманда загадочно улыбнулась,

— Что в этом разница.

— Не понимаю.

— Да? Ну, что ж…— продолжая посмеиваться, произнесла миссис Митчелл. — Я просто хочу сказать, что вышла за Джеральда Митчелла не по любви, но, поскольку он был сильным человеком…— Она прищурилась, глядя на дочь. — А на тебя, я думаю, так и не нашлось твердой руки… Таких, как ты, Агнесса, нужно либо сломать раз и навсегда, либо сгибать ежеминутно всю жизнь.

Агнесса подняла сверкающие изумрудами глаза.

— Меня незачем ломать, мне и так от жизни досталось. Орвил тоже сильный человек. Он, когда захочет, умеет настоять на своем.

— Не сомневаюсь, что он поставит тебя на место, если ты сделаешь какую-нибудь гадость, — произнесла Аманда с таким видом, словно речь шла о повседневных вещах.

Агнесса выпрямилась и, не отводя взора, с некоторым вызовом заявила:

— Наши отношения строятся на любви и понимании, а не на подавлении друг друга. Если угодно, в этом тоже разница! Если вы думаете, что я вышла за Орвила с намерением его облапошить и теперь втайне радуюсь, потирая руки, то ошибаетесь! У меня нет желания властвовать ни над мужем, ни над кем другим. Вы, должно быть, приехали чтобы сказать мне, как я порочна?

— О, нет! Извини. Просто я много думала о тебе (Агнесса недоверчиво улыбнулась) все эти годы… Не могу удержаться, чтобы не высказать свои мысли. — И, прежде чем дочь сумела что-либо произнести, добавила:— Когда ты родилась, я раскаялась во многом, что совершала прежде. Я назвала тебя Агнессой и подумала: «Вот будет самое святое существо». Но потом взяла тебя из пансиона и узнала, что ты не Божья овечка… Я забыла, что такие женщины, как я, не производят на свет добродетельных дочерей!.. А ты стала такой изящной, Агнесса; девушкой ты была немного неловкой, нескладной… Ты, должно быть, пользуешься успехом в обществе?

— Никогда не замечала.

Аманда внимательно и даже с оттенком печали глядела на нее.

— У тебя зеленые глаза… Совсем как у Джеральда. «Если бы тебе были так дороги эти глаза, если б ты действительно раскаялась, как говоришь, ты бы не отослала меня в пансион, не управляла бы публичным домом, не меняла бы любовников все те годы, пока я не видела белого света за четырьмя стенами забора, а после не пыталась бы сделать из меня куклу, бездумно послушную чужой воле!» — подумала Агнесса. Она сильно расстроилась, ей было неприятно, что Аманда увидела какой-то изъян в ее отношениях с Орвилом; ведь если не считать того, что Агнесса скрывала, отношения эти можно было назвать идеальными. Неужели что-то бросалось в глаза? Потом, пытаясь успокоиться, она сказала себе, что мать просто хотела задеть отступницу, которую в глубине души, видимо, так и не сумела простить.

— Кстати, твое так и не полученное приданое… Я хочу положить крупную сумму на имя своих внуков.

— У моих детей все есть.

— Полно, Агнесса! Я хочу, чтобы ты знала: какой бы я ни казалась тебе, поверь, я желала и желаю тебе только добра, ведь как-никак, — она неловко улыбнулась, — я твоя мать. И если тебе когда-нибудь потребуется помощь, ты можешь на меня рассчитывать.

— Спасибо. Хотя не думаю, что у меня будет повод обратиться к вам.

— Дай Бог! — Аманду не так-то легко было смутить, и даже колючий взгляд, которым ее одарила дочь, разбился о серый лед ее глаз.

— Терри все еще служит у вас? — спросила Агнесса.

— Терри? Ты ее помнишь? Да, она у меня. Видишь, я постоянна, даже слуг не меняю.

— Я бы хотела увидеться с нею.

— Приезжай в гости. Ты была в столице?

— Нет.

— Приезжай с Орвилом, привози детей.

— Спасибо.

Появился Орвил, и Агнесса без сожаления прервала разговор. Она не думала, что этот вечер принесет еще какие-то неожиданности, пусть даже и приятные. С нее было довольно, она устала, тем более что завтра они ждали гостей — устраивался маленький прием по случаю приезда миссис Митчелл, да и вообще, Орвил решил, что они давно никого не приглашали. Но Агнессе, честно признаться, никого не хотелось видеть.

— У меня сюрприз, — сказал Орвил, — для тебя и для миссис Митчелл, поскольку она тоже имеет или имела к этому отношение.

Он протянул дамам какой-то конверт.

— Что это? — спросила Агнесса.

— Серый особняк. Он твой, ты его единственная владелица.

Агнесса растерянно взяла бумаги, и Орвил не увидел в ее глазах ожидаемой радости. Она поблагодарила, явно не зная, что еще сказать и что теперь делать. Потом наконец подала конверт Аманде, которая оттолкнула его с очаровательной улыбкой.

— Муж делает тебе подарок, дорогая, и потом мне этот дом не нужен. Это прошлое. — Агнесса молчала, и тогда Аманда, чтобы спасти положение, добавила: — Хотя я бы могла остановиться там весной. — И пояснила:— Я как раз собираюсь навестить свода подругу Дебору Райт. Ты помнишь ее, Агнесса?

Агнесса кивнула. Аманда принялась рассказывать о Деборе, о ее дочерях, и обстановка разрядилась, хотя Орвил так и не понял реакции жены; что ж, видимо, в своих желаниях и мыслях она опять ушла вперед.

Позднее, когда все разошлись по своим комнатам, Орвил задумался о поведении Агнессы. Он заметил ее плохое настроение — сегодня его можно было объяснить разговором с матерью, но вообще это случилось далеко не впервые. Что-то происходило с ней, но она молчала. Даже внешне она иногда вдруг становилась похожей на ту юную девушку, какой он впервые ее увидел, а порой — теперь Орвил получил возможность убедиться — напоминала собственную мать, и такие перемены были связаны, очевидно, с изменением ее внутреннего состояния. Ее явно что-то мучило. Плохое настроение?.. Да, конечно, они давно никуда не выезжали, но ведь летом веселились вволю, да и нельзя же все списывать на отсутствие развлечений, тем более что раньше Агнесса как будто и не стремилась к ним.

Она опасалась не напрасно, случилось то, что должно было случиться: Орвила стали тревожить ее беспричинные странности, явная скрытность, и, что еще хуже, он задавал себе вопрос — а чего, собственно, ей не хватает? Все ее желания исполняются, он ее любит, поведение его безупречно, и если она неоткровенна с ним, то он не виноват.

А Агнесса, оставшись одна, на мгновение закрыла лицо руками. Она устала, измучилась физически и душевно, ведя двойную жизнь. И она знала, что это кончится еще не скоро. Встреча с матерью не принесла успокоения, а лишь пробудила новые тревоги. Агнессе хотелось сказать Орвилу: «Я люблю тебя. Я была и буду с тобой». Но она не могла этого сделать; она знала, что Орвил не поймет и попросит объяснений. И никогда ее не простит.

В это же время Джек спал в своей комнате глубоким и спокойным сном выздоравливающего. Неделю назад в его болезни неожиданно произошел желанный перелом, и теперь он, хотя и очень медленно, но все-таки стал поправляться. Все признаки выздоровления были налицо, и даже врач развел руками: удивительно, конечно, но что ж, бывает.

Джеку снились хорошие сны; ему вдруг начало казаться, что плохое уходит, остается позади, а там, в завтрашней жизни, ждет его светлый день, исполнение мечты, которую он пронес сквозь годы. Он расплатился. Он наказан сполна. Он свободен.

Несколькими днями позже, когда Аманда уехала, Агнесса последовала по привычному маршруту. Она шла по коридору, сосредоточенно размышляя, и вздрогнула, внезапно налетев на преграду.