Джек ничего не сказал, он не двигался и лишь смотрел на нее из-под полуприкрытых век. Дыхание его было прерывистым и тяжелым.

Агнесса не заметила в комнате никаких следов еды, ни крошки; кувшин для воды тоже был пуст.

— Господи, Джек, что случилось? — в отчаянии прошептала она, подходя ближе. — Тебе плохо?

Он молчал, отчужденно глядя на нее, как на незнакомку. Агнессе стало страшно: она никогда не видела его таким.

— Почему ты такой худой? Ты что-нибудь ешь?

— Нет, — ответил он наконец, с большим трудом ворочая языком, — мне не хочется… Агнес, принеси мне воды… Молли не заходила сегодня, а я почти не встаю…

— Да-да, сейчас! — Агнесса схватила посудину и выбежала за дверь.

Она наполнила внизу кувшин, принесла в комнату и поддерживала голову Джека, пока он жадно пил.

— Что с тобой? — повторила она, чувствуя жар, исходящий от его тела, — давно ты заболел?

— Не помню. Кажется, давно…

— Тебе надо в больницу, — сказала Агнесса, присаживаясь рядом и положив прохладную ладонь на его лоб, — или давай я хотя бы позову врача!

Лицо Джека исказилось страхом.

— Нет, — выдавил он, — я не хочу опять попасть в тюрьму!

— Что ты, Джекки, кто же желает этого, но ведь я даже не знаю, чем ты болен, как помочь тебе! — чуть не плача, взмолилась женщина. Она смотрела на него с содроганием… Как он бедно одет, как ужасно выглядит — воспаленные глаза, нездоровый цвет исхудавшего лица, бледные губы, волосы, спутанные и грязные!.. Рваные серые тряпки служили ему простынями.

«Господи! — подумала она. — Это на моей совести: я не должна была такого допустить!»

— Чем бы я ни был болен, я поправлюсь, если ты хочешь этого, Агнес… Если ты… будешь ко мне приходить.

— Конечно, я хочу этого, Джекки! И я обещаю приходить так часто, как только смогу. Я куплю лекарства, принесу тебе поесть, я все-все для тебя сделаю! Тебе нужно было давно уже послать за мной! — мягко проговорила она. — Я бы обязательно пришла, если бы узнала, что тебе требуется помощь!

— Раньше в этом не было необходимости.

Агнессе хотелось еще добавить, что это, конечно же, всего лишь дружеская помощь, и не более, но она ничего не сказала. Слова эти она всегда успеет произнести, сейчас лучше подумать о другом.

Она украдкой взглянула на маленькие часики: времени в ее распоряжении оставалось не так уж много. И завтра непременно нужно приехать сюда! Она ничем не могла помочь Джеку все эти годы и теперь должна расплатиться с ним сполна — Агнесса решила это сразу и твердо. И она непременно ему поможет, если… если только не поздно. Агнесса совсем не думала в эту минуту об Орвиле, о своей семье, не думала ни о чем таком; в тот момент, когда она будет переступать порог комнаты, в которой сидит сейчас, все остальное… придется оставлять за порогом.

Джек закрыл глаза. Агнесса могла противостоять наглости, злобе, но беспомощность этого человека ее полностью обезоруживала. Она взяла его за руку, уже не боясь обнаружить какие-то лишние чувства.

— Душно… Открой, пожалуйста, окно, — попросил он. — Я тут как-то пытался и не мог…

Агнесса встала, подошла к окошку, подергала раму, потом, приложив небольшое усилие, распахнула ее. Свежий воздух проник в помещение, но она задыхалась, ей было страшно, она не могла унять внезапно возникшую, во всем теле судорожную дрожь. Она вспомнила прииск, холодную зиму, себя, семнадцатилетнюю девушку: этот человек не ел и не спал, часами просиживая возле нее, больной; он поправлял подушки, кормил ее с ложки и заставлял пить лекарство. Этот человек лежал сейчас перед нею почти неузнаваемый, ему было уже около тридцати, но он ничего не значил в этом мире, казалось удивительным, что он до сих пор еще живет, вернее, существует.

— Мне надо идти, Джек, — Агнесса вздохнула. — Потерпи, продержись еще как-нибудь до завтра, я постараюсь прийти прямо с утра. Правда, не знаю, как лечить тебя, но… попробую.

— Не надо меня никак лечить… Достаточно… просто посидеть рядом.

Видно, он был действительно давно и тяжело болен, потому что никак не отозвался даже на ее ласковое прикосновение, а Агнесса, гладя его руку, произнесла:

— Джекки, милый, я буду рядом все время, пока ты не поправишься, обещаю! Больше ты уже не будешь один!

Спустившись через несколько минут вниз, она разыскала старуху и девчонку.

— Могла бы я попросить вас присмотреть за больным сегодня вечером или даже ночью? — обратилась она к внимательно слушавшей Молли.

Та хмыкнула в ответ, а после, чувствуя себя хозяйкой положения, заявила:

— Ночью у меня другие дела найдутся! Например, я люблю поспать.

Услышав это, Агнесса безропотно вынула кошелек.

— Столько хватит? — спросила она, протягивая деньги. — Тут еще плата за квартиру, и я бы хотела попросить вас купить кое-какие лекарства.

Пожилая женщина, увидев солидную пачку денег, оторопела, но Молли нашлась мгновенно.

— Может, и достаточно…— с сомнением, почесав голову, произнесла она. — Нынче все жутко дорого… Ну, да ладно, давайте, сделаю!

— И еще…

— Поняла! — обогнала Молли. — Разумеется, молчание входит в услуги. Ну, уж в этом не сомневайтесь!

Такая догадливость не очень понравилась Агнессе: пожалуй, девчонка придумает то, чего вовсе нет, но возразить было нечего. От двусмысленности положения она чувствовала себя неловко до слез, но приходилось терпеть.

Когда Агнесса ушла, девушка, поплевав на пальцы, пересчитала деньги.

— Ну, вот, — сказала она, подмигнув старухе, — а ты еще хотела его выгнать! Никогда нельзя знать, где что зарыто!

— Свяжешься, а вдруг потом куда загремишь? — проворчала в ответ старуха.

— Брось болтать! — внучка беспечно махнула рукой. — Это дела любовные, полиция в них не вмешивается!

— Уж не хочешь ли ты сказать, что парень — любовник этой дамочки! — изумилась пожилая, а Молли с высоты своих пятнадцати лет глубокомысленно заявила:

— Чего только не бывает на свете!

У подъезда дома мисс Кармайкл Джессика ждала мать, нетерпеливо переминаясь с ноги на ногу.

— Мама, ты опоздала на полчаса! — недовольно заметила она. — Я уже хотела ехать домой одна!

— Извини, маленькая, я встретила свою знакомую и заболталась с нею, — солгала Агнесса, невольно краснея: давно ей не приходилось лгать близким! Всю дорогу она молчала, опустив голову. Что ж, с чего начала, к тому и пришла, — ей показалось вдруг, что прошлое начинает возвращаться.

Но всю горечь своего обмана она признала только дома, где ей пришлось смотреть в глаза Орвилу Лембу, человеку, который ничем не заслужил подобной лжи. Когда-то, будучи совсем юной, она тоже врала всем, не особенно терзаясь угрызениями совести, но сейчас это было труднее. Лгать, и тем более, собственному мужу, человеку, с которым они всегда так хорошо понимали друг друга… Конечно, было еще не поздно сознаться во всем: возможно, Орвил не стал бы очень сердиться, но теперь Агнесса не хотела делать этого уже из-за Джека.

Она сама обрекла себя на унизительную необходимость скрываться от всех: сообщников в доме, не считая Френсин, Агнесса не имела. Она забрала у служанки конверт с письмом для Орвила и рано ушла к себе, сославшись на усталость. Она понимала: чтобы никто ничего не заподозрил, надо вести себя как обычно, казаться веселой, но сегодня она не могла — слишком тяжел был минувший день, слишком многое предстояло обдумать, готовясь к завтрашнему.

Джек же, оставшись один, почувствовал, что прилив сил, вызванный приходом Агнессы, начинает проходить, а вместе с ним — и радость.

«Агнесса пришла, ну и что? — шептал внутренний голос. — Чего ты добился, глупец?!» Он поддался минутной слабости и прислал ей записку, а в результате стал героем душещипательной сцены, предметом женской жалости, на которой совсем не собирался играть. Зачем же опять начинать что-то? — задавал он себе тот же самый вопрос. Зачем, если ясно, как день: ничего настоящего и хорошего уже не получится.

— Пошла вон! — он заглянувшей в комнату Молли, на что та невозмутимо отвечала:

— Нет, не уйду. Мне заплатили, чтоб я побыла возле тебя, — и добавила многозначительно:— дама!

«А, даже так! — Джек стиснул зубы. — Прекрасно!»

Он на содержании у Агнессы, или хуже — у Орвила Лемба, потому что она платит его деньгами.

— Убирайся, Молли! А деньги отдай назад!

— Еще чего! — девушка присела на табурет. — И не подумаю!

Она сидела несколько минут с отсутствующим взглядом и грызла ногти, а Джек сходил с ума от мыслей, невыносимых, как и отвратительный кашель и головная боль.

— Уходи, Молли, — попросил он, скрывая злобу. — Мне ничего не нужно, ты же видишь. Потом придешь.

Девушка встала.

— Та дама…— начала было она, но Джек перебил ее вопросом:

— Скажи, Молли, а у тебя есть любовник? Ты выглядишь очень взрослой.

Девчонка, ничуть не смущенная, слегка улыбнувшись, ответила:

— Нет еще!

Он тоже выдавил улыбку; в глазах его тлел злой огонек, которого не было при Агнессе.

— Хочешь стать моей маленькой подружкой? Надеюсь, я еще не стар для тебя? Конечно, если я выздоровею.

Молли снисходительно улыбнулась этой неудачной шутке и весело ответила:

— Почему бы и нет? Можно попробовать!

«Как сердце человеческое нельзя разрезать на две половины, так надвое не разорвешь жизнь», — думала Агнесса, подъезжая к знакомому дому.

Воспользовавшись отъездом Орвила, она улизнула с утра под предлогом проводить детей в школу (иногда она делала это) и проводила на самом деле, но только после домой, не вернулась. Конечно, сразу ее не могли разоблачить: мало ли куда может поехать хозяйка! Наверное, не разоблачат довольно долго, но в конце концов… Агнесса решила не думать, что будет в конце.

Вчера она миллион раз ловила себя на желании броситься на шею Орвилу и все ему рассказать, но сдерживалась, постепенно ей удалось внушить себе мысль о том, что все пройдет незамеченным: когда Джек поправится, она вернется к прежней цельной жизни.