И вдруг просыпается.

Она открыла глаза и увидела: Джека рядом нет.

Виляя хвостом, подошел Керби. Агнесса погладила собаку, встала, оделась, недоумевая, куда подевался Джек. Она занялась делами, потом стала просто ждать, время от времени поглядывая в окно. Смутное предчувствие несчастья не давало ей покоя, она пыталась казаться спокойной перед самой собой — и не умела.

Тянулось время… час, другой… Наконец она спустилась на улицу с Керби и пошла просто так, без цели, вперед.

Выйдя на дорогу, девушка непонятно почему оглянулась на окно Гейл; ей показалось, будто там мелькнуло что-то, она не разобрала — человек или тень, но, продолжив путь, явственно почувствовала на себе чей-то взгляд, кто-то смотрел ей в спину, однако Агнесса знала: повернись она вновь — опять исчезнет, растворится в глубине окна.

Она вспомнила свой сон, сотканный из обрывков впечатлений и грез, вспоминала и другие сны, их особый, ей одной известный мир, совершала мысленные прогулки по заброшенным улицам, землям; она знала, что иначе чем в воображении и в сновидениях их не увидит, а потому дорожила ими; она не думала о том, что эти удивительные грезы, повернувшись страшной, нелепой стороной и соединившись с явью, обрекут ее на вечную муку: не видеть этот мир нигде и никогда, кроме как в воспоминаниях и снах.

Побродив по округе, Агнесса вернулась к дому и остановилась у крыльца, ожидая, что сейчас, быть может, на дороге появится Джек и, как бывало, улыбнется ей, спрыгивая с коня.

На дороге действительно показался человек, но не всадник, а пеший, и не Джек, а хозяйка дома, миссис Бингс. Агнесса поздоровалась с ней.

— Заходила к брату, — сообщила миссис Бингс (ее братом был владелец салуна Джим Лавиль). — Помочь там надо, просит прислать Элси. Вы не видели ее, мисс Митчелл?

— Нет.

— Новости собирает, негодница! А вы слышали о том, что случилось? В салуне только и разговоров, что об этом.

— Нет, не слышала. А что призошло? — встревожилась Агнесса, подумав, что это может иметь отношение к необъяснимому отсутствию Джека.

— Да вы не волнуйтесь, мисс Митчелл, новости хорошие, — успокоила хозяйка. — Вы ведь знаете… наверное, вам рассказывали: много было грабежей на дорогах! А последний случай — даже страшно говорить! — банда остановила дилижанс с пассажирами и убила всех. Девушка только одна уцелела, говорят, еле живую в поселок привезли.

— О Господи! Нет, я ничего об этом не знала, — сказала Агнесса.

— Ну да, вы же были больны, такие ли новости вам сообщать?! Но теперь, знаете ли, разбили эту банду. Говорят, человек десять, а то и больше, в ней было! Джим сказал, многие знали бандитов, да ведь наши!

— Я не знала, что здесь случаются подобные вещи, — повторила Агнесса (Джек мало рассказывал о том, что творится в поселке, а про прииск вообще не любил говорить) . — А вы не видели Джека, миссис Бингс?

— Видела утром. Он очень торопился, уехал куда-то на лошади.

— Да? Спасибо.

Агнесса хотела поговорить с хозяйкой о вчерашнем происшествии, но, помня предупреждения Джека, смолчала. Они вместе дошли до дома; миссис Бингс направилась к себе, а Агнесса остановилась в гостиной.

Давным-давно никто не собирался здесь… с тех пор, как отправились в странствие последние несчастливцы. Где-то они теперь?!

А что ждет ее? Возвращение? Куда? И Агнесса, еще ничего не зная, вдруг почувствовала себя до слез одинокой, потерявшейся и потерявшей даже если не саму жизнь, то что-то очень дорогое.

Она побродила какое-то время по опустевшей комнате, трогала предметы, смотрела в окно, думала и вспоминала.

Потом поднялась наверх.

— Почему ты не собираешься? Нужно спешить, — говорил Генри сидящей у окна Гейл. Она смотрела из-за занавески на улицу, а он причесывался перед зеркалом, любуясь собой.

— Успеем.

— Лошади ждут. Ты же знаешь, каждая минута дорога. Твоя задумчивость меня удивляет… Оплакиваешь Кинроя? — Улыбаясь, он заглянул ей в лицо нагловатыми красивыми глазами.

— Перестань, Генри! Тебе легко говорить… А мне очень даже не по себе.

— Брось! Ты теперь свободна, вот и все. Свою долю получила — все по справедливости. Кстати, если соединить наши капиталы, то мы будем сказочно богаты. Как ты на это смотришь?

— Соединить капиталы? Вряд ли это возможно.

— Гейл! Но мы же сможем взяться за какое-нибудь дело, я и ты. От меня будет прок! Я знаю, как увеличить капиталы. И потом — ты! У меня никогда еще не было такой женщины! Давай не будем спешить расставаться, а?

Он насильно привлек девушку к себе. Гейл раздраженно вырвалась.

— Ты, кажется, говорил, что пора собираться! — процедила она.

Золото, составившее внушительный мешок, лежало в углу. Генри смотрел на него не менее жадно, чем на Гейл. Она же казалась равнодушной. Одевшись и собрав свои вещи, обернулась к нему.

На губах ее появилась ироническая улыбка.

— Слушай, — заговорила она. — Я и в самом деле могу принадлежать тебе, у нас с тобой все будет общее, если ты… ну, скажем, женишься на мне!

Генри изумленно усмехнулся.

— Ты за меня не пойдешь!

— Пойду! Ты красивый мальчишка и с головой, хоть и себе на уме. Обвенчаемся. Будем вести дела вместе. Знаешь, я еще не была замужем, хочу попробовать.

Генри снова засмеялся.

— Жениться?! На тебе? Вообще-то я бы с радостью, но, понимаешь, время не подошло! Слишком я молод, чтобы связывать себя. И потом, я против любого закона.

— Да и к чему тебе это?

— Ни к чему. Не бойся, я пошутила, — устало произнесла она свою любимую фразу. — Подожди, у меня осталось еще одно дело.

— Отчего же, понимаю…

Она вышла в коридор и постучалась к Агнессе.

— Здравствуй, Агнесса, — сказала она и замолчала. Они смотрели друг на друга; мрачная решимость прочно вошла во взгляд Гейл, и даже не свойственная мисс Маккензи виноватая полуулыбка не заслонила жестокое пламя ее темных глаз.

Агнесса тихо ответила:

— Здравствуй!

— Где Джек? — Гейл хотела казаться естественной, но на сей раз у нее получалось плохо.

— Не знаю. Он ушел куда-то утром, и я до сих пор его жду. Он ничего мне не сказал.

— Сядь, Агнесса, — произнесла Гейл. — Я, пожалуй, смогу тебе кое-что объяснить. Хотела раньше, но вот, — она развела руками, — не получалось. Я знаю… по крайней мере догадываюсь, куда поехал Джек…

Гейл говорила, а Агнесса смотрела на нее, одновременно пронзительно и невидяще, оглушенная тем, что пришлось услышать.

— Нет!.. — вымученно произнесла она. — Этого не было! Нет!!! Этого не может быть!

— Может, — безжалостно возразила Гейл. — Джек просил меня помочь, и я предложила такой выход… Но я не виновата ни в чем. Он и сам, без меня нашел бы этот путь… А ты не догадывалась ни о чем? Ну да, золото ведь все одного цвета, как и кровь человеческая… Может, его и не убили, но разницы нет: за такие преступления вешают. Я вот сама уезжаю, нужно скорее сматываться, сейчас легко попасть под горячую руку. И тебе советую уехать. Я могу дать тебе немного золота. Слышишь, Агнесса?

— Это неправда, нет! Я не верю тебе, ни одному твоему слову! — как безумная, вскричала Агнесса.

— Нет, правда! — повысила голос Гейл. — Правда, как и то, что твой драгоценный возлюбленный хотел взять меня чуть ли не силой! Но я ему не далась! Раскрой свои глаза, глупая, это же было ничтожество, убийца и грабитель, хладнокровный палач! Ты… ты жила в своем мире, думала, все тебя обойдет, все несчастья, все беды! Хлебнула бы ты с мое!

Гейл еще что-то говорила, но Агнесса уже не слышала ее. Она не заметила, как осталась одна. Сквозь серые стекла бокового окна можно было видеть фигуры двух всадников, мужчины и женщины, — они быстро удалялись прочь.

Агнесса не смогла пересилить себя и упала на колени, горько, ужасно рыдая, заметалась, как в бреду, словно вернулись дни тяжелой болезни. Она не находила себе места, раздавленная непосильным грузом раздирающих душу мук: Джек не мог никого убить и не мог умереть сам! Он убивал не повинных ни в чем людей? Ради золота? Он купил ее жизнь такой ценой? И она понимала, что это может быть правдой, подтверждением служили сотни мелочей. Джек возвращался домой издерганный, словно не в себе, а ведь раньше у него был другой характер; он замкнулся в своих мыслях, перестал улыбаться… А их последний разговор, полный недомолвок, когда он умолял ее давать клятвы?.. Он не смел признаться ни в чем, боясь ее потерять… И — проклятое золото! — уехал на смерть, обманув ее, так ничего и не сказав. Его убили, Джек умер. Джека нет, для него перестал существовать свет, лишь память ее сохранит его образ, а его самого не будет никогда, никогда, никогда… И она, Агнесса, никогда не увидит любимого, и все прекрасные минуты их жизни безвозвратно канут в вечность. Да как же сможет она жить без него, и как смогла бы она жить с ним, зная, что он стал убийцей?! Он, который был так добр к ней, так ее любил, трогательно заботился и выхаживал, не жалея сил! Да, в нем было и другое, один раз она это почувствовала; он мог стать злым, очень злым, и злость эта всегда носила одну и ту же маску, она всегда прикрывалась отчаянием. Да, он сделал это из-за безысходности, но… ведь сделал! И он… умер!!! Агнессе казалось временами, что она чувствует, как стынет кровь, а душа погружается в ледяную пучину — так жутко становилось ей… но, с трудом возвращаясь назад, она успокаивала себя: Джек жив, она найдет его!

А потом она бежала по снежному месиву, спотыкаясь, падая, поднимаясь вновь; бежала, внутренне цепенея от ужаса перед лицом неизвестности.

Все попытки Агнессы и Керби найти хоть какие-то следы остались бесполезными, идущий с утра снежок успел прикрыть кровавые пятна смерти непорочной белизной.

Агнесса стояла среди снегов, недвижимая, маленькая на фоне огромного молчаливого пространства, стояла, не в силах сойти с места, оглушенная внезапностью и ужасом случившегося.