Лора Бекитт - Агнесса. Том 1

— Я верю, Джек, — не совсем искренне отвечала Агнесса.

Гейл вернулась к себе. Заперла дверь, переоделась. Скучая, побродила по комнате, потом решила лечь спать. Она растянулась под шерстяным покрывалом, повернулась спиной к камину, еще хранящему остатки тепла. Постепенно накапливавшееся в ней раздражение перешло в тихую злобу; лежа, она мысленно посылала проклятия зиме, холоду, всему и всем на свете.

Когда в дверь негромко постучали, Гейл не испугалась; процедив «кого еще черт несет!», встала и пошла открывать. Она не слышала, как минуту назад к дому подъехал всадник; привязав на заднем дворике сильного породистого коня, он поднялся наверх.

На вид ему можно было дать лет двадцать пять. Лицо — самое обыкновенное, одежда — тоже, лишь выражение темных глаз — внимательное, но золотоискатели, как правило, слыли людьми неробкого десятка — словом, в человеке этом не было ничего примечательного.

Гейл, увидев его, не удивилась; на лице ее возникла маска равнодушной лени.

— Привет. Заходи, — сказала она спокойно и пропустила гостя.

— Привет, Гейл, — ответил он, оглядывая комнату и хозяйку. — Что, не рада?

— Перестань! — отмахнулась она. — Садись. Сейчас зажгу огонь.

— Почему не спрашиваешь, как дела?

— Раз ты приехал, значит, все нормально.

Он лег на кровать, закинул руки за голову.

— Натоптал-то, черт! — воскликнула Гейл. — Обувь снимать надо!

— А, у тебя и так грязно. — Он устало закрыл глаза. Гейл стояла посреди комнаты, словно не зная, сесть ли ей или сделать что-то еще; ее каменно-равнодушное лицо скрывало таящуюся внутри холодную ярость.

— Где пропадал?

— Скучала?

Гейл фыркнула.

— Скажешь тоже!

— Дела были, — произнес он многозначительно и серьезно, — мы там с ребятами…

— …и с девочками, — добавила она, усмехаясь.

— Ревнуешь, что ли?

Гейл повела плечом.

— Да по мне хоть гарем заведи — плевала я! Будто не знаю, почему ты поселил меня тут одну: чтобы я не мешала тебе время от времени развлекаться с другими. Не волнуйся, меня не интересуют твои похождения! Я о другом хочу спросить…

— Ты-то никого себе не завела? — не дав ей закончить, произнес гость.

— Заведешь тут, как же…— неопределенно ответила она, ставя на стол бутылку виски.

Гость поднялся, наполнил рюмки.

— Не злись, девочка. Я привез тебе деньги и еще кое-что. Иди сюда, взгляни.

Гейл подошла.

— Что у тебя там?

— Вот! — Он показал ей золотую цепочку с выпуклым сердечком посередине.

Глаза Гейл ожили, она улыбнулась.

— Иди, примерим.

— Я сама! — Она проворно выхватила украшение из его рук, повернулась к зеркалу и застегнула цепочку на шее. — Прелесть! Сердце тоже золотое?

— Я тебе никогда не дарил фальшивок. Теперь ты должна быть со мной ласкова, — самодовольно изрек он.

— Жди! — бросила она. Потом уселась к нему на колени и высоко подняла рюмку. — За что пьем?

— За победу над золотыми сердцами!

— Идет!

Они чокнулись и выпили.

— Ну, — сказала Гейл, — рассказывай, как там у тебя!.. — Она говорила легко, но в глубине глаз читалось напряженное ожидание.

— Все по-старому. Знаю, почему ты злишься! Опять за свое! Ладно, через месяц уедем, как ты хотела.

Гейл недоверчиво усмехнулась.

— Пошел ты к черту, Кинрой, ты мне это каждый раз говоришь!

— Брось, малышка, я не вру! Уедем, даю тебе слово! Вот увидишь, как будем жить!

— Знаешь, Кинрой, — начала Гейл, отодвигая вновь наполненную рюмку, — после того, как ты отдашь мне мою долю, нам лучше расстаться.

Он изобразил на лице что-то вроде удивления.

— Да? Это еще почему?..

— Неужели я тебе не надоела? — Она деланно рассмеялась. — Или ты, может быть, хочешь жениться на мне?

Он обнял ее одной рукой.

— Могу и жениться…

— Я не пойду за тебя! — отрезала она. Кинрой возмутился.

— Ого! Не слишком ли ты себя ценишь?

А она, не обращая внимания на его слова, продолжала:

— Ты человек ненадежный. К тому же, что ни говори, мы порядком надоели друг другу. Короче: я больше не хочу иметь с тобой ничего общего!

— Что ж, — сказал Кинрой, жестко глядя ей в глаза своими — темными и блестящими, — если так, то и золота никакого я тебе давать не обязан.

Гейл взвилась с места.

— Нет, заплатишь!

Он холодно рассмеялся.

— За что это я должен платить?

— Хотя бы за то, что я сижу тут безвылазно уже почти год и даже не гляжу ни на кого! За верность по нынешним временам нужно платить именно золотом!

— Я тебя не держал! — разозлился он. — Вот и ехала бы с этим: помнишь, тебе один предлагал, сама говорила. И золота у него было хоть отбавляй! А я бы нашел себе, не беспокойся!

Гейл сверкнула глазами.

— Не сомневаюсь! — и заметила:— многие предлагают уехать, но становиться содержанкой не в моих интересах: в один прекрасный день меня вышвырнут без гроша, как надоевшую вещь; к тому же, ты знаешь, я не из тех, кто станет смотреть в рот мужчине только потому, что он покупает женщине наряды и безделушки. Нет, я хочу иметь собственное золото и ни от кого не зависеть! Вспомни, Кинрой, именно такое условие я ставила тебе, когда соглашалась ехать сюда. А ты просил меня о верности. Я свое слово сдержала, сдержи и ты свое!

— Ты мне нравишься, Гейл, — произнес он, залпом выпив виски. — Черт, а не женщина!.. Не думал я, что ты захочешь порвать со мной после всего, что у нас было.

— Признаться, у нас не было ничего хорошего, — ответила она равнодушно, — мы с тобой всего лишь компаньоны, Кинрой.

Он расхохотался.

— Компаньоны? Ну ты даешь, девочка! Компаньоны! — И прошептал ей со злобой: — Ты-то не лезла под пули, сидела тут…

Она вновь сверкнула глазами.

— Это занятие не для женщин! Но надо бы, так и полезла б, не испугалась! Стреляю-то я не хуже тебя!

— Да, — проговорил он, внезапно остывая, — пусть, я согласен, Гейл. Мне надоело ссориться с тобой, я не за тем сюда приехал…— Он привлек ее к себе. — Гейл!

Она раздраженно вырвалась.

— Оставь меня!

— Брось, Гейл, — в его голосе зазвучали железные нотки. — Пошутили и хватит… Я отдам тебе твое золото и поезжай куда и с кем хочешь…

— Поклянись…

Кинрой засмеялся.

— Клянусь!

— Через месяц?..

— Да-да, через месяц… Что, мир?..

— Ладно, мир.

Она снова села и заговорила совершенно инымтоном:

— Как поживают ребята? Давно никого не видела.

— Ничего, нормально живут. Пока нам везет.

— Да уж… Тебе не страшно так рисковать каждый раз, а? Представь, в один момент все может сразу кончиться!

— Что толку думать об этом? Каждый из нас рискует, просто не все это понимают. Можно выжить под пулями, а умереть от какой-нибудь простуды, разве не так?

— Вот уж не думала, что ты веришь в судьбу, Кинрой! — сказала Гейл. — Это ты-то, такой циничный и бессовестный!

Он не рассердился в ответ на ее слова и сказал только:

— Да, верю, что тут такого?.. Я знаю: тебе на руку, чтоб меня пришлепнули! Только ведь тогда ты вообще ничего не получишь, ты же не знаешь, сколько у меня и где!

— А! — воскликнула Гейл, внимательно следившая за выражением его лица. — Значит, все-таки есть! И небось, полным-полно! Не морочь мне голову, Кинрой!

Он рассмеялся.

— Я дразню тебя, детка: забавно видеть, как ты сходишь с ума при мысли о золоте! Это для тебя самое главное в жизни, угадал? Больше тебе ничего не нужно!

— Ошибаешься, Кинрой, — произнесла она сквозь зубы, — не только золото, не думай! Просто если у меня будет золото, то появится и все остальное.

— Ха! Женщина! Ни одна не признается, что живет ради денег и безделушек, а сами — все до одной! — самые корыстные существа на свете!

Гейл подошла к зеркалу и принялась разглядывать подаренное Кинроем украшение.

— Ради золота, говоришь? — сказала она, накручивая цепочку вокруг пальца. — А какую ты можешь предложить замену? — Она повернулась. — Не стану же я жить ради тебя! Да, ради золота — ради собственной жизни, хорошей жизни, ради себя! Разве это не самое лучшее?

Кинрой усмехнулся.

— Не самое правильное. Что-то мы заболтались, поздно уже. Кончаем наши споры, а?

— Да, — согласилась она. И задула свечу.

Джек вернулся через три дня, как обещал.

На крыльце солнце слепило глаза; словно желая вознаградить за терпение к неулыбчивым серым дням, оно сверкало в подтаявшем снегу, образуя в каждой крошечной, наполненной водой выбоинке маленькое зеркало, сияло в строгих квадратах окон, обливало серебристо-лимонным светом стволы деревьев. Кругом было солнце, и в комнате, дверь которой открыл Джек, оно светило тоже.

Агнесса заканчивала мыть полы, Керби бездельничал, развалившись возле кровати. Завидев хозяина, бросился к нему, пересекая комнату, но лапы его разъехались на мокром полу, и он, взвизгнув от досады, шлепнулся на живот в двух шагах от Джека.

Агнесса обернулась. Темные длинные волосы ее были собраны в узел, подол юбки подоткнут; увидев Джека, она быстро, почти неуловимыми движениями привела себя в порядок и вслед за Керби устремилась к нему.

Он бросил в угол пустую сумку.

— Агнес!

— Джекки!

— Я так соскучился по тебе!

— И я!..

Это была первая разлука после того, как они сбежали вместе, потому она — такая короткая — показалась нескончаемо долгой.

Потом вниманием Джека завладел нетерпеливый Керби.

— Как ты вел себя, пес? — спросил Джек, поглаживая собаку.

Керби вертелся, подпрыгивал, хватая хозяина за руки. Хитрые глаза его блестели.

— Хорошо вел, — ответила Агнесса, снова принимаясь за уборку, — без него мне было бы страшно.

Она закончила, села рядом с Джеком и, глядя на него чистыми, цвета осоки глазами спросила: