"А почему вы преподаёте стажёрам химию? Они её разве не проходили в школе?" – наметила тему хитроумная девушка.

"Представьте себе, нет, – оседлал любимого конька словоохотливый педагог. – Я вам уже говорил, что наши стажёры – самые грамотные. Но вот химию они совсем не знают. Они даже никогда не слышали про таблицу Менделеева".

"Я на собственном опыте убедилась в том, что телевизионная наука – самая сложная", – потрафила преподавателю переводчица.

"Это смотря для кого, – честно признался правдолюбец. – Морис, например (он запнулся на один миг), предпочитает иметь дело с блоками. Посмотрел, как я вожусь с ламповыми радиоприёмниками, – и схватился за голову: "Мусье Иван, вузэтфу![76] Это тёмный лес".

"В Алжире хорошее телевидение: французские фильмы показывают. Но у нас, конечно, лучше", – не преминула вставить идейная девушка.

"Вы, Ларисочка, ещё молоденькая и плохо знаете жизнь, – начал издалека Иван Иваныч. – У нас, конечно, хорошее телевидение, но в Америке намного лучше".

Лариса с интересом разглядывала несоветского человека. С самого детства – и в школе, и в семье, и в институте – её приучали к мысли, что она живёт в лучшей на планете стране Советов. В её родной стране, к сожалению, ещё встречаются отдельные недостатки, но в ближайшем будущем они обязательно сведутся к нулю. Лариса допускала мысль, что на советском телевидении не всё благополучно, но не до такой же степени!

"А вы знаете, что в Америке сто телевизионных каналов?" – подстегнул девушку Иван Иваныч.

"Не может этого быть!" – вскипела пламенная патриотка, ушей которой ни разу не коснулся ни "Голос Америки", ни даже "Би – Би – Си".

"Ларисочка, неужели вы не убедились в том, что я вам желаю добра?"

"Убедилась", – не покривила душой настрадавшаяся девушка.

"Так слушайтесь же меня! Я вас, как родную дочь, плохому не научу".

"И чему вы меня научите?" – подалась вперёд запутавшаяся переводчица.

Иван Иваныч напустил на себя величавость. Лариса, превозмогая неверие и антипатию, приготовилась приобщиться к науке… но педагог вдруг умолк на полуслове. Девушка проследила за направлением его взгляда – и он её привёл к подслушивающей Зое Львовне.

"Марш отсюда!" – цыкнул на жену Иван Иваныч.

"И не подумаю, – забрюзжала сварливая женщина. – Воркуете, как два голубка?"

"Мы не воркуем, мы работаем", – осадил жену суровый муж.

"Правда? – с радостью поверила Зоя Львовна. – Так вы уже помирились? А ты мне говорил…»

"Я ничего т а к о г о тебе не говорил!" – прикрикнул Иван Иваныч.

"Значит, я ошиблась, – как по команде, согласилась послушная супруга. – Я так рада, что вы помирились! Ларисочка, может быть, ты сходишь с нами завтра в магазин? А то, представляешь, продавцы не всегда понимают Иван Иваныча".

"Вы меня уговорили", – не смогла отказать переводчица.

"Не мешай нам работать и уходи на кухню", – наказал жене Иван Иваныч.

"Ухожу, ухожу, – заторопилась Зоя Львовна. – Воркуйте, воркуйте. Я хотела сказать: работайте".

Пытливая супруга, наконец, занялась домашним хозяйством, в то время как умудрённый супруг приступил к ценным указаниям.

"С людьми надо держать себя помягче", – втолковывал несговорчивой девушке покладистый мужчина.

"И с кабилами – в том числе?" – созорничала доморощенная юмористка.

«Да…» – с надрывом промямлил Иван Иваныч. "Вы всё шутите, девочка, – покачал головой педагог, – а я ведь всей душой".

Переводчица сделала над собой усилие – и остепенилась.

"Ещё есть пожелания?" – с серьёзным видом спросила ученица.

"Надо наладить отношения с шефом и со старшей переводчицей", – вдумчиво посоветовал Иван Иваныч.

"Но Земфира мне постоянно хамит!" – не сдержалась Лариса.

"Наверное, вы её чем – нибудь обидели. Вы по – хорошему, и она к вам – с добром".

"И что же вы предлагаете?" – поколебалась девушка.

"Пойти к ней в гости и поговорить по душам".

На этом советы пришлось прекратить, так как хозяйственная Зоя Львовна пригласила "откушать по случаю перемирия". Лариса трапезничать отказалась, а вместо этого пошла почивать. Едва она опустила длинные ресницы, как ей пригрезился непрошеный Морис. Он бросился перед девушкой на колени и стал раболепно вымаливать прощение. Поскольку Лариса оставалась надменной и неумолимой, горемычный донжуан зарыдал от тоски и отчаяния.

"Мужчины не плачут", – провозгласила девушка – и проснулась от дребезжания будильника.

10

Лариса до боли в ладони поколотила будильник – и силовым решением долежала до восьми часов. Бездумно оделась, заморила червячка, загримировалась – и в девять часов подошла к рабочему столу. В аудиторию заглянул сияющий, как медный таз, Иван Иваныч, бойко поприветствовал образумевшуюся переводчицу и кинулся помогать заработавшемуся мастеру. Лариса с воодушевлением взялась за словари, но… её порыв остановил магический голос, без сомнения, принадлежавший отвергнутому любовнику. Голос зазывал в складское помещение – и девушка заняла оборонительную позицию. Между повздорившими любовниками произошла крупная перепалка. Бог свидетель, Лариса боролась до конца. Но под конец на сторону зарвавшегося практиканта нежданно – негаданно встал русский преподаватель. По – видимому, он вошёл в роль поборника мира и никак не мог из неё выйти. «Что от вас хочет мусье Морис?» – заглянул в аудиторию наставник молодёжи. Детская непосредственность взрослого мужчины привела девушку в шоковое состояние. «Говорит, что ему нужна переводчица», – едва дыша, попыталась объяснить Лариса. «Так чего же вы ждёте? Идите и выполняйте свои обязанности», – потребовал преподаватель. «Вы уверены?» – переспросила оцепеневшая переводчица. «Какие могут быть сомнения?!» – настоял на своём горе – педагог.

Ватные ноги принесли омертвелое тело на съедение беспощадному хищнику. Озверелый африканец бросился мять податливые груди, как хозяйка – подошедшее тесто. "Je ne suis pas un gâteau",[77] – скривила рот обессиленная девушка. Готовя Ларису к любви, прожорливый любовник перепробовал все известные ему приёмы, ранее испытанные на множестве других женщин. Между тем чеховской героине физической любви было уже недостаточно, а о духовной близости с неотёсанным туземцем не могло быть и речи.

Чем больше усилий прилагал приземлённый любовник, тем большее отторжение ощущала возвышенная девушка. Сначала африканец отводил глаза от обезображенного омерзением личика, потом попробовал разгладить черты поцелуями, после безуспешных попыток охладел – и оставил жертву в покое. "Vous êtes laide. С’est tout",[78] – подвёл итоги безжалостный мужчина. «C’est tout»,[79] – подтвердила изнурённая девушка.

Пригладив иссиня – чёрные волосы, Морис освободил ненужное помещение. "Окончательно и бесповоротно", – решила подавленная переводчица, ударом ноги покорёжила заляпанную дверь и высунулась наружу. Снаружи её ожидал взыскательный Иван Иваныч. "Ну что – поладили?" – довольно улыбаясь, спросил миротворец. "Зачем?" – прошуршала сквозь слёзы осквернённая девушка. "Как зачем?" – потерялся простодушный мужчина. Улыбка сползла с его круглого лица, он перебирал ногами – неприкаянный и скорбный.

"Воплощаете в жизнь свои педагогические планы?" – прозвучал специфический бас шефа миссии. "Да… воплощаю.." – бессознательно произнёс Иван Иваныч. Находящаяся на грани нервного срыва Лариса всё – таки сорвалась. Она зашлась от нескончаемого смеха и была не в состоянии остановиться. Ничего не подозревающий шеф любовался соблазнительными зубами, беспрерывно облизывая свои потресканные губы. Лариса поймала его взгляд и, подавив смех, захлопнула рот. "Вы всё веселитесь, – как ни в чём не бывало, сказал Илья Борисович, – а я нашёл для вас работу". Он протянул девушке несколько франкоязычных газет: "На следующей неделе у нас политзанятия. Вам, Лариса, поручается приготовить сообщение об алжирской внешней политике". "А мне?" – обиделся Иван Иваныч. "А вы, если хотите, можете оказать переводчице посильную помощь", – разрешил начальник. При слове «помощь» Иван Иваныч оживился и закивал головой, как китайский болванчик. "Я поняла: у него пунктик", – догадалась Лариса и перестала дуться на чудно´го преподавателя. "Всё ясно?" – спросил для проформы шеф миссии – и тут же убрался восвояси. "Вы, значит, почитайте, а я… того… " – умчался следом Иван Иваныч.

Лариса в гордом одиночестве развернула "Matin"[80] и стала вглядываться в незнакомый текст. «Vous vous occupez toujours de l’espionnage, Mademoiselle?»[81] – послышался тошнотворный голос Мориса. Девушку затошнило от гадливости, но она не показала виду. «Vous vous plaisantez, Monsieur?»[82] – Ларису потрясла мимика, которая мелькнула на породистом лице практиканта. «Пожалуй, он не шутит, – переменила мнение переводчица. – Может быть, пытается напугать? Их, смешных, разве разберёшь?» – высокомерно улыбнулась европеизированная девушка, готовясь отразить выпад. В силу обстоятельств словопрение не состоялось, так как в аудитории появился Смаил, наспех поздоровался и куда – то увлёк бдительного коллегу.

Потратив остаток рабочего дня на занимательную телевизионную науку, Лариса вместо горной прогулки отправилась в столовую месье Мустаки. И хотя разносолами в ней не кормили, еда вполне удовлетворила московский вкус девушки. Непривычными показались только оливки, все остальные ингредиенты были вполне знакомы и очень аппетитны. Лариса отодвинула испорченный маслинами салат, одним махом проглотила любимый фасолевый суп, отдала должное картофелю фри и эскалопу, отказалась от калорийной пахлавы – и долго потягивала душистый, как алжирская природа, чёрный кофе. "После сытного обеда по закону Архимеда полагается поспать", – размечталась пресыщенная девушка.

Но её мечте не удалось осуществиться так скоро – по вине вездесущей Зои Львовны. Она ждала переводчицу с кошёлкой наперевес. "Ты не забыла про своё обещание?" – с пасмурным видом спросила переменчивая, как погода, женщина. "Про какое?" – разумеется, забыла девушка. "Ну как же! Пойти с нами в магазин". "И на рынок", – дополнил маму Алёша – уменьшенная копия Иван Иваныча. "Да, конечно. Я готова", – благоразумно согласилась переводчица.