— Почти, — корчит рожицу, продолжая спокойно. — Даты — всего лишь числа, Серёж. Тебе ли не знать, как форс-мажорно могут появляться неотложные дела… — вздыхает устало, взъерошивая блестящие локоны. — В моём случае день Влюблённых можно повторить в любой свободный. И завтра. И вчера. Расстояние при короткой разлуке совсем не помеха, зная, что тебя ждут… — затаивает улыбку в глазах, мягко произнося, точно смакуя каждую букву, — д-о-м-а.

Затихаю, вглядываясь в эти умиротворенные глаза. Кажется, слишком давно потеряв истинный смысл этого слова. То чувство лёгкости, накрывающее от знакомых вещей, нелепо лежащих не на своих местах. Разбросанных по полу игрушках, мешающих достигнуть желанной точки жилплощади. Легкого беспорядка на полках, создающего неповторимый уют, которого нет в тех квартирах, занимаемых мною последние дни. В пустоте вещи не меняют своего места. Не бесят непредсказуемостью и нелогичностью найти их не там, где оставил. В пустоте нет комфорта. Сколько ни пытайся убедить себя в обратном. Нет ничего, за что стоит бороться. Это вакуум, который хочется заполнить. Родным запахом. Неожиданностью. Желанием жить.

— Поехали? — раздаётся звонко, тая в короткой фразе больше, чем в длительном монологе, не имеющем смысла. Киваю в ответ, выкидывая в урну так и не зажженную сигарету, качая головой и тихо ухмыляясь в ответ. Прокручивая в мыслях остаток её фразы «всё можно простить…», позволив себе полноправно жить. Вне зависимости от мнений и обстоятельств.

— Обещаешь мне использовать этот шанс? — словно прося, произносит, оказавшись на соседнем сидении автомобиля. Плавно киваю в ответ, заводя мотор и выезжая с парковки.

— Только улажу дела.

— А это что? — упирается взглядом в бумаги, лежащие на столике между сидений. Берёт в руки, беглым взглядом просматривая первую страницу документов, хранящихся в прозрачном файле. Морщусь, слегка позабыв, что оставил их на столь видном месте.

— Твою мать! Только не говори, что отпустишь! А если она не вернётся? — повышает голос, таящий в себе нотки обречённости.

— Это её выбор на сегодняшний день, — парирую сухо. — Но у меня ещё есть время всё переиграть.

— Ты облажался, магистр, — усмехается грустно. — Жизнь далеко не игра, которую легко повернуть вспять.

— Угомонись, Крис, — резко поворачиваюсь, встречая рассерженный взгляд. На этот раз, меняя роль и снисходительно улыбаясь.

— Я обещаю, что постараюсь выполнить для этого всё…

Порой кажется, что в жизни всё же есть справедливость, и за страдания нас обязательно вознаградят. Завалят чем-то приятным, компенсируя, в разы перекрывая боль предыдущих утрат. Перекрасят неприятные воспоминания или вовсе сотрут их из памяти. Вычеркнут, будто их и не было вовсе… Правда хотелось бы верить? А вдруг сказки про то, что мысли материальны, не беспочвенны? Надо всего лишь вскинуть голову к небу и вложить в просьбу побольше искренности… Выпалить на одном дыхании:

— Дайте мне последний шанс… Я обещаю не запороть его и перестать по жизни косячить!

— Первые пару дней, находясь в эйфории, — развеивая прозрачный флёр мечты, усмехается разум.

— Твою мать, да за подобную поблажку не грех сболтнуть лишнего, пообещав невозможного..! — на миг обиженно поджимаю губы, чувствуя настигающий озноб. Начинает потряхивать в предвкушении этого разговора. Касаюсь пальцами ледяной ручки двери автомобиля, непроизвольно растягивая губы в улыбке. И всё-таки, дурацкий оптимизм во мне не искоренить. Сколько бы ни отгребла за провинности, всегда остается надежда, что и это сойдёт с рук. Или тот, кто ожидает внутри, всё же намного умнее меня… Да, не заслужила безропотного доверия, полного прощения, вынудив пройти не один круг ада. Лабиринт, в котором легко заплутать, а найти выход можно разве что объединившись. Скинув мешающий двигаться вперёд балласт. И его «моё лучше» — если не задаток на будущее, так хоть небольшое снисхождение на сближение…

Гоню прочь неприятные мысли, пытающиеся завладеть сознанием и опровергнуть вышесказанное. Нет подобного слова, способного описать те чувства, что переполняют меня в данный момент. Всё вкупе — от страха и неуверенности до накрывающей волной радости и трепета, подталкивающего идти вперед, не оглядываясь. Как когда-то на его глаза, скрытые сейчас тонировкой стекла, отражающей в себе мою глупую улыбку. Зажмуриваюсь словно перед прыжком в неизвестность, дергая дверь на себя. Глубоко вдыхая вырывающийся на свободу теплый воздух, пропитанный родным запахом. Стою, улыбаясь лишь шире, охлаждая салон и закусывая губы от одной мысли, что он всё же приехал и это далеко не мой сон. Хочется ущипнуть себя, убедив в реальности происходящего. Руки, вытянутые по швам, не слушаются. Сердце заходится в бешеном ритме, а дыхание замирает, выпуская редкими урывками из сжавшихся легких клубки белого пара.

— Сядь, пожалуйста, — голос ласкает мягкостью, надламывая что-то внутри. Провоцируя желание броситься вперед, обвив руками шею. Судорожно доказывая себе, что всё не закончится вновь. Прямо здесь… Выторговать ещё один шанс исправить былые ошибки. Ничтожный отрезок времени, который расставит всё по своим местам. Оголит искренность и благость намерений. Обесценит прошлое, заменив его настоящим. Живым. Полноправным. Достойным права на существование. Хочется броситься вперёд, а выходит всего-то сделать медленный шаг, осторожно проскальзывая в салон, словно боясь оступиться. Молча. Закусив губы. Напряженно улыбаясь. Нервно вздрогнув от звука захлопнувшейся двери, раздавшегося рядом. За секунду позабыв о том, что достигнув заветного кресла, отпустила её, спрятав руки в широкие карманы. Смотрю прямо в глаза, будто загипнотизированная темнотой расширенных зрачков. Один на один. Делайте ставки, дамы и господа. Кто сорвётся первым, обличив мысли в слова?

— По закону жанра белые побеждают чаще. Владеть инициативой — значит иметь определенное преимущество, — иронично цитирует кого-то из великих разум.

— Можно я… — роняю тихо на выдохе.

— Да, — обрывает мягко, заставляя выдать нервный смешок. Сжимаю пальцы в карманах, уводя глаза в сторону, медленно выдыхая и пытаясь удержаться на тонкой грани контроля своих действий и слов. Боясь отпустить ситуацию, включив зелёный свет словам и эмоциям, которые рвутся наружу.

— Ты даже не дослушал, чего я хотела… — неловко возвращаю взгляд к лицу, не решаясь полностью открыть трепещущие ресницы, останавливаясь не выше уровня его губ.

— Я бы на всё согласился, — обдаёт теплотой, касаясь двумя пальцами подбородка и плавным движением вверх соединяя глаза. — Что за просьба?

Поджимаю губы, мгновенно морщась, предвкушая его реакцию.

— Жертвуй пешкой, — подталкивает к бесстрашию разум.

— Можно я… — затихаю, усмехаясь от звенящей дрожи, проникающей в голос. Две секунды тишины. Ловлю себя на странной мысли, что вот-вот он кивнёт в ответ, вновь выражая поддержку. Уголки губ плавно поднимаются вверх. Расслабляю занемевшие пальцы в карманах, вытаскивая непослушные руки и укладывая их на колени. Более уверенно говоря: — Можно я попрошу вернуть своё… — мнусь, исправляясь, — твоё кольцо..?

Выражение его лица меняется под действием пробегающих мыслей, а глаза смотрят почти не моргая, словно сканируя смысл сказанных слов.

— Мне без него неудобно… — точно оправдываясь, бросаю взгляд на опустевший палец, часто моргая в попытке из последних сил сдержать подступающие слёзы.

— Пристегнись, — отдаётся эхом в пульсирующих висках. Слушаюсь, не осмеливаясь повернуть в его сторону затуманенный пеленой взгляд. Сглатывая застрявшие комом невысказанные слова. Не спрашивая, куда он собрался ехать. Не уточняя, во сколько вернёмся. Облокачиваясь на спинку сидения, полубоком отвернувшись к двери. Отрешаюсь от всего, закрывая глаза. Набираясь сил для предстоящего разговора. Огни ночного города слишком яркие. При быстром движении автомобиля сливаются и вовсе в одно светящееся пятно. Уставшие от слёз и недосыпа глаза словно засыпаны песком. Хочется зажмуриться. От слепящего света не спасает даже тонировка стекла. Не хотя слежу за движением. Хитросплетение улиц, выросшие, словно грибы после дождя, новостройки. Устало приподнимаю вверх уголки губ. Всё поменялось за последние годы, но я всё-равно узнаю маршрут.

— Зачем мы едем туда? — мыслью проносится в голове продолжение фразы «Где всё начиналось»… и тягостное её завершение «Там должно и закончиться». Вздрагиваю, не удостаиваясь мгновенного ответа. Всматриваюсь в напряженный профиль и крепко сцепленные пальцы на кожаном руле, продавливающие обивку, словно пытаясь оставить на ней слепок. Серьезный взгляд, зондирующий ситуацию на дороге. Слегка вздернутый подбородок, будто челюсть сжата до ощутимого скрежета. Понижаю голос буквально до шепота, сожалея о своей просьбе. Глупо было надеяться, что она не выведет его из себя. С опаской протягиваю в сторону руку, плавно касаясь его колена, собирая остатки спокойствия, проговариваю его имя:

— Серёж…

Резко переводит взгляд на меня, словно опомнившись, где находится, и заключает кратко:

— Я там живу, когда нахожусь в городе.

Находя свою догадку абсурдной, всё же озвучиваю промелькнувшую мысль:

— Ты снял квартиру в моём районе? В том доме, где мы раньше жили?

Не отвлекается от дороги, но уголки губ слегка заметно приподнимаются вверх, и проговаривает с долей теплоты в голосе:

— Не привык изменять тому, что люблю.

Отворачиваюсь, закусывая до боли губы, чувствуя пробивающий укол в сердце от этих слов. Двоякой фразы, под разным углом меняющей смысл. Опускаю голову, ощущая прикосновение пальцев к своей руке. Сдержанное движение, сжимающее ладонь, точно примиряющее с действительностью похлопывание по спине вместо слов «Да, ты облажалась! Но ведь большего от тебя и не ждали…» Горло сушит. Хочется истерически рассмеяться. Торнул в молоко… или во что похуже. По самые уши. Пытаюсь унять разбушевавшееся от внутренней нервозности сердце, вслушиваясь в текст попсовой песни, играющей в данный момент по радио, так и не улавливая её смысл, сбиваясь с мысли от хрипотцы голоса, раздающейся совсем близко: