Начинает смеяться, чуть отстраняется, приподнимая мою голову вверх. Смотрит прямо в глаза, топя в них свой повеселевший взгляд.

— Кого ты имеешь ввиду? Мою секретаршу? — прыскает со смеху. — Ты же знаешь, что её силиконовая грудь меня не заводит. Сидит себе девочка, развлекает клиентов. Я тут причём?

Улыбаюсь, повеселев.

— И кофе она варит ужасный.

— В этом умении ты её обойдёшь! — смеётся, уже не сдерживаясь. — Всегда поражался твоему мастерству настолько испоганить хороший напиток.

Хмыкаю в ответ, изображая обиду на довольном лице.

— Чтобы суметь сварить его, как я, нужен особый талант.

Скрепляет ладони, обрамляя моё лицо.

— Но я его люблю. Он помогает проснуться с первого глотка.

— Потому что второй сделать просто не можешь?

— Верно. На второй меня редко хватает, — звонко смеется, заражая своим настроением. — Но теперь плохой кофе ассоциируется у меня только с тобой! — нежно касается губ, оставляя на них влажный отпечаток, хранящий неповторимый, принадлежащий лишь ему вкус.

Хитро прищуривает глаза.

— Так кого ты имеешь ввиду?

— Твою вечную спутницу, навеки завладевшую сердцем. Сколько тебя знаю, работа всегда была на первом месте и… более горящих глаз, чем после заключения хорошего контракта, я у тебя не замечала.

Улыбаюсь грустно, буквально опустив уголки губ вниз.

На секунды задумывается.

— Да брось. Это не правда. Хочешь сказать, когда родилась Катюшка или мы с тобой поженились, мои глаза не горели?

Сжимаю губы, боясь произнести уже слетающую фразу:

— Порой мне кажется, это тоже была для тебя определенная сделка.

— Если только с Дьяволом, — произносит с усмешкой и отголоском злости в глазах.

— Лучше вспомни про своего обожаемого друга, которого я каждый раз готов прибить, видя его улыбку при каждом твоём появлении в офисе. Взгляд, встречающий тебя словно верный пёс, ожидающий любой команды. Как ты думаешь, почему я его до сих пор не выкинул из команды?

Улыбаюсь, вспоминая Димку, озорного мальчишку, прошедшего со мной под руку всё детство и юность.

— Потому что он идеальный работник. И ещё он мой друг, когда-то давно спасший жизнь.

Фыркает, слегка потираясь щекой о щеку, будоража кожу немного отросшей щетиной.

— Идеальных полно.

Укрываю его лицо в ладонях, прокладывая маленькими поцелуями дорожку от губ к уху, парируя практически шепотом.

— А гениальных программистов можно по пальцам пересчитать.

— Неправильный ответ. Что ты чувствуешь к нему?

Теряюсь в вопросе.

— Я не знаю. Это сложно описать в нескольких словах.

— Опять неверно, — грустно качает головой.

— В три слова можно вложить весь смысл. «Он дорог мне. Он нужен мне. С ним приятно… хорошо… свободно… удобно… спокойно… легко…»

— Ты же, как всегда, выбираешь отрицание, подавляя чувства. А не проще ли было сказать «я люблю его»? Ведь по большей части я держу его рядом, чтобы тебе было комфортно, хотя мне и неприятен его влюблённый взгляд, обращенный в твою сторону. Недоуменно смотрю на него, пытаясь осознать вышесказанное. Я ведь действительно практически ни перед кем никогда не обращала чувства в слова… Хотя, кого я обманываю. Было время, когда они рвались из уст водопадом. Охваченная потоком эмоций при первых встречах, я упивалась его силой, влиянием на меня, мощью. Оставшись у него на ночь, целуя до изнеможения, до иголок, простреливаемых в сведенных от напряжения губах, поддавшись моменту, шептала сквозь слезы о том, что люблю его…

Впервые обличая пред кем-то возникшие эмоции в слова. Неуверенная в правильности поступка, но нежелающая подавлять свой порыв.

Он лишь ответил:

— Я знаю, — сдерживая взглядом и тишиной комнаты, рвущиеся из недр заветные фразы. Словно наши отношения и не предполагали открытость чувств, в корне заменяя их умиротворяющим спокойствием, закрывая в дальние шкафчики подсознания остатки эмоций. Не требуя слов и словно коря самих себя за эту вседозволенность. Шагая по узким улочкам Барселоны, слыша позади эхо отражающихся шагов и пульсирующие в висках удары сердца, вырывающегося из груди от переполняющей гаммы чувств, мне хотелось поднять голову к чистому небу и кричать. Но и тут я больше молчала, топя звуки собственного голоса в нежности его поцелуев. Со временем заменяя слова объединяющей тишиной. Привыкнув к ней и находя в ней своё спокойствие.

Он не требовал слов. Никогда. А я не спешила учиться их говорить. Неумело обличать чувства. Порой лишь ловя себя на мысли, что те, кто были до него, подогревали эмоции лишь спортивным интересом. Заинтриговать. Заполучить в своё пользование очередную игрушку. Наслаждаться вниманием, цветами, подарками и неплохим сексом. И вот сейчас, он требует от меня фраз, застрявших комком в сдавленном горле.

Не поздно ли начинать? Разучившемуся высказывать, подавляющему в себе это умение в самом зачатке.

— Я люблю тебя, — шепчет тихо, запутывая слова в моих волосах. — Всегда любил, пусть и редко это показывал.

— Я знаю… — отвечаю, слыша сдавленный, грустный смешок.

Пришла моя очередь повторить паршивый сценарий. Закрываю глаза, пряча взгляд, виноватый за невозможность в данный момент ответить взаимностью. Давлю на себя в попытке произнести утверждающий ответ и не нахожу сил. Запутавшись в собственных мыслях, вырывая из груди просьбу:

— Обними меня крепко, пожалуйста, и больше не отпускай.

Медленно гладит по волосам.

— Никогда. Даже если попросишь.

Вроде должна испугаться… а нет. Эта фраза лишь успокаивает. Умиляет. Заставляет искренне улыбаться. Нежно целовать поросшие щетиной щеки. Впитывая боль. Лаская израненную мною же душу. Поднимается, помогая встать и мне. Прижимает крепко, приподнимая над влажным песком. Оплетаю ногами талию, скрепляя руки на шее стальным замком, пропитываясь его запахом, неотъемлемым присутствием в моей жизни. Дыша им, словно воздухом, в этот момент. Медленно несет в сторону бунгало, легко удерживая, будто и не ощущая вовсе моего веса. Поднимается по ступенькам, распахивает дверь. Не могу перестать улыбаться, чувствуя родное тепло. Проходит мимо уютного диванчика, приоткрывая дверь в одиноко тоскующую комнату. Встрепенувшись от пронизывающих ассоциаций, усмиряя пугающе взорвавшийся ритм сердца, чувствуя подступающий озноб и прошу:

— Нет, не туда, пожалуйста. К тебе.

Улыбается, нежно и ласково, закрывая испуганные глаза поцелуями.

— Чем тебе не понравилась эта кровать?

Шепчу срывающимся на дрожь голосом:

— Ты опять оставишь меня здесь одну.

— Никогда, — до хруста сжимает ребра, — даже если попросишь. Учись менять своё мнение. О ситуациях, людях, поступках. Учись смотреть глубже, — слегка касается губ, щекоча дыханием, лаская бархатным голосом с небольшой хрипотцой.

Впечатываюсь в него с новой силой, до боли зажмуривая глаза, вгоняя ногти под оголенную кожу. Терпеливо сдерживает стон. Усаживает на кровать, стаскивая с меня свою толстовку, пахнущую морем и им. Ловлю ускользающий шлейф. Избавляется от спортивных шорт и остатков собственного белья, плавно стягивая с меня трусики по коленям с налипшим песком. Оборачиваюсь на неприглядную кровать, вновь кусаю едва зажившие губы.

Укрывает пледом, произнося:

— Подожди здесь.

Каменею, вновь оставшись одна, сворачиваясь маленьким клубочком на огромной кровати, тонущей в обрамлении холодного, белого балдахина. Ощущаю рядом с ним лишь гнетущее одиночество. Звук воды, доносящийся позади из-под двери ванной комнаты. Наполняющий пространство запах лаванды. Заходит, небрежно обмотанный поверх бедер коротким полотенцем. Тихо берет меня на руки, унося мыслями прочь от неприятной постели. Расслабляюсь, прижавшись к широкой груди. Открывает дверь в сумрак комнаты, подсвеченной десятками зажженных свечей. Завораживающе смотрю на отблески огня, скачущие по белому кафелю. И гору снежной пены, возвышающуюся над водой. Благодарно улыбаюсь, произнося:

— Спасибо.

Касается губами лба, принимая. Опускает, раскрывает плед и помогает забраться в горячую ванну. Разница температур пронизывает оголенное тело, словно электричеством. Прикрываю глаза и, не выпуская его руки, погружаюсь в воду. Сидит рядом на корточках, о чём-то глубоко задумавшись. Приподняв уголки губ и оставшись серьезным во взгляде. Тяну к себе, наблюдая отрицательное качание головой.

— Пожалуйста… — произношу не сдерживая грусть.

Усмехаясь, вздыхает и залезает в пушистую пену, заливая весь пол выплеснувшейся за края ванны водой. Запускаю руку в его волосы, путаясь пальцами, бесстыдно притягивая к себе. Развожу колени, накрывая его телом своё. Жадно целуя и боясь вновь очутиться без спасающей близости.

Страшась потерять без объятий тонко соединяющую нас нить. Впечатываюсь телом, ощущая обоюдно возрастающее возбуждение. Его руки, плавно ползущие по изгибам тела. Порываюсь опуститься вниз. Удерживает, сохраняя дистанцию, заводя ещё больше хрипотцой потяжелевшего голоса. Издевательски спрашивая:

— Куда ты так спешишь?

Готовая впиться зубами в эту улыбку, выгибаюсь под ним до предела, сокращая разделяющие водой сантиметры.

Выдыхаю:

— Наверстываю упущенное.

Поднимает уголки губ, оголяя зубы в хитрой ухмылке. Сверля взглядом, прикусывает нижнюю губу… мокрую, бликующую от горящих свечей. Чёрт!

Как же это сексуально выглядит! Как давно я перестала это замечать?

Утонувшие в темноте желания глаза, расширившиеся до предела зрачки, блуждающие по контурам тела, и красные от прилившейся крови губы.

Поднимаюсь резко, охватывая руками сильную шею, вгрызаясь зубами в дразнящие уста. Кусаю. Не сдерживаясь. Оставляю отметины. Зализываю нежностью появляющиеся раны. Наслаждаюсь. Впитываю его, испивая энергию сполна. Дразнит, то приближаясь, то отдаляясь от меня, вызывая волны на поверхности воды, изливая её через край ставшей маленькой ванны. В один миг отстраняется, словно потеряв интерес. Берет мочалку, гель и начинает плавно меня намыливать. Бросаю жалобный взгляд, готовая разреветься от того, что не даёт получить желаемое. Каждое прикосновение распаляет с новой силой, обдавая кожу огнём. Злюсь. Глубоко дышу, наблюдая хмурым взглядом исподлобья за его медленными движениями, покрывающими изысканным кружевом белой пены голое тело. Нервничаю. Закрываю глаза, не желая видеть в его отголосок своих. Жду пока наиграется. Сдерживаю себя. Порой лишь выгибаюсь, отзываясь на сводящие с ума прикосновения. Желая залезть на его колени и прекратить изощренную пытку. Пять… десять минут, а может все двадцать… Включает душ. Заставив встать, смывает цветочную пену. Прижимается сзади, разрешая оценить всю мощь своего возбуждения, и лишь охлаждает меня прохладной водой.