Бертрис Смолл - Адора

Мурад быстро стянул с нее шаровары и обнажился сам. Его тело стало теперь более мускулистым и поджарым. Руки Феодоры заскользили по его коже, как бы вспоминая стародавние ощущения от прикосновения к ней.

— Любовь моя, ты прекрасна, — прошептал Мурад. Он развел ноги Феодоры и легко проник в нее. Мир перестал существовать, остались только два слившихся тела.

Феодора не помнила, как уснула. Наутро ее разбудил Мурад, его пальцы ласкали ее. Спросонья она всем телом прижалась к нему, однако через мгновение, вспомнив все — где она находится и что случилось вчера, отпрянула.

— Пожалуйста, остановись. Прошу тебя, не надо, — прошептала она, задыхаясь от наслаждения.

Он не послушал ее, а лишь еще настойчивее стал ласкать.

— Мурад, остановись, ты убьешь меня!

— Нет, моя сладкая, я сделаю тебя счастливой, — возразил он.

В Феодоре боролось два противоположных чувства: она и не хотела, чтобы он владел ее телом, и, наоборот, страстно желала этого.

Он опять, мягко и медленно, как вчера вечером, овладел ею и быстро привел и себя, и ее к самой вершине плотской радости.

Когда к ней снова вернулось сознание, она обнаружила себя в объятиях Мурада. Он счастливо улыбался и восторженно смотрел на нее. Однако сейчас, после того как она не смогла справиться со своими низменными, как ей казалось, желаниями, Феодора была настроена отнюдь не так благодушно, как он.

— Я никогда не забуду тебе этого! — зло прошипела она, и слезы хлынули из ее прекрасных глаз.

Она была зла, в первую очередь, конечно, на себя, но вымещала свою злость на нем. Он же, не понимая, что с ней, недоумевал:

— Чего ты мне не забудешь? Того, что перестала бороться с собой и отдалась мне? Но это же прекрасно! Ты только подтвердила мои слова, что любишь меня.

— Я не прощу тебе того, что ты обратил меня в наложницу!

— О Аллах! Адора! Почему ты никак не хочешь понять меня? Я вовсе не хочу делать тебя своей наложницей! Я хочу сделать тебя своей любовницей. Я хочу поставить тебя выше всех женщин, живущих на земле. Если ты пожелаешь, я в обход своего сына сделаю тебя своей наследницей. Я сделаю все, что ты хочешь! Пойми, я люблю тебя.

— Женщины не могут наследовать власть в Турции.

— Роди мне сына, и я сделаю его своим наследником.

— Нет!

Феодора вскочила с кровати.

— Стоять! — приказал Мурад. — Ты опять забыла, что ты моя рабыня! — В его голосе слышались металлические нотки. — Рабыня! Встань на колени и проси у своего господина прощение!

— Никогда!

Он схватил ее за руку, бросил на кровать и поцеловал.

— Ну вот, смотри, ты мне грубишь, а я, вместо того чтобы наказать тебя, целую твои алые губы. Я готов даже подчиняться твоим приказам!

— Вздор! Отпусти меня! Мурад рассмеялся:

— Тогда становись на колени и проси у меня прощения. Я жду, Адора!

Она попыталась вырваться, но тщетно.

— Ты просишь меня…

— Я приказываю!

— Приказываешь мне встать перед тобой на колени потому, что я грубо разговариваю с тобой, или потому, что мне не нравятся твои поцелуи?

Она опять пыталась вырваться, но он крепко сжал ее запястье и силой опустил ее на колени. Адора, не зная, как избежать унижения, укусила его до крови, но он не ослабил хватку.

— Это я тоже запомню, мой господин.

— Не надо говорить таким тоном! К тому же не только господин, но еще и хозяин, и повелитель!

Он опять наклонился и поцеловал ее.

— Ты не имеешь права целовать меня! — кричала она.

— Почему я не имею права целовать свою рабыню?

Сейчас я поцелую тебя еще раз.

— Я ненавижу тебя!

— За что?! Поздно, моя глупенькая Адора. Сегодня ночью ты порвала с прошлой жизнью. Перестань злиться, я люблю тебя!

Он еще раз поцеловал ее, и она уже не могла не ответить на его поцелуй. Но сейчас она это сделала не только по велению тела, но и по желанию души. Мурад был прав — у нее начиналась новая жизнь. Она никогда не забудет Александра, но он ушел из этого мира навсегда, а ей еще предстояла долгая жизнь здесь, на грешной земле.

Прошло несколько дней. Мурад и Феодора уже жили вместе, и, если не считать мелких, незначительных ссор, в их отношениях стали преобладать нежность и любовь. Феодора по-прежнему считалась его рабыней. Однажды Мурад произнес:

— Не верю, что ты, с твоим замечательным умом, с твоей образованностью, можешь приготовить для меня пищу или почистить мою обувь, как делают настоящие рабыни.

— А я и не собираюсь работать для тебя своими маленькими ручками, — ответила она с очаровательной улыбкой. — Я хотела бы помогать тебе своей головой. Я — принцесса Византии, а не крестьянка, и рабыня из меня получится весьма капризная и надменная.

— Я знаю, почему ты так говоришь, ты просто не умеешь готовить и, чтобы скрыть это, пытаешься отшутиться. Но если ты моя рабыня, то тебе придется иногда стирать мои рубашки и готовить мне обеды. Что бы ты ни говорила, я заставлю тебя признать мою власть над тобой!

Назревала очередная ссора. Брови Феодоры гневно сошлись, и она дерзко ответила Мураду:

— Ты не дождешься от меня этого!

— Однако тебе придется с этим смириться!

— Нет!

— Я могу приказать, и тебя выпорют. Это было уж слишком! Феодора вскочила и выбежала из шатра (они все еще жили на дороге, ведущей в Бурсу).

Она не понимала, зачем он так сильно унижает ее. Она согласилась стать его наложницей-фавориткой, а он пытался все больше и больше унизить ее человеческое достоинство. Ей было непонятно, какую цель преследует он, издеваясь над ней; а в том, что он над ней издевается, у нее не было никаких сомнений.

Феодора долго бесцельно бродила по опушке леса. Из глаз не переставая текли слезы. И тут она заметила на ветке ближайшего к ней дерева весело распевавшую крошечную птицу.

— Ты по-настоящему свободна, — плакала Феодора, обращаясь к чирикающей птичке. — Летишь, куда хочешь, поешь, когда поется, а я все время вынуждена кому-то подчиняться. Боже! Как бы я хотела быть тобой!

Сзади себя принцесса услышала приближающиеся шаги и, обернувшись, увидела Мурада.

— Ты успокоилась? — спросил он, подойдя.

— Я спокойна, но я не понимаю, зачем тебе нужно постоянно издеваться надо мной.

— О Аллах! Адора, почему ты все время пытаешься казаться каким-то высшим существом? Я не унижаю тебя, я просто хочу показать тебе, что ты — в первую очередь женщина.

— У которой есть тело и ничего больше? — саркастически спросила она.

— Да, и тело тоже! — воскликнул он.

— У меня еще есть и душа!

— Твою душу у тебя никто не отнимает. Но ты почему-то хочешь, чтобы все замечали твой прекрасный ум, а тело ставили на второе место, а я не хочу так: ты для меня — в первую очередь женщина из плоти и крови, а уже потом — греческий оракул.

В подтверждение своих слов он порывисто обнял Феодору за талию.

— Мне просто больше нравится целовать стройных красавиц, а не умудренных старцев, — с улыбкой сказал он.

Его руки легли на ее груди, заметно просматривающиеся под одеждой. Он положил ее на траву и стал медленно раздевать. Каждый кусочек обнажаемого тела он покрывал горячими, порывистыми поцелуями. Когда на ней уже совсем не осталось одежд, он встал, разделся сам, а потом перевернул Феодору на живот. Она закричала:

— Нет! Нет! Не надо. Я повинуюсь тебе, мой господин, но не надо сейчас.

Однако Мурад, несмотря на ее мольбы, вошел в ее сопротивляющееся тело. Она застонала от боли и от обиды. Он двигался все быстрее и вдруг пролился в нее обжигающим семенем. После этого он затих и какое-то время лежал недвижно. Затем его дыхание постепенно стало нормальным, он поднялся и грубо потащил ее за собой.

— Возвращайся в лагерь и без моего позволения не смей покидать его.

Феодора с трудом оделась и вернулась в свой шатер, где приказала сделать себе ванну. Когда ванну приготовили, Феодора удалила из шатра всех слуг, сама разделась и легла в горячую воду. Ванна освежила Феодору, вернула ей силы, но душу ее переполняло отчаяние.

— Почему он так жесток со мной? — не могла она понять. — Он постоянно твердит, что любит меня больше жизни, но в то же время делает все, чтобы убить во мне ответное чувство. Александр никогда не обращался со мной так! — заключила она свой монолог и снова заплакала.

В этот момент в шатер вошел Али Яхиа.

— Милый друг, помоги мне хоть ты. Я ощущаю себя раздавленной. Что же мне делать, чтобы он перестал издеваться надо мной?

— Вам не нужно перечить желаниям моего господина, — ответил евнух.

— То есть стать обыкновенной женщиной?

— Да, это будет самое мудрое решение.

— Но не дам ли я ему этим возможность унижать меня еще больше?

— Наоборот, это может дать вам богатство и власть. Он любит вас, и, как только увидит, что вы согласны жить только для него и ради него, он даст вам все, что вы захотите. Я, в свою очередь, обещаю во всем помогать вам, а когда у вас родится сын, то я приложу все усилия для того, чтобы именно он стал наследником престола.

Феодора улыбнулась.

— Ты так уверен, что у нас родится сын? — спросила она. — И потом, как мой сын сможет стать султаном, если я, его мать, останусь всего лишь наложницей его отца? К тому же кто знает, может быть, Мурад с течением времени охладеет ко мне, ведь у него будет огромный гарем.

Али Яхиа рассмеялся:

— Во-первых, принцесса, наследником султана может стать любой его сын, лишь бы он был здоров. Во-вторых, девушек в гарем султана выбираю я, и я могу вам обещать, что каждая новая девушка будет красивей предыдущей.

Али Яхиа выдержал паузу и продолжал:

— И еще каждая новая девушка будет в несколько раз глупее предыдущей. Кстати, для этого мне не придется даже особенно стараться, достаточно выбирать самых красивых, они все тупые, как деревянные мечи. Я достаточно хорошо знаю своего хозяина, чтобы сказать, что он обязательно будет отдавать предпочтение вам за столь редкое сочетание прекрасной внешности и замечательного ума. И наконец, в-третьих, — заключил Али Яхиа, — все эти девушки будут не способны к деторождению. Мне ведомо, как это устроить с помощью одного древнего снадобья.