— Я не думала, что мы еще встретимся когда-нибудь, — проговорила она.

— А я знал, что встречусь с тобой обязательно. Кстати, ты слышала, нас хотят поженить, — сказал он таким тоном, как будто говорил о только что съеденном ломтике шербета.

Феодора покраснела:

— Ты уже знаешь об этом?

Он не стал рассказывать, что этот брак придумал он сам, сам предложил императору начать разговор о замужестве Феодоры, доказав Иоанну, что так будет приличнее.

— Да, мы здесь поговорили с императором, — ответил он, несколько смутясь, — и решили, что я буду тебе идеальной парой. Однако последнее слово мы оставили за тобой.

Внезапно его всегда вызывающе насмешливое лицо стало нежным и серьезным:

— Ну что, красавица, ты согласна стать моей женой? Сердце Феодоры бешено билось. Она не знала, что ответить, и почему-то густо покраснела.

— Не торопи меня, Александр, — нашлась она наконец. — Я отвечу тебе, но позже. Пока я слишком плохо тебя знаю и боюсь ошибиться.

— Чего же тут знать? — нетерпеливо воскликнул Александр. — Мой отец был правителем Месимбрии, мать — трапезундская принцесса. У меня было два брата, Василий и Константин. Мать умерла, когда я был еще совсем крохотным, отец умер год назад, оба брата совсем недавно. Теперь я — князь Месимбрии. Вот и все, что обо мне можно узнать.

— Я не могу ответить тебе так быстро.

— Посмотри на меня, Феодора, — взмолился Александр. — Я — самый несчастный человек на свете. Самые счастливые дни моей жизни прошли. Это было, когда в моем доме жила ты. Я не верю, что ты совсем равнодушна ко мне. Подари несчастному частичку своего тепла, или лучше не частичку, а все. Пойми, со времени твоего отъезда из моего дворца я не посмотрел ни на одну женщину.

Даже сейчас, когда он ее умолял, насмешливая манера говорить не покидала его. Феодора постоянно пыталась принять серьезный вид, но эта способность Александра непроизвольно складывала ее губы в улыбку.

— Не торопи меня, Александр. Я все равно не отвечу тебе сейчас. К тому же мой муж только недавно умер и я даже еще не решила, стоит ли мне выходить замуж второй раз. Дай мне время подумать.

Внезапно Александр выпустил ее руку из своей руки и начал поглаживать под столом ее бедро. Феодора даже вздрогнула от неожиданности.

— Ах, красавица моя, ты не сможешь жить без мужчины. Ты не такая женщина, как твоя сестра, для которой главное — получить удовольствие в постели. Ты хочешь, чтобы тебя любили, ты хочешь иметь детей. Я даю обещание, что, если ты согласишься стать моей женой, все твои желания будут исполнены. Я сделаю тебя самой счастливой женщиной на земле. Поверь мне, красавица!

— Нельзя быть таким навязчивым, Александр. Дай мне время, чтобы все обдумать.

Он не прекратил ласкать ее ногу до самого конца пира. Он не остановился, даже когда разговаривал с императором. И еще он постоянно, не отрываясь, смотрел на Феодору, как будто боялся, что, едва он отведет взгляд в сторону, она исчезнет как сладкий сон.

Когда император дал знак об окончании торжества, Феодора наконец смогла спокойно вздохнуть. Она вскочила из-за стола, поблагодарила гостей, попрощалась и ушла.

Она не лгала, говоря Александру, что ей надо обдумать его предложение. Вечером именно этим она и занялась.

Да, она могла выйти замуж вторично. Давным-давно ее мать намекала ей, что, когда Орхан умрет, она сможет вернуться в Константинополь и заключить нормальный христианский брак.

Но Феодора не желала выходить замуж за первого встречного, ей хотелось связать свою жизнь с человеком, которого она любит. Разобраться же в своих чувствах к Александру она не умела. Он, конечно, умен, образован, красив, очень богат и к тому же пылко любит ее, но Феодоре казалось, что она испытывает к нему только симпатию, не более. Хотя сила этой симпатии и значительна:

Александр обладал каким-то магическим способом завораживать людей. Даже сейчас Феодоре не хватало его и хотелось, чтобы он пришел, поговорил с ней. Она видела — он именно тот человек, которому она может рассказать все: все тайны, секреты, мечты, желания. К тому же он был единственным из всех знакомых ей мужчин, кто уважал ее и преклонялся перед ее умом. Даже Мурад и Орхан, которые знали, что Феодора умна, не могли переступить через мужскую гордость и относились к ней просто как к красивой одалиске. Вдруг ей пришло в голову, что если сравнивать Мурада и Александра, то преимущество явно на стороне второго.

Впрочем, время было позднее и пора было отправляться в опочивальню. Перед сном Феодора приняла горячую ванну, две служанки сделали ей легкий массаж, и, когда они ушли, Феодора легла в постель. Она пыталась уснуть сразу, но в голову лезли разные мысли. Она успокоилась и решила — коль мозг хочет работать, не надо ему мешать, и, открыв глаза, продолжала свои размышления о будущей жизни. Однако и здесь ее ожидало разочарование. Дальше мысли о том, что Александр — очень упорный мужчина и всегда добивается желаемого, она не дошла.

Внезапно она вздрогнула — на балконе, примыкавшем к ее спальне, стоял человек. Но первый испуг быстро прошел: приглядевшись, Феодора узнала Александра. «Да, он очень настойчив», — с улыбкой сказала она сама себе. Темная фигура бывшего главаря пиратов скользнула в открытое окно и оказалась в комнате.

— Ты спишь, красавица моя?

— Нет, Александр, я думаю.

— О моем предложении?

— Да.

Он подошел и сел на край ее кровати.

— Как давно не целовал я эти коралловые губки, — как всегда, улыбаясь, сказал Александр.

Наклонившись, он нежно обнял ее и выполнил свое желание с большой страстью. Однако, как бы испугавшись своей смелости, он быстро отстранился. И тут до его слуха донесся насмешливый голос Феодоры:

— И это все? Это и есть твоя хваленая любовь, Александр? Я невольно вспоминаю ночь, которую я провела в твоем дворце, вернее сказать, одну из ночей, и тогда мне показалось, что ты способен на большее. Если ты столь вялый в постели, то мне не стоит выходить за тебя замуж. Я не капризничаю, просто даже мой покойный муж, старый султан Орхан, был искуснейшим любовником, а если я вспомню одного красавчика-пирата… — Феодора рассмеялась и протянула ему руку:

— Иди ко мне, Александр, но учти — в постели я очень избалованная женщина.

Даже в темноте, при неярком лунном свете, Феодора видела, какое удивление было написано у Александра на лице. Преодолев минутное замешательство, он расхохотался.

— Неужели ты решила спуститься со своего пьедестала древнегреческой богини ко мне — смертному?

— Ты забываешь, что греческие богини — женщины из плоти и крови и ничто человеческое им не чуждо.

Неожиданно Александр вскочил с постели и подбежал к столику, на котором стояли два ночных светильника. Он быстро зажег их и поставил рядом с кроватью.

— Я хочу видеть, как , ты занимаешься любовью, — сказал он и стал раздеваться.

Через мгновение он уже лежал, уткнувшись лицом в прекраснейшую в мире грудь Феодоры. Его руки легко скользили по ее телу, останавливаясь в самых укромных местах, но ненадолго: сегодня Александр хотел, чтобы Феодора возбуждалась постепенно.

Она и вправду чувствовала, что на этот раз ощущение теплоты и сладости во всем теле приходит не сразу, медленнее, чем всегда, но из-за этого становится еще более сильным. Александр же нагнетал и усиливал ласки. Он стал языком ласкать розовые сосочки на вздрагивающих грудях Феодоры.

— Господи, как ты прекрасна! — в восторге воскликнул он. — Выходи за меня замуж, тогда каждую ночь мы будем дарить друг другу блаженство.

Его пальцы едва прикасались к вожделенной расщелинке меж ее ног. Феодора начала тихо постанывать от нежных ощущений. Ей иногда даже было немного больно, настолько нетерпеливо порой ласкала ее рука Александра; но то была сладкая боль. Рука Александра немного замедлила движения.

— Тебе нравится? — спросил он.

— Да. Да, конечно! — ответила она срывающимся от частого дыхания голосом.

Он опустился к ее ногам, немного приподнял их, наклонился и стал целовать ее влажную розовую мякоть, Она никогда не испытывала этого ощущения и поэтому немного испугалась.

— Боже!!! Что ты делаешь! Не надо! — простонала она, вздрагивая всем телом. — Не надо! Перестань!

Александр поднял голову, и Феодора увидела на его лице удивление.

— Что ты кричишь? — спросил он. — Тебе разве неприятно то, что я делаю?

— Приятно, но это же не правильно.

— Ты сама мне сказала, что тебе нравится то, что я с тобой сейчас делаю, значит, это правильно. Понятно, глупенькая моя?

— Понятно.

После этого Александр возвратился к прерванному занятию. Сначала Феодора еще находилась под властью страха и даже стыда, но он ласкал ее с таким искусством, что через некоторое время она, сама того не замечая, стала приподнимать и опускать свое тело в такт движениям его губ и языка.

— О! О-о-о! Еще! Еще, Александр! — воскликнула она, и тут по ее телу покатилась жаркая волна, заставившая затрепетать каждый уголок разгоряченной плоти, после чего Феодора погрузилась в мягкое, нежное небытие.

Очнулась она через минуту. Александр лежал рядом и гладил ее грудь. Внезапно она почувствовала, как где-то в глубине ее тела рождается желание снова испытать силу любви.

Резко повернув Александра, она жарко поцеловала его в губы, после чего взяла в руку его большой и теплый фаллос и сама вставила его глубоко-глубоко в себя. Глаза ее закрылись, и она начала подпрыгивать на теле Александра, ощущая, как с каждым ее движением вздрагивают ее груди и по телу пробегает сладкая дрожь.

— Открой глаза, — приказал Александр. — Я хочу видеть их, когда мы любим друг друга.

Эти слова произвели на нее странное действие. Стоило ему их произнести, как она вся затряслась, вскрикнула и в изнеможении всем телом упала на Александра. Ей было даже стыдно, что она опять удовлетворила себя, но не удовлетворила его. Однако он сам позаботился о себе. Обхватив Феодору своими сильными руками, он начал сам двигать ее тело. Все ее естество отзывалось на его сильные удары, она уже не пыталась сдержать свои эмоции и, крепко вцепившись пальцами в его мускулистые плечи, стала с резкими вскриками надвигать свое тело на его член, стараясь, чтобы он как можно глубже проник в нее. Первый раз в своей жизни она ощущала себя настоящей самкой, для которой самое главное в жизни было ее тело и тело любимого мужчины. Едва только горячее семя оросило ее внутренности, как она кончила тоже, и они слились в едином объятии, обессиленные до такой степени, что не могли уже шевельнуть рукой или ногой.