Мечты — мечтами, но нехотя, я начала просматривать варианты, куда можно будет переехать, и поняла, что особенно вариантов нет. С моей-то зарплатой. И что максимум, на что я могу рассчитывать — это комната у какой-нибудь злобной старухи, которая станет меня гнобить только за то, что моя молодость еще не прошла.

Я знаю, о чем говорю, потому что три года скиталась по этому городу от одной злобной старухи к другой. Это потом повезло с квартирой, а тогда… Возможно, для кого-то они и были добрыми бабушками, но не для меня точно.

Для полноты ощущений, меня поражала своим равнодушием Ира. Она видела, что я мечусь, как рыба в затхлом аквариуме, но не сделала ни единой попытки хоть как- то помочь. Нет, я не рассчитывала, что она предложит пожить у них, я бы и не согласилась на это, но надеялась, что она окажет моральную поддержку, а она…

— Ты зря суетишься, — сказала Ира, когда я начала просматривать варианты комнат.

— Сомневаюсь, что ты в ближайшее время будешь куда-то переезжать. Возможно, когда у вас все станет стабильно с Назаром… А пока нет. Точно тебе говорю.

Сомнительная точность, тем более что она знала: Назар мне не звонил и не ответил, когда ему позвонила я. Поэтому я прекратила ждать помощи извне, даже моральной, и продолжила суетиться. Через несколько дней я нашла парочку вариантов на случай экстренного переезда и, наконец, перевела дыхание, даже поделилась новостью с Ирой, прощая ее и за черствость, и за то, что все это время она своими разговорами и вопросами упрямо не позволяла мне забыться и забыть ее брата.

— Ну вот, — сказала я подруге, — если что, я смогу переехать. Будет безумно жаль,

но…

— Натали, — со вздохом сказала она, — запомни мои слова: никуда ты переезжать не будешь. Что же ты недоверчивая такая?

— Может, потому, что реально смотрю на вещи?

— Как же, как же, — усмехнулась она. — Реалист — это я. Сколько раз говорю тебе, что Назар вернется, что вы не расстались, а ты не веришь.

— Как же, вместе, — передразнила я. — И, наверное, именно потому, что мы вместе, он не только сам не звонит, но и моих звонков избегает.

— Он и мне редко звонит, — в который раз повторила Ира. — Не звонит — значит, занят, может вообще куда-то ул… уехал. Он же говорил тебе, Натали, ты сама мне рассказывала, что говорил, мол, ему надо разобраться с каким-то проектом. Помнишь?

— Помню, — я кивнула, — только вот никак не пойму: какой такой проект может быть у обычного работника электростанции?

— Почему обычного? — Ира взяла сумочку и начала припудривать порозовевшее лицо. — Я не говорила, что он обычный работник. Я просто сказала, что он там работает. Вот. Так что не приписывай мне лишнего, и без того…

— И кем он работает?

— Откуда я знаю? Спроси у него, если тебе очень важна конкретика.

— Меня это вообще не интересует.

Ира, хмыкнув, продолжила подправлять безупречный макияж, а я монотонно разбирала документы на столе, удивляясь, как сама не подумала: откуда у простого работника электростанции такая дорогая машина? И злилась на себя, что опять думаю о Назаре, хотя он не давал о себе знать уже почти две недели. И не могла ничего изменить.

Каким-то немыслимым образом этот некрасивый мужчина запал в душу и не желал оттуда никуда уходить. Я ждала его. уже практически не надеясь. А вот когда этим же вечером мне позвонила хозяйка квартиры и сказала, что сын не приедет, так что я могу и дальше спокойно жить, у меня впервые с отъезда Назара проснулась надежда. А вдруг Ира и здесь угадает, и ее брат вернется?

Да, я понимала, что это глупо, и вообще, разве я могу простить его после того, как он просто исчез? Гордость уверяла, что прощать нельзя, что он недостоин, но вопреки ей, я знала, что дам ему шанс.

Я дам шанс нам двоим, и позволю ему объясниться.

Но чем дольше Назар не давал ничего знать о себе, тем отчетливей я понимала, что гордость права. Какой такой шанс? А нет больше шанса!

И мне настолько удалось убедить себя, что так правильно и так лучше всего, и ничего не вернуть, что когда через пятнадцать дней после отъезда Назар позвонил, я ему не ответила.

Впрочем, он не был навязчивым. Мой мобильный проиграл до конца мелодию, и утих.

Вот, значит как…

На душе стало слякотно, сыро. Я стояла у распахнутого окна, смотрела на подступающие сумерки, и сжимая в руках мобильный, ждала, что он зазвонит снова, чтобы снова не ответить и тем самым показать Назару, что я обижена, что так с девушками не поступают, что нельзя исчезнуть на пятнадцать дней, а потом объявиться, нельзя думать, что тебя ждут после всего!

Но прошло больше часа, а Назар так и не позвонил.

Устав от давившей тишины, я переоделась, взяла сумочку и вышла на улицу. Если бы я была на работе, мне было бы легче. Почему он не позвонил днем? Я бы уже отрыдалась, уже успокоилась и перестала корить себя, что не ответила, я бы уже спокойно сидела одна в квартире.

А пока не могла.

Не могла: мне было душно, невыносимо.

Постояв на остановке, я увидела достаточно полных маршруток, чтобы понять, что не хочу в них садиться. Я не вынесу еще и такой духоты. Никогда так не делала раньше, только наблюдала за другими, но не составило труда махнуть рукой у дороги и поймать попутку.

Через двадцать минут я стояла у моря, смотрела на серые волны и чувствовала, что потихоньку начинаю приходить в себя. Не знаю, сколько прошло времени, но уже изрядно стемнело, когда я поняла, что смогу вернуться в квартиру и смогу выдержать тишину телефона.

Осмотревшись, увидела, что отдыхающих словно волной слизало, кроме меня по песку бродило еще несколько человек, и я поспешила уйти. Глянула на мобильный

— половина одиннадцатого, ни одного пропущенного вызова, ни одного незамеченного смс — ну да, пора. Пора перестать надеяться и возвращаться в обыденность.

На этот раз я могла и хотела поехать на маршрутке, но пока ждала, ни одной не было. Вечером они ходили не по графику, а как вздумается, так что я поняла: если бездействовать, можно и рассвет на обочине встретить. Вся надежда была на попутку, и когда я увидела огни машины, отчаянно замахала рукой.

К моей радости, машина остановилась. «Жигули», да и какая разница? Я была бы рада и «Запорожцу». Приоткрыв дверь, я с надеждой посмотрела на профиль седовласого водителя и назвала адрес. Он кивнул, и я поспешно села на заднее сиденье. Машина тронулась, но мне вдруг захотелось курить, и я достала из сумочки все ту же пачку сигарет и зажигалку.

— У вас курить можно? — уточнила вежливо.

— Только на переднем сиденье, — сказал водитель, но когда я послушно закинула сигареты и зажигалку в сумочку, машина остановилась. — Пересядь, так будет удобней.

Никогда не садилась на переднее сиденье, если ехала в такси. Во-первых, мне казалось, что на заднем удобней, а во-вторых, в какой-то передаче о криминале услышала и запомнила совет: если водитель незнаком, лучше сесть на заднее сиденье. Правда, только в том случае, если кроме водителя и вас, в машине никого больше нет.

Но здесь меня как черти дернули — и закурить вдруг, и согласиться пересесть на переднее сиденье. Наверное, потому, что в душе каждый надеется, что все плохое произойдет с кем-то другим, а не с ним.

Вот и я даже предположить не могла, к кому подсаживаюсь поближе. И только когда водитель повернулся, меня парализовал страх. Лицо в ямах, как после оспы, седые волосы всклокочены, в глазах застыли злость, ненависть и смех одновременно. Никогда не видела таких прозрачных и таких диких глаз.

— Дверь не закрыта, — упрекнул водитель, и…

Я чуть не закричала, когда его рука прошла в миллиметре от моего лица. Но когда он просто закрыл плотно дверь, облегченно выдохнула и мысленно упрекнула себя за ребячество. Глупость какая: думала, что он даст мне пощечину. Правильно говорят, что у страха глаза велики. Он — обычный человек, которому не повезло родиться красавцем, он просто устал.

Машина тронулась с места, а я, чтобы окончательно успокоиться, все-таки закурила злополучную сигарету. Вокруг засыпал город, некоторые улицы были не только пустыми, но и темными, и освещали их только фары «жигулей». Тихо, привычно, и я уже перестала ожидать какого-то подвоха от водителя, когда он сказал:

— Девушку так просто убить.

Думаю, я изменилась в лице, но вряд ли он это заметил. Он смотрел на дорогу, как и я. Только на дорогу. Я вдруг подумала, что если повернусь к нему, то спровоцирую, мало ли — даже взглядом, дыханием, страхом, который во мне снова проснулся и, вероятней всего, отчетливо читался в глазах. И еще, это странно, необъяснимо, но я почувствовала, что права, и он не должен догадаться, что я боюсь.

— И тебя просто, — продолжил водитель, не дождавшись моей реакции. — Начать можно с пощечин, потом ударить — куда угодно, все равно не будет никакого сопротивления. С девушками всегда все просто. Можно даже ножом не пользоваться, просто свернуть шею, как утке.

Я задрожала, но продолжала молча смотреть на дорогу и медленно курить, словно меня ничего не заботило, словно это не надо мной нависла угроза.

— Не понимаю, о чем думают девушки, когда садятся в машину, — водитель посмотрел на меня. — О чем думала ты? Впрочем, без разницы. Ты уже села. И теперь ты…

— Слушайте, хватит, — у меня включилась защитная реакция, маскируя страх за наглостью.

Я открыла кармашек в машине, затушила сигарету. Не ожидала, что она так быстро закончится и подведет меня. Под пристальным взглядом водителя, я закурила следующую, и, сделав над собой усилие, повернулась к нему:

— Вы же сами разрешили курить.

Ну да, можно подумать, он так смотрел на меня потому, что я курила одну за одной! Конечно, нет, но я прикидывалась, что ничего не понимаю и вообще все хорошо. Я даже выслушала его очередную порцию того, как можно расправиться с беззащитными девушками, и в ответ на вкрадчивое замечание, как восхитительно, что вокруг нас безлюдные тихие улицы, не только согласно кивнула, но и поддакнула: