— У тебя есть бокалы? — обернулся он.

На его губах мелькнула улыбка, когда он заметил, что я не свожу с него глаз. Но я не чувствовала ложной неловкости. Я хотела его. Он был мне нужен. И он это знал.

— Бокалы есть, но хозяйские, не мои.

— Подойдут. Если разобьем, я куплю другие.

— С чего бы нам бить бокалы?

— Мало ли?

Хитрый взгляд указал на разбросанные по полу пуговицы, которые сегодня тоже не ожидали нападения, но пострадали, и ему все же удалось смутить меня.

Принеся бокалы и поставив их на стол, я мимо воли задумалась: при каких обстоятельствах они могли бы пострадать? И мне очень, просто очень не терпелось перейти к этим обстоятельствам. Но рядом стоял мужчина, который устал и был голоден, и я, пройдясь рукой по его спине, откинула спешку. Да, теперь, когда я снова к нему прикоснулась, я могу подождать.

— Красное или белое?

Я посмотрела на две бутылки, на стратегический запас продуктов и на Назара. Он подготовился. Не зная, что его ждет, не рассчитывая на теплый прием, и уж тем более на сытный. Он решил. И он сделал. Это было открытым заявлением, что он как минимум планировал задержаться. Смелый шаг. В мою сторону. И я, набравшись храбрости, шагнула к нему.

— Ты в курсе, что я не отпущу тебя, пока не закончатся все эти припасы?

— Я на это рассчитываю.

Он наградил меня улыбкой и повторил вопрос:

— Красное или белое?

— Красное.

Вино было разлито в бокалы, мы сели за стол, пересекаясь взглядами. Взявшись за вилку, Назар сказал:

— Это был Виктор, мой приятель.

— Где? — опешила я.

— У тебя. — Он кивнул на вторую корзину. — Это был Виктор. Мы вместе приехали, я попросил его помочь с корзинами, и… увлекся.

— Ас Павлом он тоже помог?

— С подонками я предпочитаю справляться сам.

Ответ прозвучал жестко, сухо, и я вдруг вспомнила свои первые впечатления. Не зря я сравнила его с уголовником. Этот мужчина действительно мог быть пугающим, отталкивающим, резким. А мог быть другим, и я ужасно хотела, чтобы как можно скорее закончился ужин, и я поцелуями смогла смягчить эту резкость, разгладить эту морщинку со лба.

— В прошлый раз, когда на столе были котлеты, вино и спагетти, — сказал Назар, — ты предпочитала смотреть куда угодно, только не на меня.

И я снова вспомнила, что да, это было, у Иры, когда он заехал проведать племянников. И улыбнулась, припомнив заодно, какой была беспокойной ночь. Я крутилась, ворочалась, не могла уснуть, когда он так рядом, а сегодня я надеялась, что мы не будем спать оба.

— И хотя спагетти тогда были… другими, — деликатно оценил мои кулинарные таланты Назар, — мне больше нравится сегодняшний вечер. Когда ты смотришь на меня вот так… Надеюсь, ты не рассчитываешь снова сбежать? Мне как-то не очень нравится эта твоя привычка.

— Грешна, — признала свою вину под колким взглядом, — и каюсь.

— Каешься? Хм, что же, я проверю насколько велико твое раскаяние.

— Каким образом?

— Самым эффектным. Как ты предпочитаешь каяться? На спине, на животе или на коленях?

Невольно вспыхнув, я следила, как Назар медленно водит большим пальцем по бокалу, и не могла посмотреть в глаза.

— Наташ, — позвал он.

Я посмотрела на его подбородок. Чисто выбритый. Потом взгляд скользнул на его грудь, и я не удержалась от вздоха.

— Подойди, — приказал он.

Именно приказал. И я шагнула к нему. По-прежнему пряча глаза.

— Сядь, — новый приказ.

И не было и тени сомнений, чего он хотел, потому что я безумно хотела того же. Я села ему на колени.

— Раздвинь ноги шире, — поглаживая бокал, он ждал, когда я выполню и это распоряжение.

Он явно привык командовать, и складывалось ощущение — не только в сексе. Может, он не всегда был работником электростанции? Была ведь у него другая жизнь, до того, как он развелся с женой…

Я подняла взгляд на мужчину, и на его губах появилась предвкушающая улыбка.

— Так лучше. Хочу видеть твои глаза, чтобы четко прочесть в них раскаяние. Ну?

Я вопросительно изогнула бровь. Он обновил себе в бокале вино, и только потом, видя, что я ничего не делаю, подсказал:

— Когда я пришел, у тебя была неплохая попытка показать, как ты рада, что я догнал тебя. Ты можешь ее повторить.

И на этот раз с катушек слетела я.

Мои пальцы, которым позволили прикоснуться к желаемому, не искали легких путей. Остались пуговицы? Ни к чему! Пусть идут к тем, что уже раскиданы по полу, я так хочу слышать их звук! Ремень? О, нет, несмотря на железную бляху, тоже сомнительная преграда. Так горячо, и так томительно, и ни грамма не стыдно, когда кожей к коже.

Лихорадочные поцелуи, озноб на мгновение, когда отстранилась, чтобы увидеть его, мужчину, который мой. На эту ночь — мой. Он не смутился моего жадного взгляда. Приглашающе двинул бедрами и отставил бокал, а когда я помедлила с возвращением, потянул на себя, заполняя, требуя, не давая времени отдышаться. Бешеный темп сменялся медленным. Дикий танец на стуле… Только двое кружили не по полу, не по паркету, а друг в друге.

Не желая прятаться от него, я стонала, просила, я требовала. А он целовал мои стоны и давал, и требовал сам.

Иногда я путала, где его руки, а где его губы на мне. Он был всюду. Он был моим. И я каялась, искренне каялась, что пыталась бежать от него. Глупая, столько потеряно времени! Целых два года… впустую…

Когда я со стоном упала ему на грудь, не способная больше ни думать, ни чувствовать, он хрипло спросил:

— Ты ведь не хочешь пока детей?

Я испуганно вздрогнула, а он, несколько раз качнувшись, отстранился, а спустя пару секунд прикоснулся лбом к моему.

— Я так и подумал.

Мы долго сидели на кухне, обнявшись и смакуя вино. Не хотелось ни двигаться, ни вставать, ничего не хотелось. Я рассматривала мужчину, которому, наверное, отсидела колени, но который и не думал от меня избавляться, и в моей душе пускало ростки невольное восхищение.

Я совсем потеряла голову с ним. Ребенок… какой ребенок, когда сама живу на съемной квартире, а мужчина… Этот мужчина со мной, но не мой…

И хорошо, что он подумал за нас двоих.

И за нас двоих решил, что я достаточно отдохнула и готова продолжить раскаяние.

— Итак? — он нахмурился, пронзил меня взглядом. — Это было вступление. Вижу, что ты кое-что осознала, но раскаяние… это пока под вопросом. Покажи, что совладала с грехом. Убеди меня, а иначе…

Я смотрела, как он строит из себя строгого инквизитора, обещая мне сладкую пытку, и улыбалась.

Раскаяние…

Какое, к черту, раскаяние? Если все, о чем я думаю, только взглянув на него, — это грех…

Глава 10



Утром ужасно не хотелось вставать.

Не открывая глаз, я слышала дыхание мужчины, который лежал со мной рядом, чувствовала на своем бедре его руку, и понимала, что не хочу, не хочу никуда идти! Но чтобы его не разбудил будильник моего мобильного, нехотя поднялась. Отключила будильник, тихо прошла в ванную, встала под горячий душ, с улыбкой вспоминая, сколько раз ночью пришлось им воспользоваться…

Мне нравилось быть бесстыдной с этим мужчиной. Я понимала, что препятствия в виде разных городов неизменны, отношения на расстоянии невозможны, и не хотела больше упускать ни минуты с ним.

Мелькнула мысль позвонить Ире и отпроситься, но… Она ведь спросит: почему, зачем, и не отстанет, пока не услышит правду. А мне было как-то неловко признаваться, что я хочу валяться весь день в постели с ее братом. Два года бегала от него, и вот… Так странно…

А еще мелькнула мысль, что вряд ли Назар останется у меня на целый день. Он редко бывает в городе, наверное, захочет поехать пообщаться с сестрой, с племянниками, а тут я заявляю: «Ты знаешь, у меня отгул, и я могу провести этот день с тобой!» Навязчиво. Некрасиво. Нет, не смогу…

— Почему ты вздыхаешь? — требовательный вопрос и не менее требовательные мужские руки, обхватившие грудь, заскользили по моему животу.

— Просто так.

Откинувшись назад, я прижалась к обнаженному телу Назара и снова вздохнула. Я когда-нибудь им насыщусь? Он был в моем распоряжении целую ночь, а мне мало. Мне так хотелось еще… И сейчас за это желание почему-то было немного неловко.

— Это я тебя разбудила?

Руки Назара, уже с гелем на пальцах, скользнули на мои бедра, опустились ниже и нырнули, вырвав предательский стон.

— Нет, — пальцы, казалось, петляли в танце, но делали это уверенно, ловко. — Это я тебя бужу. У меня получается?

— Да.

Он качнул бедрами, и окончательно отбросив сонливость, я начала просыпаться внутренне, выбираясь из того кокона, в который загнала себя своими страхами и сомнениями. Какое мне еще нужно доказательство, что я не навязываюсь? По- моему, это более чем неопровержимое и полное…

Скользнув в меня, он не прекратил танец пальцев, и вот я уже сама закружилась в вихре причудливых па. Танго, сальса, диско, медленный вальс — все смешалось, все спуталось. Иногда мне слышался звук барабанов, и Назар, словно угадывая, отчаянно двигал бедрами.

А потом мы возвращались к вальсу.

А потом опять было резко и горячо, и я не успевала дышать. Только стоны — мои. Только хрипы — его… И горячие струи воды, которые он направил туда, где до этого были пальцы…

— Назар! — мой крик, и судорога удовольствия.

— Да, — его выдох, несколько грубых движений, и жар его кожи…

Когда я снова смогла твердо стоять на ногах, обернулась, обняла его, провела языком по шее, и услышала то, что сильнее стонов или криков доказывало, что ему хорошо со мной:

— Это стоило того, чтобы догонять.

— Жаль, что ты не сделал этого два года назад, — улыбнулась я.