Им всегда всё удавалось. Пока я мыкался, работу после института найти не мог, они тяп-ляп – и создали фирму. Всё у всех рушилось, а у них – работа шла полным ходом. Даже в девяносто восьмом! Кредит брали огромный, и в начале августа исхитрились его отдать, а потом бац – дефолт. Все в заднице, а мы в шоколаде. Работаем и процветаем. Это как? Нормально?

И все за них горой всегда. Вы посмотрите на нашу королеву Елизавету. Грымза грымзой. Но от Пашечки без ума. А со мной сквозь зубы здоровается…

– Она со всеми так. И со мной тоже, Сим, – Сергею было невыносимо жалко друга.

– Да ты бы вообще молчал в тряпочку! Ты же баловень судьбы! Тебе вообще всегда всё самое лучшее. Я в институте очень хотел дружить с Рябининым, но он был уже занят – тобой…

– Сим, ты что? Мы же всегда все вместе были.

– Это вы все вместе: Рябинин, Ясенев, Грушин и Березина – «перелесок». А я – сбоку припёка.

– Ну что за бред, Сим?! Ну дело же не в фамилии, честное слово! Это ж детский сад какой-то!

– Это вам детский сад, а мне… Одни объедки доставались… Да и хрен с ним, с Рябининым!

– Действительно, хрен со мной, – поддакнул Павел.

Влад глянул на него ненавидяще и продолжил:

– И с работой те же яйца, вид сбоку. Взяли меня, как из милости…

– Какая милость?! Ты же не помощником мойщика работаешь пятнадцать лет, – изумился Сергей. – Ты же пришёл и сразу третьим человеком на фирме стал!

– Третьим?! – взвился Серафимов. – Ты считать умеешь, инженер хренов? Ну, давай, считай! Рябинин, ты, Верка твоя, Елизавета. И только потом я! Да даже если третьим! Ты помнишь тост, который за меня поднимали, когда Грушин приехал? Нет? А я помню!

– Ну, и я помню, – вдруг басом сказала из своего кресла Анжелика Криволапова. – Хвалили вас очень. Говорили, что вы незаменимый, и золотом называли.

– Самоварным! – истерически захохотал Влад. – Самоварным! Вы знаете, что это такое – самоварное золото? Медь! Медяшка!

– Это же шутка, Сим, я сам про себя всегда так говорю, – Ясенев развёл руками.

– Про. Себя. Можешь. Говорить. Что. Угодно. – Влад тяжело дышал и смотрел на них с такой ненавистью, что Ольге стало страшно. – Но про меня – не смей! Ты же… ты… быдло! Твои предки из деревни.

– А! Деревенские у нас третий сорт не брак? А ты что? Белая кость, голубая кровь? – Павел говорил таким ледяным тоном, какого Ольга у него никогда не слышала.

– Я – да! Ты в курсе, что его бабка у моего деда-учёного лаборанткой была? Мы же случайно это выяснили. Забыл, что ли?

– Я тоже из деревни.

– У тебя только мать из-под Горького, а отец – польский шляхтич. У него золотая медаль и красный диплом отличного вуза. Он мне рассказывал, когда я как-то у вас в гостях был.

– Господи, Сим, ты что? То есть я тебе ровня, а Ясень – нет?! Сим, ты же никогда снобом не был!

– Я им всегда был, просто вы не замечали.

– Ну, не общался бы тогда с нами, мы ж тебя не заставляли.

– А кроме вас, в нашей группе вообще ни с кем даже поговорить нельзя было… И работать с вами пришлось. Голод не тётка. Когда я учиться шёл, меня дед планировал устроить на ЗИЛ, у него друг там главным инженером был. Только развалилось всё. И куда с нашими дипломами устроишься? На помирающий «АЗЛК»? На «КАМАЗ»? И уехать из Москвы в Набережные Челны?

– Грушин уехал в Германию.

– В Германию! А не в Татарстан!

– Ну, и ехал бы тогда к немцам или в Штаты!

– Я языков не знаю! Не даются они мне!

– Плохому танцору…

– Да! Я плохой танцор! Вот и пришлось мне у вас в кордебалете отплясывать.

– Опять двадцать пять! Какой кордебалет? – Ясень не выдержал и тоже заорал, будто надеялся, что Серафимов от крика очнётся и перестанет нести такое, что… что даже в голове не укладывается.

– Я. Тебя. Видеть. Не. Хочу. – Снова отчеканил Серафимов. – Ты у меня украл всё.

– Что?! Ну что я у тебя украл?! Рябинина?! Так он не бревно бессловесное. Ну, подружились мы с ним. Подружились? Понимаешь? Кто ж виноват, что мы узнавать оценки вместе под дождём бежали, а тебя на дедушкиной машине привезли? Бедолага ты, Сим! Я понимаю, сложно расти, когда на улицу с… быдлом нельзя, когда в лагерь пионерский с детьми маргиналов нельзя, когда няня до десятого класса в школу на машине с шофёром отвозила, а потом встречала. Мне правда жаль, Сим! Но ведь Груша тоже из академической семьи! Но он-то – человек! Че-ло-век! Настоящий, нормальный, совершенно адекватный пацан. А ты? Что ж ты с собой сделал-то?

– Бедненький, – всхлипнула вдруг из угла Анжелика Криволапова, и они все вытаращились на неё, будто в первый раз увидели, – до чего себя довёл.

– Да, довёл, – бессильно потёр лицо Сергей, – прости ты меня, Сима, если я когда тебя обижал. Несчастный ты человек.

– Не смей меня жалеть!

– Владик, – жалобно попросила Ольга, – ну, давай как-то мириться, что ли? Ну, свалял дурака, хотел нас попугать…

– Не-е-ет! – засмеялся Серафимов. – Я вас не попугать хотел. Я вас… убить хотел. Вернее, его. Размазать по грязи, чтобы он сам с этой грязью смешался. Из грязи вышел, в неё же вернулся… Неужели и ты, Ольга, такая же дура? А я тебя… А я из-за тебя…

– Та-а-ак, с этого места, пожалуйста, поподробнее. – Сергея вдруг охватила весёлая злость, как бывало у него в студенческие годы, когда в драке встречались они с сильным противником или никак не решалась совсем уж заковыристая задачка. – Так вот где собака-то зарыта! Лёль, ну-ка, скажи-ка ты мне, Влад, – он впервые за долгие годы назвал его безразличным Влад, а не смешным и добрым Сима, – он что, клеился к тебе, что ли?

Ольга с мукой в глазах посмотрела на Серафимова, потом на Сергея и кивнула.

– Вот оно что. Так вот кого я у тебя украл. Влад, ну, так это Лёлькин выбор, ты понимаешь или нет? Я не лучше тебя и не хуже. Просто мы с ней – одно целое. Поэтому и вместе.

– Какое одно целое? Как она может быть одним целым с тобой?.. Я её любил с первого дня, как только увидел. А женился на ней ты! И бросил её ты!

– Он меня не бросал, Владик.

Белыми от бешенства невидящими глазами Серафимов посмотрел на неё и промолчал, тяжело, будто кирпичи перед этим пёр на их третий этаж, дыша.

– А потом я к ней сватался. Ровно девять раз. Каждый год, что вы жили порознь, по разу. И что ты мне каждый раз говорила, Ольга?

– Владик, ну прости ты меня, ну не люблю я тебя совсем! Ну, неужели тебе было бы хорошо, если бы я за тебя замуж без любви вышла?

– Меня не любишь, а его, значит, да? – губы у Влада тряслись, он посмотрел в потолок. И Сергей с ужасом подумал, что его старый друг, который чуть не угробил его вчера, сейчас заплачет. А что с ним делать-то тогда? Раньше бы подошёл, сгрёб в охапку, сморозил бы какую-нибудь глупость и потащил гулять, лопать пончики в их любимой «Морильне червяков» или, в порядке исключения, упиваться красным вином – он, Ясень, не пил больше ничего. Ещё можно было бы впасть в детство и слепить снежную бабу, а потом устроить бой снежками – это если зима, конечно. Или прыгнуть с парашютом. Или поехать купаться куда-нибудь в глушь и с криком плюхаться в воду с тарзанки, поднимая фонтан брызг. Или… Да чего они только не делали раньше. И это было счастье. А теперь? Теперь что с ним делать? В глаз съездить, что ли?

– Ты ж бабник, Сим, – не к месту вспомнил Павел.

– Это вы так думали, а я однолюб. Только вот моя любовь меня не оценила. Она, видите ли, Ясенева любит.

И тут Ольга вдруг сказала:

– Его люблю. Да. Уже пятнадцать лет.

– Вот поэтому я и хотел его убить! – заорал Влад так громко, что Анжелика Криволапова вздрогнула, а потом встала и тихонько-тихонько, на цыпочках, вышла – деликатность проявила. Все посмотрели ей вслед и помолчали.

– Зачем ты мой мотоцикл взял?

– Забавным показалось. Погиб в лунную ночь под колёсами «Лунной ночи». И Пашке хотелось ещё больнее сделать.

– Где он сейчас?

– Бросил в лесу, там, недалеко от Павловского Посада, чтобы пешком до станции недолго было. Пока я дошёл, как раз и первая электричка подъехала… Сначала утопить хотел, да жалко стало, хорош уж больно. А так бы нашёл его кто. Покатался бы ещё. В деревне-то и без документов можно погонять. А ключи я в замке оставил.

– Да… До ручки ты дошёл, Влад. Байк ему жалко, а человека… – Павел что-то яростно черкнул в блокноте, прорвав листок. Сергей мягко положил руку ему на плечо.

– Как ты нас нашёл?

– Ты сам мне сказал, куда Ольгу собрался везти. Мы ж там были сто раз. Найти как нечего делать, – казалось, что из Влада выпустили воздух. Отвечал он вяло, смотрел на свои руки. – Поехал в эти ваши Большие Дворы, нашёл дом Ольгиной бабки. Сначала не понял ничего. Смотрю, твоя машина стоит, бабка во дворе маячит, а вас нет. Потом аж три машины приехало, вместе с вами толпа народу в дом вошла. Мне даже интересно стало, решил подождать. Продрог, пока под кустом во дворе сидел. Да ещё и не пошевельнуться: мордовороты какие-то из дому вышли и в машины уселись, да одного оставили, охранять, что ли.

Потом гости ваши ночные отчалили. Я за сарай спрятался. Тут вы и вышли. Как мне хотелось тебя, Ясень, прямо там и огреть чем-нибудь, чтобы черепушка твоя бесполезная треснула, – он мечтательно улыбнулся, – да Ольга всё время рядом была. И план с байком не хотелось отменять. Очень он хорош был… Я уж думал, что до утра придётся куковать, чтобы момент подходящий подвернулся. Но тут вас гулять понесло. Мне тогда показалось, что вот она – удача. Кто ж знал, что так получится?.. Не смог я… Слабаком оказался. Я ведь даже понимать начал, почему она, – он махнул головой в сторону окаменевшей Ольги, – тебя выбрала. Ты круче, конечно. Я до последнего думал, что ты испугаешься, побежишь. Так этого хотел. Слабости твоей, трусости, соплей и слюней… Нет. Не вышло. А я испугался… Со спины легче было…

И тут он всё же заплакал. Они сидели и смотрели на него. Потом молча встали и пошли к двери.