– Мы не ссорились, Паша! Мы поговорили, и, как мне показалось, ты понял, что нам действительно надо расстаться.

– Неважно, – взгляд, который Павел кинул на Ольгу, был каким угодно, но только не взглядом любящего мужчины, – но сегодня я вдруг почувствовал какое-то беспокойство и решил съездить проверить, как ты тут.

– Но как…

– Я знал, где ты. Волновался за тебя, следил за тобой и видел, куда этот, – он дёрнул головой в сторону Сергея, – тебя увёз.

– Подожди, Паша, но это невозможно. Потому что мы уехали из Реутова позавчера утром, после пожара. У нас входную дверь подожгли, – пояснила она бабушке и Ивану Николаевичу.

Старушка в ужасе всплеснула руками, а Орехов молча кивнул.

– Ну, так вот. Мы уехали утром после пожара. Потом весь день были в Никольском, вечером я поехала ночевать к Серёже, он не хотел меня одну оставлять. А на следующий день мы только за вещами заехали ко мне. Ты же не робот, чтобы так долго за нами следить.

– Я вчера заехал к тебе, хотел попробовать помириться. Увидел, что вы с … – он поморщился, – что вы вдвоём выходите из подъезда, а он несёт сумку. Ну, и решил посмотреть, куда это вы путь держите. Доехал за вами досюда.

– Ты видел и как мы кольца покупали?

– Да, всё видел.

– Бедный… – вдруг с искренним состраданием протянула Ольга. – Я не хотела сделать тебе больно. Прости меня, Паша.

– Подожди, Оля, ты ещё не всё знаешь, – прервал её Иван Николаевич и холодно бросил племяннику:

– Продолжай.

– Я увидел, куда вы приехали, запомнил дом. Понял, что ты здесь останешься как минимум на пару дней.

«Это как, интересно, он понял? – подумал Сергей. – Подслушивал нас, что ли?»

– А сегодня решил съездить к тебе, ещё раз поговорить. Приехал, а бабушка сказала, что тебя нет, что ты ушла уже давно и пока не возвращалась.

Иван Николаевич вопросительно поднял бровь. Матрёна Ильинична кивнула: всё так.

– И я решил поехать тебя поискать. И встретил, там, у сарая, в обществе этого, – он снова не смог или не захотел назвать Сергея каким-нибудь другим словом.

– Спасибо, Паша. Если бы ты знал, как я тебе благодарна за то, что ты хотел помочь.

– Оля, ещё раз прошу тебя, повремени с благодарностями, – вмешался Иван Николаевич, лицо которого пугало холодным выражением.

– Павел, у тебя всё?

– Да, – изобразил оскорблённую невинность племянник.

– Мне кажется, что у Сергея есть что сказать. Я прав?

– Да.

– Поделитесь с нами, Сергей.

– Павел, я уверен, что вы точно знали, что Ольга, – он настолько не привык называть её так, что с трудом перестроился, – находится в этом сарае. А потом, не найдя её и не подозревая, что за вами следят, выдали себя. Лёль, вспоминай, как он говорил, когда дверь была ещё закрыта, и после того, как выбежал наружу.

Она задумалась:

– Я поняла, что ты имеешь в виду. Павел, подходя к сараю, говорил… – она поискала слово, – нарочито. Да? Ты об этом?

– Именно. Ты очень точно выразилась. Говорил он именно что нарочито, будто играя перед тобой. Ты ведь должна была в ужасе лежать на полу и прислушиваться к каждому шороху. А вот потом он зашёл… помнишь, ну?

– Да… – очень медленно вспоминала Ольга, – он открыл дверь, шагнул внутрь и почти тут же вышел. Нет, не вышел – выскочил. И голос у него был совсем другим.

– Каким, Лёль? Говори быстро, не думая! Ну?!

– Злым! – выпалила Ольга и сама испугалась. – Господи, и вправду злым, таким злым, какого я никогда не слышала у него. Даже во время последнего разговора, хотя он тогда сердился, и очень. Но сдерживался. А тут…

– Так он не знал, что за ним наблюдают. И сорвался.

– Сорвался – верное слово, Серёжа, – одобрительно заметил Иван Николаевич, – именно сорвался.

– Но почему?! Я ничего не понимаю! – Ольга с выражением крайнего ужаса смотрела на своего бывшего поклонника. – Паша, за что? Я так тебя обидела? Но мы же ведь не подростки, которые не могут собой владеть. Откуда такие страсти, Паша? Я ведь точно знаю, что ты меня не любил по-настоящему никогда. Это сложно не почувствовать. Особенно недолюбленному ребёнку. Такие, как я, за версту чуют, кто их любит, а кто – нет. Тогда что, Паш? Уязвлённое самолюбие?

– Да нет, Оленька. Здесь всё-таки страсть, – не согласился Иван Николаевич, – только страсть совершенно другого рода. Если хотите, могу вам сейчас эту историю рассказать. Только предупреждаю, что она не короткая.

– Хотим, – дружно кивнули Ольга с Сергеем и бабушка.

– Тогда, мальчики, – обратился Орехов к своим спутникам, – если вы поели, идите отдохните в машинах.

– Да как же это?! – встрепенулась гостеприимная бабушка. – Они же там замёрзнут!

– В машинах хорошо работают печки, – улыбнулся Иван Николаевич. – Не замёрзнут.

– Значит, оголодают, – не согласилась Матрёна Ильинична, для которой, как и для большинства российских бабушек, делом чести было не отпустить гостей раньше такого состояния, которое, благодаря чудесному мультику про пса и волка, вся страна называет цитатой из него: «Ща спою!» А ребята Ивана Николаевича явно до требуемой кондиции ещё не дошли. Поэтому бабушка вскочила и принялась складывать пирожки в моментально появившуюся в её руках корзиночку. Заполнив её с горкой, она прикрыла выпечку яркой вышитой салфеткой и проводила гостей на улицу. Когда она вернулась, её внучка уже изнемогала от любопытства, и Иван Николаевич сразу же начал рассказ.

– Начну я издалека. Поскольку все вы отличаетесь разной степенью информированности по этому делу, задавайте вопросы, если что-нибудь будет непонятно. Не стесняйтесь.

Павел насмешливо хмыкнул, но под ледяным взглядом дяди как-то скукожился и затих.

– История моя начинается аж в середине шестидесятых.

– Так давно? – покачал головой Ясень.

– Именно. Иначе будет ничего непонятно.

В шестьдесят пятом году мне было восемнадцать лет. Жил я где, Матрёна Ильинична?

– Да здесь, у нас, на Карла Маркса, ближе к Заозёрью.

– Как? – изумилась Ольга.

– Вот так. Бывают же такие невероятные совпадения. В книге прочтёшь о чём-нибудь подобном – не поверишь. А ведь в жизни чего только не бывает. Не случайно сейчас шутят: Земля квадратная, за углом встретимся. Точно. Вот и встретились. Но об этом чуть позже.

Так вот, жил я здесь, вернее, здесь жили мои бабушка с дедушкой, мы же с родителями перебрались в Ногинск. Но всё лето я проводил именно в Больших Дворах и считал себя вполне местным пацаном. Тем более что, когда мне исполнилось четырнадцать, появилось ещё дополнительное обстоятельство, тянувшее меня сюда с невероятной силой.

В Ногинске я прилично окончил школу, учился в техникуме. И вот пришла мне повестка в армию. Тогда «косить» не принято было. Я бы даже обрадовался – вот она, возможность посмотреть другие места, – кабы не одно обстоятельство. То самое, что манило меня сюда. Что, по-вашему, может удерживать молодого парня на месте?

– Любовь, – ни секунды не раздумывая, ответил Ясень.

Иван Николаевич посмотрел на него с большой симпатией и кивнул:

– Именно. Был и у меня такой якорь. Именно она, эта самая любовь, меня сюда и тянула и отсюда не отпускала. Да вся беда, что чувство моё оказалось ещё и неразделённым. Девушку моей мечты звали Людмилой, Люсей.

Ольга старалась дышать потише и пореже, чтобы не пропустить ни одного слова. Сергей тоже сидел не шевелясь, прижав к себе своё сокровище, свою Лёльку. Рассказ Ивана Николаевича захватил его полностью.

– А надо сказать, что Людмила была девушкой очень красивой. Настоящей королевой красоты в наших, деревенских, масштабах. Да ещё и училась в Москве. Отсюда и лоск, и запросы. Была она на два года старше меня. Поклонников у неё было много, и я среди них самый что ни на есть распоследний.

Ольга глядела на его приятное, даже красивое ещё лицо, ироничную улыбку, голубые, совсем не выцветшие глаза и лёгкую седину в русых волосах и совершенно не понимала безответную любовь Орехова. Куда смотрела эта местная королева красоты Людмила? Или что же представляли из себя остальные её поклонники, если на их фоне Иван Николаевич смотрелся бледно?

Он, очевидно, уловил её недоумение и кивнул:

– Поверь мне, Оленька. Я тогда был совсем не пределом мечтаний для такой девушки. Да и позже им не был. Просто потом начал читать, учиться, заниматься самообразованием. А в то время был самым обычным пареньком, разве что страстно влюблённым. О чём Люся знала и что ей, конечно, льстило.

И вот пришла мне пора идти в армию. Приехал я сюда как в воду опущенный, ни на что не надеясь… Но бывают такие дни, когда исполняются самые заветные мечты. Не всегда так, как о том мечталось, но исполняются.

Вот и у меня исполнилась. Поспособствовала этому ссора Люси с её московским поклонником. Учился с ней вместе какой-то парень, сокурсник, сын состоятельных родителей. У Люси были на его счёт большие планы. Но в тот вечер она его увидела с другой. Приехала вся в слезах. А я её встречал у электрички. Ни на что не надеясь, просто ходил и ждал: а вдруг увижу?

Увидел, подошёл, вместе мы доехали на автобусе до посёлка. Люся была очень расстроена, и мы отправились гулять. Была весна, теплынь… Мои дед и бабушка уехали в те дни к бабушкиной сестре. Я был на хозяйстве один и пригласил Люсю выпить чайку. Она согласилась. А дальше… дальше случилось то, на что я и надеяться не мог.

– Да ты что?! – громко ахнула Матрёна Ильинична.

– Да, – покаянно кивнул Орехов, – простите меня.

– Ты-то здесь при чём? Ведь натуральный телок был! Она тебя поманит, ты и бежишь, ресницами хлопаешь. Но она-то, она-то! Вот ведь зараза! Хорошо, я раньше не знала.

– Бабуль, ну что ты кипятишься? – удивилась Лёлька. – Ну, мало ли у кого что было. Иван Николаевич ещё так деликатно нам всё рассказал.

– Что я кипячусь?! Мало ли что было? Да ты поняла, про кого речь идёт?! Это ж мать твоя! Моя дочь беспутная!