– Красиво. Очень, – искренне сказал Сергей. – Удачи вам, Эльчин. Вам и вашей жене и детям. И магазину. А Ольга – очень красивое имя.

– Мне тоже нравится. И Наргиз считает, что нашей дочке подойдёт… Как Ольгу ласково называть? Оля, Оленька, а ещё?

– Я жену Лёлей зову.

– Лёля? Хорошо, нежно. Мне нравится.

– Всего вам хорошего, Эльчин, спасибо, что постарались помочь. И поверьте, русские, на самом деле, – неплохой народ.

– Я знаю. А вы поверьте, что азербайджанцы тоже в основной своей массе лучше, чем вы привыкли о нас думать и чем видите вокруг себя.

– Я верю. До свидания.

– Прощайте, – тепло улыбнулся Эльчин и даже вышел на крыльцо проводить.

Сергей уже садился в машину, когда подбежал запыхавшийся азербайджанец:

– И ещё, простите, что лезу. Но тот мужчина… Ну, с которым я Ольгу видел… так вот, он – плохой человек.

– Павел? – удивился наслышанный про поклонника Ясень. – Почему?

– Я не знаю, как его зовут. Такой высокий, как у вас говорят, интересный. Похож на Ипполита из «Иронии судьбы». Так вот, я видел, как он на Олю смотрит. Это не любовь.

– А что?

– Не знаю. Мне показалось, что ему что-то от неё нужно. Подумайте, может, всё дело в нём.

– Спасибо, Эльчин. Но Ольга уверена, что он ни при чём. Будем искать.

– Ищите. Её нельзя оставлять одну. И ещё, охранник из «Продуктов» в Томилине, его Тёма зовут, видел, кто разрисовывал витрину. Я его порасспрашивал, он описал так: высокий, довольно стройный, не юноша и не спорсмен, так как бежал тяжеловато и неловко. Больше он ничего не видел.

– Ясно. Мне девушка из «Феи» похожего мужчину описывала. Наверное, это один и тот же человек… Вы говорите, охранник в «Продуктах» дежурит?

– Да, но ехать к нему вам не обязательно: я передал описание этого человека буквально дословно. Оно никого вам не напоминает?

– Очень общо получилось. Слишком много народу попадёт под это описание.

– А не скажите. Вот я невысокий, а значит, уже не подхожу. Вы высокий, но крепкий, к тому же, похоже, спортсмен. А вот этот знакомый Ольги – он да, подходит.

– Вон тот парень тоже подходит, – кивнул Ясень в сторону прохожего.

– Да, вы правы. Только вот его Оля, скорее всего, не знает. А вредитель должен быть из знакомых. Иначе смысла нет.

– Или нанят кем-то, и тогда бесполезно пытаться опознать.

– Тоже вариант, – согласился Эльчин, – только ведь, к счастью, не все чужими руками действуют.

– Вы правы, я обязательно подумаю. Спасибо вам.

– Пусть это будет моим маленьким извинением перед Ольгой.


Простившись со славным азербайджанцем, Сергей, насвистывая, поехал в Большие Дворы. Он пребывал в абсолютной растерянности. Две его такие симпатичные и вполне жизнеспособные версии оказались пустышками. Больше мыслей не было.

День клонился к вечеру, темнело уже довольно рано, и он торопился, хотелось скорее к Лёльке. Но пробки, как на грех, растянулись едва ли не до Купавны.

В Большие Дворы он приехал уже после десяти вечера. Посёлок этот, сколько помнил Сергей, всегда был большим, крепким, с несколькими улицами, домом культуры, школой, магазинами, и жил довольно шумной жизнью. Но в половине одиннадцатого дождливым сентябрьским вечером активности жителей не наблюдалось.

Счастливый Ясень, решивший на время забыть о неудачах на ниве частного расследования, предвкушая встречу с любимой, долгий совместный ужин и прогулку под одним зонтом, радостно припарковался и, постучав, вошёл в дом. Ему навстречу вместо Лёльки выбежала Матрёна Ильинична. Выглядела она очень встревоженной.

– Серёжа… А я думала…

– Что случилось, бабуль? – Ясень для краткости отбросил имя-отчество. – Где моя невеста?

– Твоя невеста ушла гулять в восемь вечера и до сих пор не вернулась, – в ужасе пробормотала бабушка, – я уж ходила, кликала. Да толку чуть. И куда делась девка – ума не приложу. Неспокойно что-то! Да ещё парень какой-то приходил, спрашивал её…

– Матрёна Ильинична, не волнуйтесь, – преувеличенно бодро успокоил старушку Сергей, хотя самому ему стало не по себе, – небось, встретила старую подружку и пошла в гости, позабыв про всё на свете. Она же думала, что я сегодня не вернусь.

– Да какие подружки? – всплеснула руками бабушка.

– Так, бабуля, тихо, всё, не волноваться. Вы не одни. Я с вами. И я пошёл Лёльку искать.

– Да где ж ты её найдёшь?

– Может, она к моим пошла поздороваться?

– И вправду, может быть. А я, старая, панику устроила. Прости, Серёжа. Как хорошо, что ты приехал. Сразу чувствуется – есть мужчина в доме. Тогда иди, иди, встречай её. Да дождевик захвати, а то промокнешь до нитки, – она сунула ему в руки женский, в весёленькую клеточку плащ тридцатилетней давности и косыночку с козырьком, продававшуюся в комплекте с ним. Он благодарно кивнул, натягивая его на себя. Ткань угрожающе затрещала, но всё же не порвалась, обтянув его большую крепкую фигуру. Косыночку сунул в карман.

Выскочив на крыльцо, Сергей увидел, как под навесом блеснул хромированным рулём старый Лёлькин велосипед «Салют», он помнил его ещё по тем, доразводным временам. Решив, что в машине он не сможет ничего слышать, да и по многочисленным узким тропинкам проехать не удастся, а пешком будет совсем медленно, Ясень схватил велосипед и помчался по полутёмным, освещённым лишь нечастыми фонарями улицам. Изъездив вдоль и поперёк всю деревню, расспросив всех попавшихся на пути аборигенов, очень, впрочем, немногочисленных, и останавливаясь, чтобы прислушаться, у каждого окна, за которым раздавались голоса, он с сожалением констатировал, что был слишком самонадеян, найти Лёльку никак не удавалось.

Наконец, почти потеряв надежду, Сергей выехал на просёлочную грунтовую дорогу, шедшую по задам посёлка. Раньше Лёлька рассказывала ему, что эта граница, отделяющая дома от полей, была в детстве её любимым местом для прогулок. Он вырулил туда, ругая дождь, мокрый песок и велосипед, норовивший завалиться обязательно в лужу, близкую по размерам к небольшому озерцу. Сердце бухало в ребра, от страха ли, от усталости, будто в медный таз. Он доехал до последнего фонаря. Всё, дальше только поле, карьеры, в которых добывали песок, и далёкий, чёрный, как чернила, на фоне чуть сереющего в стороне заката неба лес. Несколько старых, полуразвалившихся заброшенных домов спускались по небольшому уклону в сторону карьеров, куда даже дороги не было. Этакий хвост деревни.

Ясень стоял, в страшной тревоге вглядываясь во всё сгущающуюся темноту. А вдруг Лёлька пошла к карьерам, оступилась, съехала по песку и не может выбраться? Нет, глупости. Ушла она, по словам бабушки, в восемь. Уже конец сентября, в это время темнеет, не до прогулок по полю и песчаным разработкам. Но если всё-таки представить, что пошла и упала, то выбраться смогла бы. Там дорога, по которой здоровенные грузовики выезжают со дна глубокой ямы. Да и стенки довольно пологие. Во всяком случае, были такими, когда он в детстве с друзьями ездил туда на великах смотреть за работой экскаваторов и купаться в старых, уже наполнившихся водой карьерах. Даже если и скатишься по таким вниз, сильно не пострадаешь.

По лицу текли струйки холодного и надоедливого дождя. Сергей в отчаянии завертел головой и чуть не завыл, не закричал: ну, где же ты, моя хвалёная интуиция, зря, что ли, мама мне всегда о ней твердила?! Он на всякий случай зычно рыкнул несколько раз, чувствуя себя смертельно раненным зверем:

– Лёль-ка-а-а-а! – а вдруг услышит и откликнется?

Ничего. Только собаки залаяли вдалеке. Он бросил велосипед в придорожную, пожухлую уже траву и от полного отчаянья сделал несколько шагов в сторону заброшенных домов, вглядываясь в песок дороги. Но даже Шерлок Холмс ничегошеньки бы не смог прочесть на мокром песке – дождь благополучно вылизал дорогу до абсолютно нечитабельного состояния.

Дурак! Какой же дурак он был! Увёз, спрятал, называется! Куда уж очевиднее: деревня, где живёт любимая бабушка. Любой мало-мальски знающий Лёльку человек о Матрёне Ильиничне слышал, и наверняка в курсе, где она живёт. Если и искать где Лёльку, то здесь в первую очередь… Вот и нашли, и… В голове вертелись такие ужасы, что он лишь нечеловеческим усилием воли отогнал их и ещё походил, прислушиваясь.

Ждать уже было нечего, но почему-то эта нежилая околица, этот отмерший кусок посёлка его не отпускал. Он повернулся снова в сторону фонаря, от которого ушёл уже довольно далеко, и увидел, как что-то блеснуло под дождём на песке. Вяло, будто из него всю душу вынули, подошёл, собрался ковырнуть ногой и замер. Перед ним, сверкая, как бриллиантовая, лежала бирюзовая стрекоза-шпилька, подаренная им накануне Лёльке. Сергей нагнулся, схватил её и сжал в кулаке, жалея, что он не поисковый пёс. Хотя и собака, даже самая умная, как и Шерлок Холмс, впрочем, ничего не нашла бы – дождь, треклятый дождь!

Давайте, интуиция, логика и что там ещё? Действуйте. Он постоял несколько секунд, чувствуя, как в нём будто отключилось всё нанесённое цивилизацией и остались лишь дикие, первобытные инстинкты. Потом глянул ещё раз на стрекозку, сунул её в карман и решительно зашагал в сторону тёмных заброшенных домов.

Их было три. Два – совсем развалюхи, ни окон, ни дверей. Один вблизи оказался ещё вполне крепким, может, и не абсолютно покинутым, а лишь оставленным на время. Ясень с топотом и грохотом обследовал все три и в отчаянии снова вышел на улицу – никого и ничего, что привело бы его к Лёльке. Треснув в бессильной злобе кулаком в стену из брёвен, он огляделся. Дождь уже прекратился, и в рваную дыру в тучах даже выглянула луна, яркая, будто помытая и посматривающая на землю с интересом, изучающе.

Наверное, только поэтому в зарослях старого сада Сергей увидел покосившийся сарай и довольно широкий проход, вытоптанный кем-то в крапиве. Он пошёл по нему, не обращая внимания на мокрую уже до нитки одежду и отвратительное чавканье в мокасинах. Бесполезный плащ мешал, цепляясь за траву и голые то ли из-за осени, то ли от старости ветки яблонь, но некогда было снимать его. И Сергей так и шёл ледоколом, с мокро хлопающими за спиной полами.