– Да лекарства эти по часам пить надо, обязательно. Вечером второй приём. Мама побежала в аптеку, там нет, сказали, что только в Москве купить можно. Вот она и просила привезти по возможности.

– Ну, так давай, поезжай искать.

– Ты не против?

– Против, конечно, а что, незаметно?

– Лунь, ты, ясен пень, самый лучший начальник изо всех начальников! – Сергей подошёл к другу и звонко чмокнул того в бритую щёку.

– Конечно, – кивнул Павел, демонстративно достав кипенно-белый носовой платок и тщательно вытирая щёку, – особенно если учесть, что тебе-то я всего-навсего компаньон, а уж никак не начальник. И хватит целоваться, несдержанный мой! Что о нас подумают?

– Фу-ты ну-ты! Что ты вытираешь? Ну, что ты там вытираешь? Я тебя что, обслюнявил, что ли? Я ж не собачка породы боксёр! Что подумают, что подумают?! Правду подумают! Что я тебя люблю!

– Ой, Ясень, слава богу, мы с тобой не в звёздной тусовке вращаемся, а то не избежать бы нам ненужной славы.

– Да ради бога! Мне от этого ни горячо ни холодно. Это ты у нас человек женатый и должен заботиться о спокойствии Златика… А я… А, впрочем, что я? Какое у нас сегодня число? Двадцать первое?

– Двадцать первое, – кивнул заинтригованный Павел.

– Ну, до четырнадцатого октября я ещё подожду, раз обещал, а там… – он многозначительно замолчал.

– Что там?

– А вот не скажу! Ты от меня Златку скрывал? Скрывал! И я тебя, гада ползучего, помучаю! О, почти стих вышел!

– Ну-ка, колись! – Павел, угрожающе растопырив пальцы на обеих руках и шустро шевеля ими, поднялся из кресла и пошёл на друга.

– Люди добрые! – заголосил Ясень, не очень, впрочем, громко. – Спасите! Помогите! Хулиганы щекоткой угрожают.

– Не блажи! Я тебя не больно защекочу. Но если опасаешься, то лучше всё-таки признаться. Сдавайся!

Ясень вскочил, обежал вокруг кресла и прикрылся его высокой спинкой, как щитом, пискнув:

– Русские не сдаются!

– Сдавайся! Ты не русский! У тебя дед – белорус…

– А белорусы – тем более!

– У тебя бабушка – украинка!

– Украинцы тоже стойкий народ!

– Короче, – фыркнул Павел, не выдержав, и опустил руки с уставшими от постоянного угрожающего шевеления пальцами, – сдаваться ты не намерен? И будешь молчать?

– Да ладно, – насмешливо протянул Ясень, выбираясь из-за стула, – так и быть, расскажу. А то помрёшь ещё от любопытства.

– Давай, выкладывай.

– Короче, я решил, что если до четырнадцатого октября Лёлька не соизволит появиться в моей жизни, то я буду помогать Господу Богу, как ты и советовал, и сам её найду.

– Да ты что? – изумился Павел. – Решился? Ну, молодец! Давно пора. А то вон одичал совсем, на меня с поцелуями кидаешься. И как будет хорошо… – мечтательно протянул он. – Станешь себя плохо вести, а я Лёльке буду звонить, жаловаться. Пусть меры принимает!

– Сейчас я передумаю! – злобно рявкнул Ясень.

– Молчу, молчу! – притворно испугался Павел. – Не буду, не буду жаловаться. Веди себя плохо, можешь даже безобразно! Только позвони Лёльке.

– Ну, спасибо за разрешение! Пойду-ка я, пожалуй, раз начальство отпустило.

– Давай-давай, двигай, шевели ластами, а то мама и до вечера лекарства не получит! – и Павел шустро выскочил за дверь, не дожидаясь пока специальный будильник, замаскированный под футбольный мяч, его собственный подарок горячему Ясеню, обожающему швыряться разными предметами, не шмякнется об дверь. Потом снова заглянул, просунув голову в узкую щель, и поинтересовался:

– А почему именно до четырнадцатого ждёшь?

– Любопытный ты мой! Потому что четырнадцатого октября мы развелись.

– Символично, – кивнул Павел и исчез за дверью. Ясень пошарил рукой по столу в поисках будильника для метания, не нашёл и вздохнул, вспомнив, что тот уже был использован и валяется теперь у двери.


С ощущением, что жизнь, пожалуй, и вправду начинает налаживаться, Сергей вышел на улицу и лицом к лицу столкнулся с крупной девицей. Машинально пробормотав извинения, он отступил в сторону и, чуть изменив направление движения, пошёл к своей машине.

– Яков! – крикнул кто-то за его спиной.

Ясень вздрогнул: за всю жизнь так его умудрился обозвать единственный человек на свете – Анжелика Криволапова, неудавшаяся любовь Олежки Грушина.

– Вот гадство! – шёпотом ругнулся старавшийся не выражаться Ясень и сделал вид, что не услышал. Пока он медлил, не желая общаться с очаровательной Анжеликой, она, ещё раз позвав его, подбежала и с размаху хлопнула сумочкой по спине. Очевидно, это задумывалось как жест кокетства и радости от встречи. Или вообще никак не задумывалось, потому что, насколько помнил прелестную Анжелику Ясень, думать она не любила. Но, так или иначе, получилось неприятно, даже больно. Сергей вздохнул, повернулся и радостно пропел:

– Аурика!

– Я не Аурика, – обиженно надула губки прелестница.

– А я не Яков, – в тон ей пропел Сергей.

– Да я помню! – раскатисто захохотала не Аурика. – Только не помню, как вас на самом деле зовут: Яблоня, Явор?

Поражённый её обширными познаниями флоры родных просторов, Сергей буркнул:

– Ясень, но это для друзей. А вообще-то меня зовут Сергей Николаевич.

– Очень приятно, – присела вдруг в неком подобии книксена крупногабаритная нимфа Анжелика и обрадовала его, – а я теперь тут часто появляться буду!

– Почему это? – от растерянности Ясень забыл о вежливости.

– Потому что мой жених тут работает.

– Жених? Тут? Вы, наверное, ошиблись. У нас олигархов нет. Или он подпольный миллионер?

Анжелика хихикнула и махнула на него наманикюренной ручкой:

– Шутник вы, Сергей Никифорович!

– Николаевич.

– Николаевич, – согласилась она, – я теперь не хочу за олигарха. Я за Васю хочу!

– За Васю?.. Подождите, так вы невеста нашего нового альпиниста Василия Воропаева?

– Ага, – зарделась девица.

– Так он уж точно не миллионер. Как же это вас так угораздило, Анжелика?

– Любовь зла, – трогательно пояснила она и снова зарделась.

– Вы? Влюбились?!

– Да, так вот случайно вышло. И теперь никто мне, кроме Васеньки, не нужен. Ни Груша ваш, ни второй, этот, многодетный отец. Так что я на вас, Сергей Никитич, зла не держу.

– Николаевич. Я рад. И за вас, и за себя, и за Грушу с Колей Осоргиным. Так что вас к нам-то привело?

– Ну как что? Вася теперь здесь работать будет?

– Да, – кивнул Сергей.

– Значит, я должна ознакомиться с обстановкой. Мало ли куда он попадёт! Он у меня такой наивный, такой добрый, беззубый. Любой обидеть сможет. Но я не допущу. Я буду на страже.

– Настороже?

– Ну, да… Именно так, как вы и сказали.

– А как вы на территорию попали? У нас же пропускная система. Абы кто не войдёт.

– А я не абы кто, – засмеялась кокетливо Анжелика Криволапова, – ну сами посмотрите на меня, Сергей Никанорыч, кто ж против меня устоит?

– Николаевич, – машинально пробормотал Ясень, – действительно, никто. – И подумал, что надо дать охранникам по шее за разгильдяйство. Видимо, на лице его что-то отразилось, потому что Анжелика проявила вдруг не замеченную за ней ранее душевную чуткость и сказала:

– Да шучу я, шучу! Никто меня не пропускал. Я через забор перелезла.

– Через забор?! – вытаращил глаза Ясень, с ужасом глядя на крепко сбитую фигуру Анжелики и представляя, как под ней с печальным стоном проседает секция красивого кованого забора с логотипом фирмы, сделанного недавно за сумасшедшие деньги по эскизам Рябинина.

– Ага, – радостно кивнула она, – я раньше прыжками в высоту занималась, так что мне это не сложно было. Разбежалась, подпрыгнула, оперлась – и перемахнула.

Ясень потрясённо молчал.

– Но вообще-то, Сергей Назарович, вам было бы лучше мне пропуск выдать. Вам же хуже будет, если я стану каждый день забор преодолевать. – Усмехнулась она и озорно посмотрела на него. И ему вдруг показалось, что эти её разухабистость, беспардонность, забывчивость и недалёкость – просто нелепая маска, зачем-то нацепленная умной и ироничной женщиной. Но тут она подняла ногу, со вкусом почесала упитанную икру своими кровавыми ногтями, и Ясень решил, что с выводами поторопился.

– Николаевич, – уже привычно поправил он Анжелику и, окончательно деморализованный, кивнул, – хорошо, завтра спросите у Васи, где мой кабинет, зайдите ко мне, и я вам оформлю пропуск. Временный… А вы что? Собираетесь часто сюда наведываться?

– А то как же? Я сегодня разведку провела и поняла, что у вас тут работают девицы смазливые и образованные. Настоящая опасность для мужика. Придётся контролировать. А ну как мой Вася по наивности своей в их сети попадёт? Нет уж. Я так не согласна, я буду бороться за любовь.

– Ну да, ну да, – покивал близкий к обмороку Ясень, – бороться надо. Только давайте договоримся, чтобы без кровопролития.

– Да ну, Сергей Никифорович, ну какое кровопролитие? Я решила, что учиться пойду. Красоты мне не занимать, а вот подучиться было бы неплохо. Не знаю пока куда, но пойду. И вообще… Собой займусь, самообразованием. Вася, он знаете какой? Он умный, добрый, столько знает, с ним так интересно.

– Да что вы? – до глубины души удивился тронутый её восторженной речью Ясенев и снова подумал, что, пожалуй, Анжелика не так проста. Или… Или любовь на неё так… облагораживающе подействовала. – Ну, до свидания, Анжелика, успешной борьбы вам.

– До свиданьица, Сергей Николаевич! – не переврала она его отчества, и ему вновь показалось, что дурит, ох, дурит его загадочная Анжелика Криволапова.

– До завтра, – ещё раз кивнул он и поспешил к машине.

– Кстати! – окликнула она его. – А у вас для меня вакансии не найдётся? Я бы с удовольствием к вам перешла, у вас здесь миленько. И Вася опять же рядом.

– Нет! Не найдётся! – невежливо ужаснулся Ясень и нырнул в салон, в полуобморочном состоянии думая о том, что теперь с Анжеликой придётся встречаться хорошо если не ежедневно. От открывшейся перспективы ему стало дурно, и Ясень снова начал крыть последними словами ужасный, невезучий день.