Американки улыбались, демонстрируя зубы невероятных белизны и прекрасной формы. Местный чиновник из московского сделал переводчика, просил донести до американок его тосты. Он был явно не дурак выпить, наливал между общими, произносимыми с эстрады, тостами, приговаривая: «Так у нас в Сибири принято». Американки и москвич сибирского ритма не выдерживали, быстро хмелели, Галина только пригубливала, настроение Вадима улучшалось. Уже не приходилось Гале пинать его под столом, незаметно сквозь зубы цедить:

— Улыбайся, зараза! Ты что сидишь, точно кол проглотил? Тебя зачем привели? Комплимент теткам скажи, олух!

Комплиментов Вадик не придумал, но, расслабившись, произнес длинную речь. Говорил о дальней радиосвязи. Сравнивал достижения Америки и России.

— Чтоб я что-то понял, — заключил местный чиновник. — Ну, нальем! И за радиосвязь между нашими странами!

Галя отчетливо услышала, как одна американка другой про Вадика сказала:

— Мой Бог! Мало того что у них при жутких морозах созревают подобные мужики! Но еще они и умные!

А вечеринка катила своей чередой. На эстраде шутил ведущий, выступали артисты, в том числе и выписанные из столицы, раздавались призы за быстрые и потешные конкурсы.

Настроение Галины, которая хоть и улыбалась натужно, воодушевленно общалась, было далеко не радостным. Тимур сидел к ней спиной, ни разу не оглянулся. И уже казалось, что та гримаса Тимура при их появлении только привиделась. По затылку понять, что у него на уме, невозможно.

Зато жена Тимура сидела так, что рассмотреть ее труда не составляло. Это был удар! Говорят: удар ниже пояса. Ерунда. Удар Галя ощущала от макушки до пяток. Мало того что жена Тимура была красива. Она была точным слепком Гали! Один и тот же тип и стиль. Невысокая стройная блондинка — это физический тип. Из гламурных журналов почерпнутый стиль — струящиеся волосы, болезненными пилингами отшлифованное до восковой глади лицо, неброский макияж и тэ дэ и тэ пэ. Сейчас, в ресторанном полумраке, они могут посоревноваться и посравниваться. Но заблуждаться не стоит. У жены Тимура совершенно иные возможности. Она в Швейцарии лицо делает, знаменитые стилисты над ее волосами колдуют, а Галя — у местного самородка и соседки по дому, которая хоть и открыла свой салон, но все-таки Сибирь не Европа.

О том же самом, о сравнении их края с заграницей, говорил местный чиновник, подсевший к одной из американок и по-свойски положивший руку на спинку ее стула. Рука сползала к плечу американки. Московский представитель, несколько минут назад принявшийся испуганно икать и таращить глаза, извинившись, отбыл в туалет. Шел между столиками неровно, кидало из стороны в сторону.

— Как тебя? Мэрлин? — дундел сибиряк. — Давай тебя буду звать по-нашему? Ты, — шаловливо поцарапал на бюсте американки пальчиком, — Маня. Поняла? Я Вася. А ты Маня. Усекаешь? Вот что тебе скажу, Маня, на территории нашей области ваших Франций пять разместится, а Бельгий — с десяток. Ловишь мысль? Чего «ейс»? Ну, тебя как женщину я раскусил сразу. Разведенка без вариантов…

Вечеринка подкатила к танцам. Официанты убирали грязную посуду, накрывали к десерту.

— Займи даму, — велела Галина Вадиму и указала, скосив глаза, на оставшуюся без мужского внимания хмельную американку. — Хоть про радиосвязь говори, но чтобы куртуазно.

Она встала и прошлась по залу. Переходила от одной компании к другой, перебрасывалась шутками и думала о том, что она — провинциальная идиотка, возомнившая, будто ей по зубам из всех суперов лучший супермэн.

— Потанцуем? — ее локоть жестко стиснули мужские пальцы.

Вывернула голову — Тимур. Смотрит зло, насмешливо, даже с легким презрением, будто знает за ней какие-то грешки, и одновременно веселится, подтрунивает, но не над ней, а над собой. Эти глаза! В них можно читать бесконечно, и никогда не надоест. И твое прочтение может быть ошибкой или откровением, истиной или страшным заблуждением. Уже ничего не понимаешь, и его захват твоей руки, совершенно не галантный, с излишней силой, кажется сладостным. Будто ты мазохистка природная.

— Хорошо, — согласилась Галя, тщательно контролируя свои реакции и слова. — Больно.

— Что?

— Отпусти, мне больно. Готова с тобой потанцевать, пытка необязательна.

— Извини.

Когда они медленно кружились в ритме музыки, удивительные руки Тимура обнимали ее плечи и талию, Гале ничего другого и не хотелось. Вот он — миг блаженства. Ее платье, глухое спереди, на спине имело большой, до талии, вырез. Рука Тимура лежала на ее теле и служила проводником сладостной энергии, от которой кружилась голова и слабели ноги. «До чего же мне приятно! — мысленно плавилась от счастья Галя. — Улет! Вот так бы умереть, то есть на всю жизнь застыть. Сейчас по-кошачьи замурлыкаю. Нет, раскисать нельзя, — приказывала она себе. — Нужны холодная голова и трезвый расчет. Да где ей взяться — холодной-то? Температура до сорока, наверное, подскочила. И на все расчеты, интриги мне плевать. Подольше бы музыка не кончалась».

— Парень у тебя красавчик, — сказал Тимур, наклонившись к ее уху и обдав своим дыханием.

Этот канал энергии помощнее руки на голой спине. Галя была близка к обмороку. Ее спасло, что взгляд уткнулся в смеющуюся жену Тимура, танцевавшую рядом с главой американской делегации.

— Смазливый, говорю, у тебя бойфренд, — повторил Тимур.

— Угу, — вырвалось-таки мурлыканье.

— Но, наверное, тупой как валенок.

— Кандидат технических наук, — не согласилась она, трезвея и придирчиво рассматривая жену Тимура.

— А я думал — жиголо. Из тех альфонсов, что бабы за деньги нанимают в качестве эскорта и ради жеребячьего мастерства.

Галя могла только в очередной раз восхититься прозорливостью Тимура. Он был гениален без скидок! До «жеребячьего мастерства» Вадика Гале, понятно, дела нет. Но ведь в определенном смысле она его наняла, и за плату.

— У тебя жена тоже очень красивая, — Галя постаралась, чтобы ее голос звучал ровно и нейтрально.

— Не жалуюсь.

«Очень плохо, что не жалуешься, — подумала она. — Я с удовольствием утешила бы».

— Ты серьезно?

Тимур замер, отстранил ее и посмотрел прямо в глаза. Галя с ужасом поняла, что предательский ее язык проговорил фразу, которая не предназначалась для чужих ушей.

Они были одного роста и смотрели глаза в глаза. Уже несколько секунд, сейчас начнут обращать на них внимание. И никуда не скрыться от требовательного взгляда Тимура. А ее, Галю, начинает заливать краска стыда.

— Конечно, не серьезно. Я глупо пошутила.

— А!

Он снова прижал ее к себе и продолжил покачивания медленного танца в ритм музыки.

— Замуж за него собираешься?

— Никогда! — вырвалось у Гали с излишней поспешностью. Пришлось смягчать. — Я еще не думала об этом. Я очень серьезно, откровенно сказать, старорежимно отношусь к браку. Понимаешь? Семья — это прежде всего дети. Можно сколько угодно сходиться-расходиться, мотать друг другу нервы. Но если появились дети, будьте добры не портить им жизнь. За цветком горшочным ухаживают, лелеют, а ребенка травмировать тем более преступно.

— Согласен. Мои родители развелись, когда мне было тринадцать лет. Они хорошие, умные, любящие меня. Старались, чтобы все прошло интеллигентно и безболезненно. А мне хотелось повеситься. Если бы в тот момент компания дурная подвернулась, пошел бы по кривой дорожке.

— Какой ужас! — искренне передернулась от страха Галя.

— Все нормально. Преступникам тоже способные руководители требуются. Шучу. Нам с тобой сегодня шутки не удаются. Галя, Галочка, Галина. Хорошее у тебя имя. Когда произносишь, будто во рту катаешь маленькую чистую теплую гальку, подобранную на пляже.

Оркестр сыграл последние такты, пронзительно и тонко, словно горевал вместе с Галей, что танец кончился.

Тимур подвел Галю к ее столику. Вадик встал, скосил глаза на вхлам пьяную американку:

— Ее надо уводить.

— Организуем, — сказал Тимур, развернулся, махнул рукой.

Подскочили мужчина и женщина, водитель Тимура и его секретарша, аккуратно подняли пьяненькую, повели на выход.

— Знакомьтесь, — сказала Галя.

— Вадим Крайнов

— Тимур Юдин.

Они пожали друг другу руки. Гале показалось, что она услышала их мысли. Наверное, ее перевозбужденный и перегретый мозг не терпел пауз и подбрасывал варианты. Но слышала она отчетливо, как Вадик, представляясь, подумал: «Это из-за тебя, Наполеон чертов, я тут слоном на ярмарке выступаю?» Тимур, в свою очередь, называясь, мысленно обозвал Вадика долбаным жигало.

Им не удалось после знакомства продолжить беседу. Галя увидела, что вторую американку, такую же нетрезвую, как и первая, обняв, транспортирует к выходу местный чиновник.

Быстро сказала Тимуру:

— Смотри налево. Мэрлин надралась, ее уводит налоговик.

Тимур проследил за ее взглядом:

— Я им не нянька. Тут несовершеннолетних нет.

Американец, танцевавший с женой Тимура, подвел ее к ним.

— Стив! — улыбаясь фарфоровыми американскими зубами, представился Вадику, единственному незнакомому, и протянул руку.

— Влад. Хау а ю? — ответил Вадик.

— Очень красивое платье, — сказала Галине жена Вадима. — Дизайн от Валентино, а исполнение азиатское. Меня зовут Аполлинария. Вы работаете у моего мужа?

Тимур вспыхнул, сжав губы в тонкую ниточку, зло процедил:

— Поля! Позволь тебе представить Галину Новикову, топ-менеджера нашей фирмы.

Испепеляющий взгляд, который он бросил на жену, был сладким медом, пролившимся на Галино сердце. Аполлинария, конечно, звучит древнегречески возвышенно, а Поля — исключительно простецки.

Заиграла музыка. Снова медленный танец. Из репертуара Леграна, мелодия сентиментальная до крайности, еще бы чуть-чуть в нотах поменять, и зазвучит душещипательность тюремного романса. Музыка не оставляла вариантов: танцевать, приглашать даму, кружиться с ней в тесных, допустимых моментом объятиях. Вадик называл медленные танцы узаконенным лапаньем.