— Не понял, — нажимая на кнопки и перелистывая двадцать одинаковых сообщений «Горю, спасай!», Тима спросил: — Кто слал эсэмэски?

— Моя подруга Алла, — скорбно пояснила Таня. — Ах, это страшная, страшная, страшная история! Абсолютно трагическая.

— Но никто в ящик не сыграл? — уточнил Тима.

Таня внутренне запаниковала: Тима опасно расслабился, перестал сочувствовать. Таня усилила драматизм, прижала ладошки к лицу, мотала головой и бормотала:

— Ужасно, ужасно, ужасно!

Они находились в десяти метрах от дверей клуба. За ними наблюдал куривший охранник. Он выкинул сигарету и приблизился к парочке:

— Девушка, у вас какие-то проблемы?

И грозно посмотрел на Тимофея. Тот пожал плечами, развел руки в стороны: я ни при чем. Таня это видела сквозь раздвинутые пальцы.

— Спасибо, все в порядке! — сказала она охраннику, подхватила Тиму за руку и потащила прочь. — Я тебе сейчас расскажу. Моя подруга Алла. Вместе учимся в гуманитарном университете на искусствоведческом. Есть один преподаватель! Монстр, маньяк! Читает эстетику Возрождения.

Таня беззастенчиво приписывала тишайшему Селиверстову страшные пороки. Но ведь Тимофей учится в технологическом и Селиверстова знать не может! В изложении Тани получалось, что Константин Петрович, всячески (долго и методично) издеваясь над Аллой, вынудил ее ради получения зачета переспать с ним.

Они уже отошли на порядочное расстояние. Тимофей внимательно слушал, в сердцах прокомментировал:

— Ненавижу старперов, которые на молоденьких затачивают!

Но Тима и нелогичность подметил:

— А почему твоя подруга о помощи просила?

— Мы договорились, что я пошлю ей эсэмэску. Ну как бы у Аллы болезнь плохую обнаружили. Селиверстов испугается и не будет домогаться.

— Классная идея, — одобрил Тима. — И дальше?

Дальше роль Тани, которая проворонила судьбоносную просьбу подруги, выглядела несимпатично. Поэтому Таня совершила очередную попытку трогательных стенаний: бедная я, несчастная, из-за громкой музыки не услышала писка телефона, что теперь будет с Аллочкой…

— Спокойно! — прервал ее Тима. — Дай телефон. Так, со времени последнего сообщения прошло десять минут. Может, еще успеем.

Они сели на лавочку, и Тима с согласия Тани на каждое из двадцати сообщений принялся отправлять ответ. Подошел он к делу творчески. Первые эсэмэски еще точно соответствовали Аллиному пожеланию: «У тебя сомнительные анализы на СПИД», «Срочно пересдай кровь на ВИЧ», «Крепись, кажется, ты подхватила половую дрянь». А далее у Тимы разыгралась фантазия, вдохновение и азарт пришли. Чего только не приписал Алле! Вспомнил все венерические заболевания, половой герпес и грибковые поражения. По стечению обстоятельств отец Тимофея был венерологом, поэтому сын терминологией диагнозов владел. Алле писали, что ее половые контакты должны отслеживаться, все партнеры обязаны пройти принудительное лечение…

Закончив телефонную атаку, Таня и Тимофей поймали себя на мысли, что естественного продолжения сидения на скамейке — поцелуев — не хочется. После такого-то смакования дурных болезней!

— Ты меня до остановки автобуса проводи, — нормальным голосом сказала Таня, — а дальше не нужно.

— Лады, — согласился Тима. — Двинули?

В ходе внутреннего борения Константина Петровича победило человеколюбие. Пусть спит девушка, коль так получилось. Он даже принес плед и укрыл Аллу.

На полу запищал уроненный Аллой сотовый телефон. Один, второй, третий, четвертый, пятый, шестой раз через небольшие промежутки. Это были не звонки, а сигналы поступающих сообщений, они не прекращались. Константин Петрович поднял аппарат. Возможно, у Аллы что-то случилось с близкими, хороший повод разбудить ее и проводить до выхода из квартиры.

Он читал сообщения, сыпавшиеся безостановочно, и покрывался липким ужасом. Константин Петрович был маниакально брезглив. И сейчас ему казалось, что благодаря этой развратной девице, обманщице, носительнице всех срамных болезней, его жилище пропиталось страшными микробами. Каждый вздох мог принести в его легкие полчища неизлечимых вирусов. Он выронил телефон, уставился на свои руки — они касались ее зачумленного телефона, гладили по коленке блудницу.

Константин Петрович застонал от ужаса. Повторимся: он панически боялся дурных, как, впрочем, и обычных болезней. Совершенно не разбирался в медицине, когда-то поразился, прочитав, что проказой можно заразиться, даже пройдя мимо прокаженного, и теперь был уверен, что все штаммы и бактерии передаются по воздуху. Летают, летают и только и ждут момента, чтобы напасть на него, несчастного.

Бросился в ванную, долго, несколько раз намыливая, мыл руки. Обработал их одеколоном, лицо заодно протер. Надо закрыть рот марлевой повязкой, какая бывает у хирургов, но в доме такой не имеется. Подойдет большой носовой платок. Константин Петрович повязал его углом вниз, узел на затылке, и стал похож на бандита из американского вестерна, только шляпы и пистолета не хватало. От пистолета он бы сейчас не отказался.

Вооружившись шваброй на длинной ручке, отправился в комнату сражаться с бациллоносительницей.


Алла проснулась от того, что ее дубасили по спине и боку. Открыла глаза и в первые минуты не могла вспомнить, где находится. На расстоянии вытянутой руки и вытянутой швабры стоял мужик с лицом, повязанным клетчатым носовым платком, и орал приглушенно:

— Вставай немедленно, блудница! Вон из моего дома! Я сейчас вызову милицию, санитаров…

— Ой, Константин Петрович, это вы? А я не узнала. Извините, задремала. Ночью к зачету готовилась. Чего случилось-то? Да перестаньте биться! Больной! Припадочный! Ах, синяк будет! — увертывалась от ударов Алла. — Дурдом по вас плачет! Брось палку, гад!

Но Константин Петрович продолжал куда попало наносить удары.

— Я тебе покажу, как драться! — вскочила на ноги Алла.

И это произвело на Селиверстова эффект электрического разряда — отпрыгнул назад, врезался в шкаф, с которого посыпались на его голову журналы и книги.

— Не подходи! — размахивал он шваброй. — Убью!

— Лечиться надо, — покрутила у виска Алла.

— Как? Уже? — испуганно переспросил Константин Петрович, обессиленно уронил руку, швабра стукнула об пол.

— Давно пора!

Алла бочком-бочком пробиралась к выходу, на последних метрах дернула с большой скоростью.

Она забыла на журнальном столике сотовый телефон. Константин Петрович смахнул его шваброй и погнал по полу как хоккеист шайбу. Точная подача, и телефон врезался в ботинки уже переобувшейся Аллы.

— Заберите эту гадость!

— Спасибо! Вы все-таки… это… может, врачей вызвать? — милосердно предложила Алла.

— ВО-О-ОН! — заорал Селиверстов.

Остаток ночи он провел кошмарно. Без сна, в ожидании утра, когда можно позвонить в санэпидемстанцию и попросить о полной глубокой дезинфекции квартиры. Что-то подсказывало: говорить о спидоносной барышне не стоит, лучше сослаться на нашествие крыс. Полчища грызунов Константину Петровичу сейчас казались безопаснее одной порочной девицы.


Алле не составило труда, прочитав Танины эсэмэски, понять, что взбесило Селиверстова. Но доцент у них еще следующий семестр лекции читает. Зачета как пить дать не поставит. Поэтому Алла после каникул, в начале семестра, подловила Константина Петровича у двери кафедры.

Селиверстов строго и гордо, ни дать ни взять патриций древнеримский, — протянул руку запрещающим жестом:

— Не приближайтесь ко мне!

— Константин Петрович! — застыла Алла в трех метрах. — Произошло недоразумение. Я не больная, здоровая, честное слово! Это мои друзья прикалывались, типа — разыгрывали. Хотите, справку принесу?

— Я не хочу вас видеть!

— А как же лекции и зачет?

— Зачетку! — приказал Селиверстов и указал на подоконник.

Алла быстро положила книжицу, раскрыла.

Селиверстов поставил ей зачет, досрочно, автоматом.

Такие поблажки делали только беременным студенткам, которые заявляли, что им вот-вот рожать. Таня в очередной раз позавидовала подруге: умеет Алла устраиваться.

Муж взаймы

Галина Новикова, менеджер филиала солидной иностранной компании, попросила у близкой подруги Насти взаймы мужа Вадика на корпоративную новогоднюю вечеринку.

Договор заключался в следующем: Вадик идет с Галей в ресторан, изображает среднее между мужем и поклонником. Затем несколько дней и ночей, включая и новогоднюю, Галя сидит с детьми Насти и Вадика, трехлетними близняшками. Настя и Вадик уезжают в дом отдыха.

Настя уточнила актерскую задачу Вадика:

— Среднее между мужем и поклонником — это кто?

— Наверное, счастливчик, потерявший паспорт? — предположил Вадик, у которого было своеобразное чувство юмора.

Настя погрозила ему пальцем. Галя досадливо сморщилась:

— Без стеба! Ты должен предстать пылко влюбленным, как бы право завоевал, но еще возможности не получил.

— Как наш дедушка Вася, который внуков обожает, но по причине вечного пьянства сидеть с ними не допускается? — уточнил Вадим.

— Оставь в покое моего папу! — повысила голос Настя.

— Ребята! — прервала зарождавшуюся перепалку Галя. — Или мы договариваемся, или сами с охламонками в Новый год кувыркайтесь.

— Договариваемся! — хором воскликнули Настя и Вадик.

Гале они могли со спокойной совестью оставить своих драгоценных деток, которые спят девять часов в сутки, а остальное время проказничают. Галя нередко выручала друзей, нянчила Таку и Ваку — Таисию и Варвару по выходным. А три года назад, когда Настя родила, Галя взяла отпуск и помогала с утра до вечера: стирала, утюжила, меняла пеленки, бегала по аптекам. Потому что после тяжелых родов, сильнейшего кровотечения Настя едва ползала. Хорошо, хоть кормила, было молоко. Галя приносила ей близняшек каждые три часа и сцеживала грудь анемичной мамаше, которая засыпала на ходу и на лету, отрубалась, бессильная. Как в черную яму наркоза проваливалась, только дрыгала конечностями — и в забытьи не оставляла тревога о доченьках-младенчиках. Вадик работал. С утра до вечера. Потому что денег катастрофически не хватало. Кто-то должен приносить в дом деньги. За дедушкой Васей, добрым и ласковым алкоголиком, требовался пригляд. Он мог стащить из дома ценную вещь, если не хватало на выпивку.