Больше на площадке никого нет, так что, наверное, все враги на противоположной стороне склада, а для этого мне придётся выглянуть из-за укрытия. Но мне так страшно, что тело дрожит, не слушается, предаёт. Я хочу выпрямиться и сесть, но меня, наоборот, тянет всё ниже и ниже. Хочу вскинуть руки с пистолетом, но оружие становится неестественно тяжёлым.

Зажмуриваюсь, шумно вздыхаю. Перед глазами встаёт лицо Егора, его голубые глаза, улыбка. Я ведь могу больше никогда их не увидеть. Если продолжу здесь сидеть, то лишусь их навсегда.

И я решаюсь. Собрав все силы, выпрямляюсь, выглядывая из-за укрытия, и осматриваю ярус напротив. Перед глазами всё плывёт, я вот-вот грохнусь в обморок, чтобы не участвовать во всём этом дерьме, но всё равно из последних сил цепляюсь за реальность.

И вижу их. Егора и Антона. Они на верхней площадке на одиннадцать часов от меня. Кроме них наверху никого. Парни дерутся и, судя по всему, не хотят друг другу уступать. Я прицеливаюсь, загораясь безумной идеей подстрелить Антона, но потом бросаю эту идею. Мир вокруг кружится, а я и в обычном-то состоянии не смогу попасть в цель. Слишком далеко для меня. Могу зацепить Шторма. Что же тогда делать?

Егор ударяет ногой в грудь противника, и тот отлетает в сторону. А ведь Антон же ранен! Шторм подстрелил его в тот раз, так что преимущество на нашей стороне. Тогда почему у меня такое чувство, что мы проигрываем?

Снова целюсь в них, глупо надеясь, что подобный ход поможет мне лучше разглядеть происходящее. Нет. Не могу. Всё плывёт, мельтешит и расплывается, аж хочется скулить от безысходности. Это злит и подавляет одновременно. Я целюсь чуть правее от парней, и стреляю. Зачем? Без понятия. Будто бы этот выстрел заберёт с собой всю боль и весь страх и сможет хоть как-нибудь помочь в ситуации. Отдача такая сильная, что пистолет чуть не вылетает из пальцев, но я умудряюсь его удержать.

Судя по всему, Антон теряется — он тормозит, и Егор пользуется выпавшим шансом. Хватает противника за шкирку, ударяет по ногам и сбрасывает со второго яруса, однако, племянник Арчи умудряется ухватиться за одежду Шторма и потянуть его следом за собой.

Антон падает вниз, исчезая где-то в проходе, а Штормов сначала падает на верхнюю часть стеллажа, затем перекатывается, соскальзывает, цепляясь за край, висит буквально несколько секунд, а после летит вниз.

— Егор! — беззвучно кричу я, ибо голос отказывает.

До меня не сразу доходит, что произошло, но, когда я понимаю, что Штормов только что упал со второго яруса на бетонный пол, всё внутри меня приходит в ужас. Нет. Этого не может быть. Это не правда. Мне показалось. Это был кто-то другой…

Почти кубарем скатываюсь с лестницы, не чувствуя своего тела. Оно чужое, непослушное, отвратительное, словно бы его захватили и я наблюдаю за происходящим со стороны.

В голове звучит паническое «нет», пока я несусь по проходам между стеллажами, совершенно забывая об опасностях. Плевать, убьют ли меня. Если Егор пострадал, то смысла жить больше нет! Смысла вообще не будет, если я лишусь человека, который только-только вернулся ко мне. Зачем тогда вообще мы бежали и прятались, если всё окажется впустую?

Я выскакиваю на открытое пространство и осматриваюсь, пытаясь отыскать нужный отдел. Выстрелы постепенно стихают, но их эхо всё ещё звенит у меня в голове. Кто победил, а кто проиграл — уже не важно. Мир кружится, и я никак не могу сообразить, куда нужно бежать, чтобы добраться до Шторма. Стеллажи путаются, перед глазами плывёт, словно бы это живой меняющийся сам по себе лабиринт.

Не чувствую ног, пальцев, сжимающих пистолет, меня тошнит и разрывает на кусочки.

— Егор, — шепчу я, словно он может ответить и подсказать дорогу.

Стеллаж, второй, третий, четвёртый. Неужели я заблудилась?

Краем глаза замечаю кого-то на полу в дальней части прохода, торможу, возвращаюсь обратно. Кто это? Егор или Антон? Всё расплывается, и я сильнее сжимаю пистолет, на случай, если наткнусь на противника. Бегу в сторону неподвижно лежащего тела и лишь подобравшись поближе понимаю, что это Шторм.

— Егор! — истерично кричу, пытаясь совладать с собственным телом и заставить мир перестать кружиться, словно после отчаянной карусели.

Нет. Он не мог умереть. Он жив. Он…

Как-то давно у меня был персидский кот. Серый, красивый, вечно гулял во дворе. И однажды к нам приехали соседи из города, привезли собак в багажнике. Те выскочили, начали носиться. Я вскользь подумала, что у меня где-то кот бродит и нужно бы забрать его домой, а то мало ли, загрызут, но тогда я гуляла с друзьями и решила, что ничего не случится.

В итоге кота всё-таки растерзали. Я видела это. Как они гнались за ним, как вцепились зубами в плоть, как терзали. И пока я бежала на помощь, думала, что он ещё жив, что это неправда, что ничего страшного не случится.

И вот сейчас, заставляя ноги двигаться к Егору, я ощущаю себя точно так же. Вот только кот всё-таки умер, ещё до того, как я смогла спасти его. И мир вокруг меня рушится от одной лишь мысли, что я не успею добраться до Штормова.

— Егор! — ноги подводят, и я падаю рядом с парнем. — Егор! — хватаю его за щёки.

Он лежит на спине с закрытыми глазами, а из-за накатившей на меня паники, я не могу понять, дышит он или же нет.

— Егор, очнись, — шепчу я, и слёзы крупными каплями вырываются из глаз, не в силах больше оставаться во мне. — Пожалуйста. Не бросай меня…

Судорожно пытаюсь нащупать пульс, но тщетно. Руки ледяные, трясутся, и мне приходится сжать их в кулаки. Хватаюсь за одежду парня и чуть встряхиваю его. Не удерживаюсь и хлопаю его по щеке, чтобы хоть как-то заставить очнуться.

Он не мог умереть. Только не сейчас. Только не после того, как признался мне в любви и пообещал не бросать. Кто-нибудь, помогите мне. Хоть кто-то…

Я задыхаюсь, хватаю ртом воздух, сжимаю зубы, сдерживая скулёж. Я умираю.

А потом лёгкие наполняются кислородом и спасают меня, потому что Егор неожиданно стонет и с трудом открывает веки. Кашляет, морщится.

— Егор, — сильнее сжимаю его толстовку на груди, будто бы пытаясь разорвать. — Ты жив… Боже… Ты в порядке? — несвязно бормочу, даже не пытаясь стереть слёзы.

Шторм медлит, пытается приподняться на локте, но потом снова заваливается на пол. Морщится, закрывая глаза.

— Что?

Шепчу, судорожно ощупывая его тело, прекрасно понимаю, что это бесполезно, но ничего не могу с собой поделать.

Егор медлит, а потом хрипло отвечает:

— Ног не чувствую.

Невольно смотрю на его конечности, совершенно не зная, что делать. Не чувствует ног? Да главное, что он вообще жив, а остальное потом. Справимся как-нибудь, не приговор.

— Лежи, — зачем-то пытаюсь поцеловать его, но передумываю. — Лежи здесь, я приведу помощь.

С трудом поднимаюсь на ноги. Егор пытается остановить меня, но у него ничего не получается, и я решительно возвращаюсь обратно. Нужно найти кого-то из своих, сказать им, что со Штормовым беда. Срочно доставить его в больницу…

Добираюсь до конца, сворачиваю направо и уже собираюсь двинуться дальше в сторону, где несколько минут назад стихли выстрелы, но замираю. В соседнем проходе, отчаянно цепляясь за собственное существование, из последних сил пытается ползти Антон. Его голова в крови, ноги, наверное, сломаны, или ещё что, но выглядит он жалко и помято. Словно яйцо всмятку.

Парень поднимает голову и смотрит на меня — левый глаз заплыл, кровь застилает лицо.

Медлю, сжимая пистолет, и дикое чувство отвращение подступает к горлу. Он следил за нами, пытался меня изнасиловать, травмировал Егора, из-за него всё это произошло. Так почему же я не могу поднять руку и спустить курок?

— Соня! — вздрагиваю, оборачиваясь.

В мою сторону бежит сестра, держась за раненое плечо правой рукой. Маша подбегает ко мне, практически набрасывается с объятиями или же просто пытается схватиться, чтобы не упасть. Смотрит в сторону Антона и кривится.

— Урод, — шипит девушка, бросаясь к парню, но я хватаю её за шкирку.

— Нет! — замолкаю под ошалелым взглядом Маши. — Егор должен это сделать. Он мне не простит.

Зачем я это сказала? Почему именно это? Я что, сошла с ума?

Сестра кривится, шикает, резко отворачивается. В это же время к нам подбегает Таран, видимо, бросившийся вслед за моей сестрой.

— Территория зачищена! — кричит с другого конца один из наших спасителей, и его голос эхом пульсирует по складу. — Двое мертвы! Цель не пострадала!

Это он про нас?

Андрей тормозит, осматривает меня и Машу, замечает замершего без сил Антона.

— Где Егор? — хрипло спрашивает рыжий.

— В соседнем, — поспешно отзываюсь, удивляясь тому, откуда у меня берутся силы. — Упал со второго яруса, ног не чувствует. Ему нужно срочно в больницу! И ещё… Он должен умереть, — киваю на племянника Арчи. — Ты же знаешь? Нельзя, чтобы этот урод выжил.

Андрей кивает.

— Найдите носилки! Или хоть что-нибудь! Едем в больницу! — кричит Таран, и с другого конца кто-то показывает большой палец.

Рыжий удобнее перехватывает пистолет, но я хватаю Андрея за локоть, останавливая.

— Егор…

Больше ничего не приходится говорить — парень понимает без слов. Кивает, решительно направляется к Антону, нагибается и хватает его за шкирку.

— Ну, привет, — хрипит племянник Арчи, но Таран грубо встряхивает его бесполезное тело, и поверженный враг морщится, кашляя кровью.

— Давно не виделись, — Андрей морщится, начиная волочить Антона по полу в нашу сторону, оставляя за собой кровавую линию.

Парень стонет, из последних сил стараясь зацепиться хоть за что-нибудь. Выглядит ужасно, но я же сама предложила это сделать. Зачем? Почему хочу позволить Егору запачкать руки в крови такого жалкого ничтожного психа, испортившего нам жизнь? Я ведь собственноручно делаю из Шторма убийцу…