Взгляд парня натыкается на меня.

— Да не боись, — смеётся он. — Меня Ваня зовут. Если шо, просто Буксир. Меня так дружбаны кличат.

Ваня уходит в другую комнату, а возвращается уже без ружья.

— Шо, чайку не желаете? — он снимает закипающий чайник. — Как вас там, кстати?

— Я Егор, а это Соня, — Шторм не отходит от кровати, и парнишка, очевидно, замечает это.

— Егор, как мой отец. Уважуха, братан, — блондин наливает кипяток в кружки. — Да не мнитесь, падайте. Ничё с вашим другом не будет.

Я смотрю на Штормова, который, бросив последний взгляд на Матвея, подходит к столу и присаживается. Его, очевидно, вообще ничего не смущает в этой ситуации, но мне как-то не по себе. Мы находимся на отшибе среди странной семейки, и сюда вот-вот должны приехать копы. Вот только далеко с раненым Иркутским нам не убежать.

Набравшись смелости, я всё-таки пересекаю комнату и присаживаюсь на табуретку, двигая её как можно ближе к Егору.

— Что с ним случилось? — спрашивает Шторм, пока Ваня возится с бутербродами.

Я пристально наблюдаю за едой, пытаясь заставить свой живот не урчать. Уже и не помню, когда в последний раз у меня во рту была хоть крошка.

— Шо, шо, — передразнивает Буксир. — Дружбан ваш дежурку грабанул. Ворвался к нам и как начал пушкой махать во все стороны, — парень изображает это с помощью ножа. — Пришлось морфин ему всучить, чтобы успокоился. Я там, то бишь, работаю. Вроде как… — он пододвигает к нам тарелку с бутербродами. — Моя смена уже давно закончилась, прост от скуки там торчал. Ну, вот, — шумно отодвигает табурет и присаживается, устремляя на меня пристальный взгляд. Затем смотрит на Егора. — Попросил дружбана прикрыть меня, мол, я домой свалил ещё ночью, а сам за этим. Думаю, пропадёт. Загнётся где-нить в канаве, а потом его к нам в морозилку притащат и разбирайся…

— Так, он в тебя стрелял? — спрашивает Штормов.

— Да вы ешьте, шо как не родные, — кивает на чай с бутербродами. — Нет, не в меня, — продолжает, когда мы с Егором всё-таки решаемся перекусить. — Этот чудак… Ой, чудак, не могу… Начал палить по машине своей, а одна из пуль отрикошетила ему в плечо. Ну, я как раз рядом был, отобрал пушку у него. Грю, тип, я помогу тебе. А его трясёт… Ну, как… ломка все дела. Ну, я сразу смекнул, шо валить надо. Раз стекло тачки разбито, шо бы не угнать, — Ваня берёт бутерброд и откусывает кусок, начиная жевать. — Ну, я его в машину, сам за руль. Думал, успеем до дома доехать, а там как бензин закончится… И усё. Ну, мне ж не привыкать. Отпечатки стёр, с пистолета тоже. Ну, и рванули по лесу сюда. Вот и уся история. Кровью там, правда, заляпали малёк. Но это не беда.

— А пушку-то зачем оставил? — не понимает Егор, делая шумный глоток горячего чая.

Я сжимаю пальцами кружку, пытаясь согреться, но меня всё равно пробирает дрожь.

— Так, шоб мусоров сбить с толку, — гогочет Ваня. — Они же это… сто лет как думать над разгадкой будут. Правда, этот чудак, пока я отпечатки стирал, успел ширнуться. И карту зачем-то порвал, начал бредить про каких-то демонов. Но это ж нормально. Нарики все такие.

Смотрю на Ефима, который берёт с подоконника книгу и начинает листать, совсем не обращая на нас внимания, а потом поднимается и уходит.

— Зачем ты ему помог? — не понимаю я.

Стресс потихоньку отступает, и я набираюсь храбрости.

— О, голосок-то шо надо, она и разговаривать могёт, — смеётся Ваня, затем замечает мой недовольный взгляд и успокаивается. — Так мусоров ненавижу. Будь они прокляты, свиньи. Моего отца за решётку отправили. Теперь на нарах там кукует. А за шо? За то, шо подрался по пьяни с Петькой алкоголиком, и пришиб его случайно. А тот уже откидываться собирался, папаша ему просто помог. Тому максимум пару месяцев светило из-за болезни. Шо он, собственно, и пил почему. Рак — штука серьёзная. Нешуточная.

Ваня замолкает и смотрит в окно, качая головой и, наверное, вспоминая былые времена.

— Эх, папаня. Выпить-то никто не желает? Есть самогон. Водяра тоже имеется… Качественная.

— Не, спасибо, — отказывается Егор. — Нам ещё нужно как-то добраться до трассы, а машину полиция забрала. Кстати, они сюда тоже нагрянуть могут, так что задерживаться долго не будем.

— А, да пока они сюда доберутся, уже вечер наступит, — отмахивается Ваня. — Шо хочу предложить. Вы это… Машину оставьте свою. От неё всё равно толку нет, пусть мусора радуются, пока могут. Я вам могу дать отцовский жигуль. Старый, правда, но на ходу. У меня то свой пикап, собрал пару лет назад, а папаше моему машина всё равно не нужна. Он там в тюряге надолго.

— Спасибо, — благодарно улыбается Шторм. — А что с Матвеем?

— Шо, шо… Жить будет, — говорит блондин. — Но лечиться ему надо, а то откинется. Вон, у нас тоже Васёк недавно подсел на какую-то дрянь и усё. Нет Васька.

Я ничего не отвечаю. Сидя в тепле в полумраке этого дома с кружкой горячего чая я успокаиваюсь и даже расслабляюсь, хотя тревожные мысли всё равно не покидают меня. Я даже уже перестаю прислушиваться к разговору Егора и Вани, и чёрт знает, сколько времени проходит. Чай в кружке заканчивается, бутерброды тоже.

И в тот момент, когда я уже полностью расслабляюсь и начинаю чувствовать себя в какое-то безопасности, в дом заходит Ефим и хрипло оглушает нас своим приговором:

— Милиция.

Копы. Добрались до нас раньше, чем мы рассчитывали. Ну, всё. Добегались, мать его…

33

Hollywood Undead — Fuck The World

Флэшбек — 15.


— Чёрт бы их, — шикает Ваня, шумно отодвигая табурет и поднимаясь на ноги. — Как далеко?

— Подъезжают к отшибу, — дед ковыляет через дом, решительно направляясь в сторону соседней комнаты.

— Ружьё не трожь! — предупреждает его парень. — Так, у вас есть минут пять-десять, пока они будут пробираться через лес, — он выглядывает в окно, чтобы убедиться в своих собственных словах. — Ну, шо сидите, хватайте своего дружбана и на выход. Двинете по северной дороге, как раз до трассы доберётесь.

Егор не дожидается повторного приказа и вскакивает на ноги.

— Давай, Розина, — толкает меня в плечо, заставляя вырваться из ступора. — Рюкзак на тебе.

Взгляд Штормова стекленеет, наполняясь решимостью, а я, наоборот, двигаюсь за парнем, словно во сне, при чём в тот момент, когда я уже собираюсь проснуться. Руки не слушаются, голова не соображает и рюкзак, который я поднимаю с пола и перекидываю через плечо, кажется ненастоящим.

Егор проверяет состояние Матвея — тот в отключке, потому что Ваня накачал его снотворным, чтобы вытащить пулю и обработать рану, потому что парень неистово сопротивлялся.

— Главное, наркоту ему не давайте, — предупреждает Буксир, уверенно направляясь к выходу, и мы послушно следуем за ним. — И ему нужно больше пить, чтобы вывести эту дрянь из организма. А ваще его запирать в лечебке надо, а то ноги протянет. Сюда.

Он огибает избушку и направляется в сторону сараев, потом переходит на бег.

— Ты уверен, что ему можно доверять? — зачем-то спрашиваю я у Егора.

— А у нас есть выбор?

Ваня открывает двери сарая, внутри которого стоит старый потрёпанный жигуль. Настолько ветхий, что вряд ли даже сможет завестись, а если и сможет, то развалится по дороге.

Парень открывает дверь и забирается внутрь — достаёт ключи из бардачка, возится с зажиганием. Через несколько секунд машина тарахтит и заводится — она похожа на старую кобылу, доживающую свои последние дни на ферме.

— Ништяк! — Ваня вылезает из авто и открывает заднюю дверь, чтобы помочь нам запихнуть внутрь Матвея. — Бензин есть, если заглохнет, проверьте свечи или… Хрен его знает. Может, просто перегреется. Ваще тачка на ходу, до ближайшего города точно довезёт.

Класс. А что будем делать, если встанем прямо на трассе? Ладно, об этом подумаем в другой раз, а сейчас нам надо свалить, пока копы не нагрянули.

Наверное, Егор думает о том же — парень решительно кладёт Иркутского на заднее сидение, поправляет его ноги и захлопывает дверь. Смотрит на меня, поторапливая взглядом. Он такой колкий, что я мысленно кривлюсь, прежде чем оказаться рядом с авто и забраться на переднее сидение. Места здесь мало, а, когда я бросаю рюкзак под ноги, становится ещё меньше.

А, в прочем, машина как машина. Старая, но главное, работает.

— Ну, усё, — Ваня хлопает по крыше, когда Егор забирается на водительское сидение. — Ни пуха вам. Та дорога уходит в лес, по ней никто особо не катается, но я, бывает, до трассы гоняю, когда хочу срезать. Поторопитесь.

— Спасибо, — Шторм протягивает руку, и Ваня охотно пожимает её, словно лучше благодарности и быть не может.

— Да шо там, сочтёмся. Ехайте уже.

Егор кивает, закрывает дверь с такой силой, что машина чуть ли не разваливается на части, и газует. Мы выезжаем из сарая и двигаемся в сторону неприметной дороги, скрывающейся среди деревьев. Машина тарахтит, словно вот-вот заглохнет, а потом ревёт с новой силой. Я смотрю в зеркало заднего вида, наблюдая за тем, как хозяин дома закрывает ворота сарая, а потом отходит от него и смотрит на нас.

На душе у меня неспокойно. До сих пор поверить не могу, что незнакомый парнишка спас Матвея, накормил нас и в придачу дал авто своего отца, чтобы помочь нам скрыться от полиции. А смогла бы я так поступить, если бы попала в подобную ситуацию? Смогла бы так просто без лишних вопросов спасти кому-то жизнь?

Сейчас я чувствую себя самым гнилым человеком на всём белом свете, потому что понимаю, что нет, не смогла бы.

— Что будем делать, когда Матвей очнётся? — оборачиваюсь, чтобы взглянуть на спящего парня.

Он без верхней одежды, и его плечо крепко перебинтовано. Синяки под глазами, лицо бледное, но спокойное. Волосы отросшие, грязные. Щетина.