Наконец, оказавшись на достаточном расстоянии от парня, я замедляюсь, пытаясь перевести дыхание. Егор осматривается, нервным взглядом пытаясь отыскать хоть какой-нибудь знак, прежде чем дать разумное объяснения тому, куда исчезла машина, на которой мы сюда приехали.

— Это Матвей, — уверенно говорит Шторм.

Парень смотрит под ноги, поддевает что-то ботинком. На земле я вижу осколки стекла, а рядом и следы от колёс машины.

— Выстрелил в стекло и угнал авто, — приходит к выводу он.

— А ключи?..

Штормов достаёт из кармана связку ключей и показывает мне, мол, они всё время были у меня.

— Класс, — вскидываю руками. — Ты уверен, что это Иркутский? Он разве умеет без ключей заводить? Может, это кто-то из местных: увидели новую тачку в посёлке, решили прибрать к рукам.

— Думаешь, у каждого второго пушка есть? — парень раздражённо отбрасывает осколки стекла в сторону, поднимая ногой слой пыли, затем нагибается и подбирает три гильзы, пряча в карман штанов. Зачем они ему, я понятия не имею. — Местные бы так шуметь не стали. И, кстати, да. Матвей умеет заводить тачки без ключей.

— И что теперь делать? — осматриваюсь, чтобы убедиться, что за нами никто не наблюдает, но поблизости дикая пугающая тишина и пустота. Где-то далеко всё ещё хрипло тявкает чья-то собака.

— Сваливаем, — Егор кивает на дорогу и первым направляется в обратную сторону, откуда мы приехали. — Нельзя, чтобы нас увидели здесь, мало ли, кто проснуться успел.

Я ничего не отвечаю, послушно следуя за парнем.

— Здесь один выезд из посёлка, — продолжает Шторм. — Дорога ведёт сразу на трассу. Бензина в авто мало. Хватит максимум на несколько километров. Так что скоро Матвей встанет. Найдём тачку, найдём и парня.

Шикарный план. Двигаться пешком несколько километров, пока люди не начнут просыпаться и выползать на улицу. А что, если кто-то уже вызвал копов? Что, если они первыми найдут машину? Или даже самого Матвея?

— А если кто-то другой наткнётся на машину?

— Придумаем что-нибудь.

Я замолкаю. Страх и первичная паника постепенно отступают, оставляя мне возможность нормально ориентироваться в ситуации. Я думаю о всех возможных развитиях событий, с которыми мы можем столкнуться, и почему-то в каждом варианте исход для нас прискорбно-печальный.

Только перебрав все варианты, которые приходят мне в голову, я вырываюсь из своих мыслей и возвращаюсь в реальность. Мы идём медленно по обочине пустой дороги. Егор впереди, а я отстаю на пару шагов, чтобы избежать лишних разговоров. Смотрю на его спину, вспоминаю наш недавний поцелуй, и неловкость в очередной раз сковывает меня.

Что же у тебя творится в голове, Егор Штормов? Зачем ты позволил себе этот поцелуй, а потом оставил меня в замешательстве, словно и вовсе ничего не случилось. Неужели, ты просто сделаешь вид, что ничего не было?

Раздражает.

Я осматриваюсь — солнце то пробивается сквозь тучи, то снова исчезает, стремительно поднимаясь и начиная прерывисто освещать лежащие недалеко от дороги поля с пшеницей, золотым морем подрагивающие из-за ветра. Вдали виднеются частные домики, похожие на пластмассовые игрушки, которые были у меня в детстве. Ферма — старый набор сестры, в который я играла. Постройки, люди, животные, деревья. Словно свой собственный миниатюрный мир.

Вспоминая это, я ощущаю себя одной из этих кукол, которыми управляет какой-то ребёнок с безумной фантазией. Он может делать с нами всё, что захочет, точно так же, как и я с тем набором.

Жалко, что мы сделаны не из пластмассы. Может быть, тогда не пришлось бы терпеть эти смешанные чувства и волнами накатывающие эмоции.

— Что это было? — вдруг спрашиваю я, не в силах больше думать. — Там, в конце посёлка.

— Матвей спёр нашу машину, что непонятного? — бормочет Егор.

— Я про поцелуй.

Молчание.

Я иду позади Шторма и пристально разглядываю его спину. Не вижу его лица, и это чертовски бесит. Хочется схватить парня за плечо, развернуть и врезать кулаком по лицу.

Или же снова поцеловать.

— Забей.

Его голос настолько безразличный, что пронзает меня насквозь.

— В смысле «забей»? — не понимаю я. — Ты там, мать его, поцеловал меня, а теперь говоришь «забей»? Так не прокатит, — Егор упорно молчит, даже не останавливаясь, чтобы обернуться и посмотреть на меня. — Либо объясняешься, либо дальше без меня. Слышишь? Я не буду тебе помогать с поисками. И в Москву поедешь один! — гнев зарождается внутри с каждым моим словом — я толкаю парня в спину, надеясь, что хотя бы так он обратит на меня своё драгоценное внимание. — Штормов!

— Да не знаю я! — Егор неожиданно оборачивается, и мне приходится замереть, чтобы не врезаться в него. — Не знаю я, что там было, — уже тише повторяет он. — Давай сначала разберёмся с Иркутским, а потом уже поговорим на эту тему. Хорошо?

Я пожимаю плечом, чувствуя себя неловко под пристальным взглядом Шторма. Не могу смотреть ему в глаза, только не сейчас. Приняв моё молчание за согласие, парень разворачивается и двигается дальше, больше не заговаривая со мной.

Мы идём долго. Так долго, что начинает сводить ноги, кости пронзает ноющая боль, а в тёплой кофте становится невероятно жарко. Сейчас приблизительно шесть часов утра, на улице прохладно и хорошо, но щёки всё равно пылают из-за долгой ходьбы. После грозы в воздухе витает тяжёлый запах дождя и мокрой земли.

Каждый раз, когда я думаю о том, чтобы попросить Егора остановиться и немного передохнуть, я одёргиваю себя. И не потому что нам нельзя медлить, а просто не хочется нарушать эту тишину между нами. Мне кажется, что если я первая сдамся и подам голос, то это будет конец света.

До трассы мы так и не добираемся — Егор неожиданно останавливается, и я, не заметив этого за своими бесконечным мыслями, врезаюсь в его спину. Уже собираюсь спросить, что случилось, но мой взгляд устремляется вдаль, и сгусток страха в моей груди начинает увеличиваться, пульсируя так яростно, что хочется стонать.

В паре сотен метров впереди практически посреди дороги стоит брошенная машина с распахнутыми дверьми. Она точно наша, и её стопроцентно неопределённое время назад оставил здесь Матвей. Всё бы ничего, но рядом с ней стоит ещё одно авто, всем своим видом не предвещающее ничего хорошего.

Полиция.

Двое дежурных осматривают тачку, один из них что-то объясняет, размахивая руками, словно мельница.

Всё моё тело в ступоре замирает, а рука, переставая слушаться, хватает Егора за локоть с такой силой, что пальцы немеют.

— Валим с дороги, — спокойно говорит Шторм.

Секунду он медлит, а потом хватает меня за запястье и силой тащит направо. Мы шумно перебираемся через канаву, нелепо перепрыгивая скопившуюся после дождя воду, ломимся через ближайший кустарник и оказываемся за деревьями. Егор садится на корточки, и я следую его примеру. Лицо парня непроницаемо, а о своём я даже думать не хочу. Наверное, я выгляжу как паникующее дикое животное.

— Как думаешь, они схватили Матвея или он свалил до приезда копов? — тихо спрашиваю я.

— Сейчас и узнаем, — Егор поднимается на ноги, облокачиваясь рукой о ствол дерева и осматривается.

Поля уже давно заканчиваются, и теперь вокруг нас сплошная лесополоса. Если нам удастся спрятаться среди деревьев, то полиция нас не заметит. Если, конечно, не решит искать сбежавшего Матвея в лесу с собаками. Тогда нам точно несдобровать.

Штормов забывает обо мне в тот момент, когда начинает решительно и на удивление бесшумно пробираться между деревьями. Мы находимся на достаточном расстоянии от трассы, чтобы нас не заметили полицейские, но всё равно кто-то из них может услышать хруст веток или ещё что-нибудь. Например, биение моего сердца…

Я просто следую по пятам за Егором, чтобы не потерять его из виду, пока парень, наконец, не останавливается. Снова осмотревшись по сторонам, он кивает в сторону дороги и, прячась за большими деревьями, осторожно подбирается ближе.

Я даже не думаю о том, что мне стоит остаться здесь, поэтому, пригнувшись, двигаюсь вслед за Штормом. Мы садимся за парочкой деревьев, расположенных рядом друг с другом, и выглядываем из-за них, прислушиваясь.

Мы находимся так близко к трассе, что стоит только мужчинам посмотреть в нашу сторону и приглядеться, то они легко увидят нас среди бесконечных кустарников и зелёной листвы — об этом я думаю, когда, практически перестав дышать, прислоняюсь спиной к стволу, а потом опасливо выглядываю из-за него.

— …брошенная машина… номера… — полицейский обходит авто, замолкает, а потом его голос звучит приглушённо. — Водителя нет на месте. Приём. Слышите меня? — в рации раздаются какие-то помехи. — Окаянная гроза, вообще ни шиша не слышно, — бурчит он. — Каждый раз такое. Приём. Повторяю. Водителя нет на месте. На переднем сидении найден пистолет и шприц. Да к дьяволу, — сдаётся коп, выключая рацию. — Нашёл что-нибудь?

Второй полицейский выбирается из машины и шумно вздыхает.

— Карта. Оторвана на нашем районе. Бензин закончился, машина заглохла. В шприцах по любому морфин, который пару часов назад из дежурной спёрли. Вот только зачем он пистолет бросил, не понимаю. Четыре патрона в магазине, мог бы с собой прихватить.

Его напарник гогочет, словно ничего смешнее в жизни никогда не слышал.

— Небось за гномами погнался и забыл, — шутит он. — Мало ли, что ему привиделось, он же нарик.

— Ну, может быть. На трассе его нет, так что, думаю, либо в лесу, либо на отшиб потопал. На карте единственный населённый пункт.

— Это у Ефима что ль? — снова гаркает коп. — Ха. Да чтоб его черти забрали.

— Агась, — мужчина что-то невнятно бормочет. — Что делать будем? К Ефиму?

— Да ну его, — отмахивается другой. — Давай тачку отбуксируем к участку, а к этому старику пусть другие едут. Туда добираться про просёлочной запаришься. Вон, видишь, там вообще дерево повалило после грозы, всю дорогу перекрыло. Нам по ней даже не проехать. Да и смена-то наша через полчаса заканчивается. Домой охота, не могу! Как приеду, разогрею вчерашний ужин, да в постельку к жене, пока не проснулась…