Пришлось поклясться, что буду одевать её только с его разрешения, когда у него постирана, или ещё там что.

( … мы жили в эпоху дефицита и отлично знали об этом.

Меня не шокировало, что у однокурсницы, сидевшей рядом на общей лекции, прорехи в колготках заклеены изолентой.

Всё равно при ходьбе из-под юбки не видно, а колготки итальянские…)


Федя, Яков и я крепко сдружились на почве сухого вина.

После занятий мы шли в гастроном за универмагом, что напротив церкви, в которой когда-то бракосочетался Богдан Хмельницкий, и покупали четыре-пять бутылок сухого белого вина ёмкостью по 0,75 литра.

Яков был сторонником умеренности и его дозу составляла всего лишь «одна довга».

Мы же с Фёдором придерживались более либеральных воззрений.


От универмага мы спускались мимо базара и ресторана «Полiсся» ко второму мосту через Остёр, за которым начиналась улица Красных партизан постепенно переходящая в шоссе на Чернигов.

Но наш маршрут покороче. Мы спускались в густую прибрежную траву недалеко от католической часовни и ложились там для возлияния.

Дно винных бутылок покрывал толстый слой осадка, но мы умели пить с горлá не взбаламучивая его.


Пустые бутылки мы швыряли в воды Остра, почти неподвижные, потому что где-то внизу по течению закрыты шлюзы плотины. Укоризненно покивав и покачавшись словно поплавок, бутылки застывали, указуя горлышком в небо.

( … борцы с загрязнением окружающей среды не одобрили бы наши действия, но молодым беззаботным студентам все поллюции по колено.

Кроме того, если сравнивать наше поведение со студенческими подвигами Михаила Ломоносова в германских университетах, мы – просто агнцы невинные.

Читая о его фортелях, понимаешь – не зря шёл человек пешком от самогó Архангельска и аж до Москвы.

Тяга к знаниям знает куда тянуть…)

И в той траве, куда она нас притянула, мы вели просвещённые беседы о том, о сём, перемежая их прихлёбами из «довгих».


Про то, что в Остре, когда он был ещё судоходным, затонул купеческий корабль с драгоценностями. Японцы предлагали провести чистку всего русла за свой счёт, при условии, что клад им достанется, но наши сказали: «дзуски, вам!»

А латинист Литвинов, по кличке Люпус, безжалостная скотина.

– Упражнение пятое. Прочтите седьмое предложение.

А как прочтёшь, если впервые видишь?

Конечно, это упражнение из домашнего задания, но где ты время найдёшь на всё те задания?

– Седьмое напечатано за шестым.

– …

– Перед восьмым.

– …

– Садитесь – два.

Спокоен. Невозмутим.

Голова похожа на электролампочку, только волос чуть побольше.


Его красавица-жена сейчас на четвёртом курсе; а на первом, в зимнюю сессию, она смогла сдать ему зачёт только с шестого захода. Он расписался в зачётке и сказал:

– Выходите за меня замуж.

Она просекла, что в летнюю сессию по латыни будет не зачёт, а экзамен и поняла – сопротивление бесполезно.


И мы условились, что когда Федя с Яшей получат диплом, то на прощальной пирушке я забреду в воду Остра с бокалом шампанского в руке. Как в фильме «Земля Санникова» поручик царской армии заходит в полосу прибоя вслед уплывающей к открытиям шхуне.


Есть только миг между прошлым и будущим,

Именно он называется жизнь…

Потом мы, размякшие и счастливые, подымаемся из травы и идём к общежитию, обгоняя застывшие посреди реки горлышки ленивых бутылок.

( … мы жили в эпоху застоя, но ещё не знали об этом…)


В обложенном голубым кафелем душе на первом этаже общаги, я сделал открытие, что у меня очень даже звучный голос. Вот и привёз из Конотопа гитару и пел из своей комнаты на третьем этаже серенады никому.

Ирина из Бахмача, похоже, оповестила англофачных артемид, что я не кошерная дичь.

Томная задумчивость во взорах сменилась выражением насторожённой бдительности и моё появление в комнате каких-нибудь девушек уже не вызывало мгновенного предложения попить чайкý.

Но я всё равно пел.


Иногда с пятого этажа спускались ребята из музпеда и просили одолжить гитару хотя бы на вечер.

Наверное, отдохнуть хотели…


А в конце сентября, когда наш курс поехал на свадьбу однокурсницы Гали из Борзны, я там всю ночь бренчал и пел из репертуара «Орфеев», «Ориона» и Дюка Эллингтона.

И люди под меня танцевали!

Стройная невеста в длинном белом платье, приникнув к массивной фигуре жениха, бросала мне благодарные взгляды, а её брат отваживал от проигрывателя желающих поставить пластинку.

Не на всякой свадьбе бывает «живая музыка».


В начале октября меня вызвали в отдел кадров НГПИ.

Начальник отдела кадров, не глядя мне в лицо, предложил пройти в дополнительную комнату позади стола в его кабинете, а сам остался сидеть, где сидел.

В его захребетной комнате тоже имелся стол, а за ним физкультурного вида мужчина с бритым лицом лет за сорок и блекло-тёмными волосами неопределённой длины.

Сцепив пальцы длинных рук поверх стола, он представился капитаном Комитета госбезопасности и объяснил, что, для пресечения шпионской деятельности агентов ЦРУ, приезжающих в нашу страну под видом корреспондентов, КГБ нужны молодые люди владеющие английским языком.

Впоследствии, после соответствующих курсов спецподготовки, их направят в зарубежные страны для обеспечения нашей государственной безопасности.


Ух, ты! Мечты сбываются и не надо идти к участковому Соловью!

Капитан КГБ сам пришёл и сделал мне предложение, от которого невозможно отказаться; не зря же в юных грёзах я примерял рубаху Баниониса из «Мёртвого сезона».

Осталось обсудить детали.


Если по пути в общежитие после занятий я увижу его с газетой в руках, значит спустя час мне нужно позвонить ему вот по этому номеру для получения дальнейших инструкций.

На том мы и расстались.

Через неделю, когда я звонил ему по телефону-автомату из стеклянного отсека в вестибюле общаги, он проинструктировал меня приехать на вокзал и на первом этаже деревянного особнячка вокзальной милиции, рядом с общественной уборной, зайти в первую дверь направо.


За этой дверью, под его диктовку я написал заявление с просьбой зачислить меня в секретные сотрудники Комитета государственной безопасности, где, в целях конспирации, моим рабочим псевдонимом считать имя «Павел».

На третьей встрече, он сказал, что замполит войсковой части, где я прослужил два года срочной службы, очень плохого обо мне мнения. Мол, и такой я, и сякой, и, снова-таки, этакий.

( … похоже, в КГБ всё поставлено с ног на голову – сперва он меня вербует в разведчики, а потом начинает собирать справки стоит ли это делать.

Хотя, возможно, тут есть доля и моей вины – слишком уж красивую характеристику я себе составил при поступлении в вуз.

А ведь недаром говорил великий и мудрый крановщик Гавкалов из СМП-615 (о котором попозже), что «слишком хорошо – это совсем не хорошо»…)


Я спросил, не сообщает ли замполит ещё и о моём участии в ограблении банка, на что капитан хмыкнул, но всё же пожелал узнать за что именно так сильно невзлюбил меня товарищ замполит.

Причина, указанная мною, не являлась абсолютным вымыслом, я лишь заменил собою киномеханика части, которому замполит доверял развозить подарочки своим малолетний пассиям.

По моей версии, именно я случайно переспал с одной из девушек, а та нечаянно проболталась и замполит впал в яростную ревность, на почве которой и делает теперь из меня наркомана и дебошира.


После этого разговора ореол моей мечты о работе разведчиком в Соединённых Штатах крепко потускнел. Я заподозрил, что стал просто-напросто стукачом – «ухом гестапо в кармане обывателя».

Будущее подтвердило мрачные предчувствия. Ни о какой разведывательной школе уже и речи не было – она служила лишь вербовочной наживкой, зато два раза в месяц на встречах в комнате на первом этаже привокзальной милиции я докладывал, что никаких разговоров о политике среди студентов не слыхал.

С одной стороны, неудобно – не оправдываю возложенных на меня капитаном надежд, но что я ему расскажу?


Что Игорёша Рекун, мой однокурсник, поступивший в институт прямо со школьной скамьи, влюбился в Ольгу Жидову, четверокурсницу из Чернигова?

Все вечера он пропадает в её комнате, а Ольгины сожительницы эксплуатируют чувства юного влюблённого и посылают его с чайником за водой из крана в умывальнике.

Однажды в коридоре его остановил мой сокомнатник-четверокурсник Марк Новоселицкий.

– Ты что – у них за водоноса?– спросил он с усмешечкой.

– Ну, и что? – не сробел вчерашний школьник, вскинув острый носик со стёклами очков чайного цвета и жуя, с независимым видом, жевательную резинку.

– В Ольгу Жидову влюбился?

– Ну, и что?

– Может, и жениться на ней хочешь?

– Ну, и что?

– Как ты можешь жениться, если я её трахал?

– Ну, и что?

Игорёк выдержал и этот удар. Только чайник-предатель перекосился в ослабевшей вдруг руке и тонкая, как спица, струйка побежала на серый бетонный пол.

Аж жалко парня.


Сожитель мой не врал, конечно, и свой поступок объяснял желанием уберечь Игоря от роковой ошибки, но всё равно – сволочь он, этот Новоселицкий, хоть и еврей.

Короче, нéчем мне выслужиться перед кагебистом и нéчем подсушить подмоченную замполитом репутацию.

( … а ведь если бы закрыли на неё глаза и на факт крещения дочери в подпольной церкви, и на оскорбление работника КГБ на Комсомольской горке в городе Ставрополе, то я, глядишь, и без разведшколы в президенты б вышел.

Мама всегда говорила, что я очень способный.

По сути дела, я собственными руками отравил свои студенческие годы.

Две ежемесячные встречи с безымянным капитаном выматывали меня как неизбывная зубная боль.