Бумага у правил хорошая, хоть и за стеклом, а видно, что толще газетной.


Кондукторш с сумочками в трамваях больше нет. Вместо билетов теперь талоны, их продаёт водитель через маленькое окошечко в своей двери. Только неудобно оно расположено – слишком низко, хотя сидящей внутри вагоновожатой в самый раз.


На стенах трамвая, между окнами, привинчены коробочки с рычажками. Вставишь купленный талон в прорезь коробочки, дёрнешь рычажок и в талоне твоём куча дырочек, а присмотришься – это цифра.

Иногда на остановке в трамвай подымаются пара контролёров. Просят предъявить закомпостированный талон. Проверяют правильность цифры – совпадает ли с той, что у них пробилась?

А то ведь можно по одному талону целый месяц ездить.


Хотя некоторые держат в карманах штук десять пробитых и ездят бесплатно. При проверке достают их целую горсть:

– А откуда я знаю какой там тот? Шукайте сами.

Контролёр может и залупиться, если очень уж потёртые – второй месяц в кармане ездят, но чаще махнёт рукой и переходит к следующему пассажиру.


Под этими правилами я и стоял, хотя места были, но зимой кажется, что стоя ехать теплее.

На Зеленчаке подсел один парень. Я его знаю, хоть и не по имени. Он из выпускного класса нашей школы. И в Клубе я его пару раз видел.

Подходит ко мне. Привет. Привет. Ну, шо? Да, ничё. Помолчали.


И смотрю – он меня зажимать начинает. Справа окно с поручнем, за спиной кабина с Правилами. Он за поручень схватился и зажал меня в углу.

Я ему: «Харэ! Ты шо?»

А он только хихикает да глаза жмурит, но не выпускает.


Я на пассажиров смотрю – их хоть немного, но есть; а они, как один, уныло так и задумчиво в окна уставились. Как будто что-то видно через замёрзшее стекло.

Вобщем, я еле выкрутился из его захвата и встал на ступеньках и выхода. Пришлось заправляться, а то и куртка и свитер, ну, всё до самого тела задралось.


Вот же придурок. Да запишись ты в Клубе на секцию классической борьбы и трись там в партере об партнёра.

Но до чего ж унизительно – прославленный капитан КВН в таком синусоидном провале.


А следующий гребень подкатил в конце апреля на всесоюзной игре «Зарница».

Номинально, это игра пионерская, но в ней участвуют все старшие классы.

Меня назначили командиром сводного отряда школы!

Никаких погонов, никакого раздела на «синих» и зелёных».

Но всем быть с рюкзаками, или ранцами, и с походной амуницией – миска, ложка, нитки и иголка.


После линейки во дворе школы, где учитель физкультуры, Иван Иванович, проверил содержимое пары рюкзаков, все мы – с шестого по десятый классы – вышли на Богдана Хмельницкого и, миновав Базар, свернули в улицу Будённого. Там мы прошли вдоль парка КПВРЗ и спустились к Болоту с Рощей.

Над ними стоял туман.


Учителя физкультуры, Иван Иванович и Любовь Ивановна, вскрыли конверт с бумагой-схемой дальнейшего продвижения.

Мы проследовали до железнодорожного моста в высокой насыпи. Кроме магистральных путей под ним проходит и ветка тянущаяся к Мясокомбинату, по которой мы обогнули Рощу слева.


Туман редел и меж его клубами виднелось кочковатое поле.

Раздалась команда «В атаку!» и мы побежали по полю крича «ура!»

Я бежал вперёд, но не чувствовал своего тела, оно словно растворилось в общей атаке и только космы тумана да неровности поля прыгали перед глазами.


Потом мы остановились, не доходя до Подлипного, на поле с редкими толстыми вязами.

Туман рассеялся и день стал солнечным.

От села приехала настоящая полевая кухня цвета хаки. Нас накормили горячим супом.


Мы вернулись через Рощу в школу и снова построились на линейку.

Я, как командир, стоял лицом к строю – с шестого по десятый – и какой-то оператор снимал нас стрекочущей кинокамерой.

На следующей неделе Володя Шерудило обидно, но очень смешно показывал в классе, как я стою перед строем, сутуля плечи, а когда камера поворачивается на меня враз выпячиваю грудь колесом и тянусь чуть ли не на цыпочки.

( …вот иногда думаю, если б не ежедневное таскание воды из колонки в хату – я так и оставался бы в строю четвёртым от начала, или росту добавилось бы?..)


В ту весну у меня появилась мечта о дальнем странствии и непременно на плоту.

Скорее всего меня впечатлил «Кон-Тики» Тура Хейердала.

Я поделился мечтой с Чепой и Кубой и они её одобрили, сказали, что хорошо бы.


Мы даже начали обсуждать детали её исполнения.

Если плот построить на Сейму и поплыть до впадения его в Десну; и дальше по течению до Днепра, то оттуда можно спуститься и до Чёрного моря!

И непременно совершить это путешествие до августа, потому что потом Куба уедет поступать в мореходку, а Чепа в горный техникум в Донецке.


Мечта длилась недели две, а затем начала увядать.

Всё более неодолимые сложности вставали на пути её осуществления.

Из чего строить плот?

Ну, допустим, как-то договоримся со сторожем в том сосновом лесу на Сейму. Но как потом доставить брёвна из лесу к реке? Полкилометра волоком? Так нужно ж не одно, не два.


Потом мне пришла в голову мысль, которая окончательно разнесла мечту вдребезги.

Я вспомнил, что на Днепре по плану ГОЭРЛО понастроили гидроэлектростанций. А это уже неодолимая преграда.

Разбирать плот и перетаскивать на ту сторону плотины по брёвнышку?

Я не стал говорить друзьям, что осуществление ленинской мечты об электрификации перечеркнуло нашу мечту; просто перестал обсуждать её с ними.

Тем более, что у нас появилась более неотложная задача.

Володя Гуревич, он же Ильич, объявил, что мы должны сломить гегемонию одиннадцатой школы на городских конкурсах бальных танцев.


Из двух параллельных восьмых классов на первое занятие кружка собралось пять пар.

Володя показывал нам движения бального вальса, а потом играл нам его же на баяне, чтоб мы танцевали.

На второе занятие Чепа не пришёл, сказал, что не хочет.

Мы с Кубой продержались подольше, но скоро кружок распался.

Какой смысл, если, например, моя партнёрша, Наташа Григоренко, после окончания восьмого уходит в двенадцатую школу с математическим уклоном, откуда легче поступить в институт?


В двадцатых числах мая мы с Кубой погнали на великах на сеймовской пляж открывать сезон купания.

Оказывается, проехать двенадцать километров на велосипеде по ровной тропинке вдоль железнодорожного полотна не такое уж и трудное дело.

Правда, на пляже не оказалось ни души, только мы да наши велики на песке.

И вода ещё совсем холодная, но мы всё равно искупались.


Тут из кустов слетелись комариные полчища, пищат-гудят со всех сторон и до того же больно жалят; наверно, с отвычки.

Мы попробовали зарыться в песок, но он тоже холодный, а от комаров не спасает.

Мы орали как бешеные на пустом пляже, а потом разок ещё искупнулись и погнали обратно в Конотоп.


Мы ещё не знали, что жизнь, вобщем-то, складывается из утрат; но чувствовали, что с этого пляжа пути наши расходятся…


Да, в тот год тринадцатая школа стала гегемоном во всём, кроме бальных танцев.

Мы победили даже на соревновании между школами в заключительном этапе всесоюзной игры «Зарница».


В одно из воскресений команды городских школ, по шесть человек от каждой под присмотром учителей физкультуры, выехали в однодневный поход в лес у реки Сейм.

Конкурсы были всякие: эстафета с переносом «пострадавшего», кто скорее установит двухместную палатку, кто лучше наложит повязку из бинтов…


Мне достался конкурс на точность глазомера. Судья спрашивал сколько метров во-о-он до того дерева и молча записывал предположенные расстояния.

Я следил за мимикой его лица.

Кто-то сказал 20 метров. Судья задрал правую бровь – наверняка перебор. На предположение в 14 метров, рот судьи опустил левый уголок – маловато.

Я назвал среднее арифметическое – 17 метров и, опросив всех, судья сверился со своими записями и сказал, что у меня глаз – алмаз.


Но всё решал последний конкурс – у кого скорее вскипит на костре вода в десятилитровом жестяном ведре. Тут уж никто никому не подсудит и чтение мимики не спасёт.


Дан старт и зачиркали спички у кучек хвороста сложенных для костров. Плотный белый дым сменяется трескотливым пламенем – пора подвесить ведро над огнём и подбрасывать ветки в костёр; главное – чтобы были посуше.

Красные языки пламени мотаются туда-сюда под ветром, лижут жесть ведра, что чернеет от копоти.


Ветер – сволочь! Вон сколько сколько пламени относит в сторону от ведра.

Двенадцатая школа пытается управлять огнём – держат в руках одеяло, загораживают свой костёр от ветра.

А мы?


Наш учитель физкультуры Иван Иванович, бывший фронтовик и опытный рыбак машет рукой – фигня всё это! Хвороста помельче да посуше! Отсюда подкладывай!


Ни один учебник не дал мне более чёткого понятия об этапах закипания воды.

Нагрев, лёгкий парок над водой, образование мелких пузырьков на стенках; они всплывают, образуя пену и, наконец, вода в ведре начинает бугриться и подпрыгивать, от неё валит белый пар.

Судья останавливает секундомер. Ура! Мы – первые!

А двенадцатая школа всё ещё стоит вокруг своего ведра, заглядывая на пузырьки на стенках.


Участники соревнования грузятся в автобусы. Кто хочет – могут остаться на ночёвку в двух больших шатровых палатках; за ними приедут утром.


В начинающихся сумерках я отошёл от поляны с палатками вглубь леса. Он, вобщем-то, такой же как на Объекте, только больше лиственный, чем хвойный.

Я начал мочиться, оглядываясь по сторонам. И вдруг какая-то часть леса шевельнулась и отделилась от остального. Что происходит?

Непривычные глазу формы начали складываться во что-то общее…