Когда я вернулся, на крыльце веранды сидела Раиса Александровна.

– И как водичка?– спросила она с намёком в прищуре чёрных глаз.

– Холодная,– ответил я во всех смыслах.


После завтрака, уже без Раисы, Двойка спросил впрямую:

– Ну, как?

– А никак; у меня с ней несовместимость.

– Это, как это?

– Она хотела, чтоб было изнасилование, а я хотел обоюдного удовольствия.

Не совместились.


Выходит, на поводке у Двойки меня держит желудок, орган воспроизводства и… и?..

Нужно же ещё что-то третье, двухмерность мышления это как-то уже не по-гегельянски…

Где третий? Говори!…

А вот и он родимый – мозг!

С его духовными запросами. С его потребностью излить поглощённые знания.

А то же ведь и лопнуть недолго.

Это ж такая мýка, когда бисер есть, дa метать не перед кем.

( … кого не прельстит роль Ментора? Изрекаешь перлы мудрости пред наивно внемлющим отроком …)


Двойка даёт мне такую возможность своими вопросами.

Как правильнее вести себя в джунглях возленаучных склок, где каждый паук за себя, а банка одна на всех?

Кто полезнее в научной карьере – талантливый, но пьющий микрошеф (завлабораторией), или тупой, как валенок, но макрошеф (начальник институтского отдела)?

Кому служить?


Отвечая на эти и подобные вопросы, я поразился запасам своего маккиавелизма.

Такое про себя мне и во сне не снилось, общение с Двойкой открыло мне глаза и на такую мою грань.

Впрочем, суть моих моралей настолько проста, что Двойка их и сам нутром чует и поступает сообразно, вот только выразить не может, что все мы приходим в этот мир, когда уже всё занято – «местов нет!»; и тут возникает цель – урвать себе место под солнцем, а цель оправдывает средства…


Двойка с готовностью согласен согласиться, но сам-то я?

Живу ли я по этой проповеди? Блюду ли, следую ли ей?

( … а совсем не обязательно следовать собственным теориям.

Ницше, изобретатель сверхчеловека в образе «белокурой бестии», физически был жалким хлюпиком.

«Урви себе место под солнцем»,– поучаю я.

Всё так.

Но сам, пожалуй, предпочту искать другое солнце, чем лезть в их тесноту, грызню и давку …)

Ну, что – натешился самопсихоанализом? Все изнанки вывернуты?

Да не стесняйся ты – я тут один, Двойке не до меня, всё так же накручивает телефонный диск, заглядывая в блокнотик.

Ну, всё, что ли? Ублажение желудка, поманка подержаными шлюхами, да тщеславное самощекотание об свой интеллектуальный бисер?

Поэтому я с ним?


Что ж, и поэтому тоже.

А ещё, пожалуй, от ощущения свободы, когда вырываюсь к нему из рутины своего упорядоченного, утрамбованного, отшлифованного жизненного цикла с баней по четвергам, стиркой по понедельникам, глажкой по вторникам, с пляжем или читалкой по выходным и всегда с ощущением какой-то нехватки и пустоты, и всегда начеку…


Понятно, ещё и свободолюбием блеснул. Ай, молодец! Ну, теперь-то – всё?

Конечно, всё, разве мало такого для дружбы?

По диалектике – мало. Нужна ещё доля ненависти.


А за что мне его ненавидеть? Поит, кормит, даёт возможность вырваться.

Плюс возможность поупражняться в мазохизме. Что есть блаженство если не сладкая боль ?

( … спал он с ней или нет?

Всё во мне стискивается и мучительно-сладко ноет: не может быть… а если?..

Снова боль и тягучее тёплое растекание: нет, нет …)


В один из моих приездов к Двойке в село, поздней ветреной ночью мы сидели в автобусной ожидаловке на пустой раздольной площади.

Побелку стен и все лавки избороздили клейма разных «Deep Purple», ДИНАМО, Блицов, Светок, Вохов и множества дат.

Двойка вдруг свёл разговор на Иру.

– Она говорила, что лучше, чем с тобой ей ни с кем не было.

Он словно скальп с меня содрал этим комплиментом.


Такое не говорится за столиком в кафешке. Для этого надо лежать в одной постели после акта.

Рассчитывала, что когда-нибудь Двойка донесёт до меня эти слова и я дорисую остальное?

Или просто из кошачьей женской склонности царапнуть ёбаря?

То-то он враз потянулся за «Беломором»…


Зря комплексуешь, Двойка, сексуальным гигантом я никогда не был.

Он вдруг почувствовал, что ляпнул лишнее и, чтоб замылить, начал что есть мочи уверять, что у него с ней в жизни ничего, никогда…

Как будто я его спрашивал.

( … если слишком долго косить под простачка, то временами таким и становишься …)

– Ты её когда-нибудь бил?– спросил он чуть погодя.

М-да, и про ту пощёчину рассказала.


– Ударил один раз, при заключительном свидании,– отчитался я,– но совсем слегка; исключительно для соблюдения протокола.

Двойка хохотнул своим фирменным смешком.


На следующее утро мы пошли искупаться в «кóпанке».

Мне не захотелось лезть в воду. Я обошёл пруд кругом и лёг на берегу.

Двойка проплыл из конца в конец.

В его глазах плавилось довольное голубое мерцание, когда, поправляя истекающие водой плавки, он вышел на берег рядом со мной.

«С таким же взглядом он слезал с неё,»– подумал я. Эта мысль принесла боль.

Слабее, чем я ожидал. Сильнее, чем хотелось бы.



Она сама подошла на пляже и начала разговор о «Morning Star», что лежала на песке рядом с розовым одеяльцем, на котором я сидел.

Это я на самом деле читаю, или это такая приманка для девушек? Вот тут про что написано?

Мне пришлось рассказать, что там про 19-летнего юношу, члена семьи контрабандистов.


Они регулярно летали из Пакистана в Англию, заглотавши по куче целлофановых пакетиков с наркотой.

Желудок – идеальный тайничок, ни одна собака в аэропорту не унюхает.

По прибытии на явочную квартиру в Лондоне, вся семья проходила промывание желудка и – пожалста! – очередная партия доставлена.

Прокол случился во время полёта, когда у юноши в желудке лопнул один из пакетиков.

Туда упаковывалось куда больше, чем на одну дозу и парня потащило так, что из аэропорта его отвезли прямиком в госпиталь.

Наркотики ему из желудка вымыли и жизнь спасли.

Вот только семейный бизнес накрылся.

Грустная, вобщем, история.


Она посочувствовала и сообщила, что тоже работает медсестрой.

Хорошая профессия для девушки лет тридцати. Лицом не киноактриса, а остальное всё на месте.

Купальник не даст соврать.

Закончив осмотр, мне пришлось подтянуть свои колени к подбородку, чтоб и дальше сидеть культурно.


А дальше всё пошло как в сказке, она сказала мне свой адрес На Семи Ветрах и мы условились, что во вторник я посещу её с визитом дружбы и взаимопонимания.

Она ушла по пляжному песку, а мне пришлось растянуться на животе, чтоб не бросаться в глаза пляжникам своими вздыбленными плавками по случаю многообещающего вторника.


Он наконец пришёл и после работы я поехал с привокзальной площади на Мир, в магазин «Цветы».

Ничего путного там не оказалось. Пришлось купить какую-то помесь между ромашками и подсолнечником.

До условного часа оставалось ещё немало времени и я пошёл пешком обратно на Вокзал, чтобы по Клубной выйти к Семи Ветрам.


На Зеленчаке водитель автокрана из нашего СМП, Владимир Гавкалов, который лицом схож с Игорем, братом Иры, рысцой пересёк мне дорогу.

– Серёга!– крикнул он на бегу.– Ты перепутал – баня в другой стороне.

Букет мне и самому не слишком нравился, но я продолжил нести его.


До Семи Ветров я всё равно дошёл на полчаса раньше срока и решил исполнить давно данное себе обещание – что когда-нибудь посещу ту семейку берёз посреди строительных угодий.

По тропке среди жёстких трав я подошёл к их белоствольной группке.


Вот же суки!

Жильцы с ближайшей улицы устроили под деревьями свалку бытового мусора.

Солнце стиснутое облаками зашло без заката. В расстроенных чувствах я понёс свой дурацкий букет по адресу.


– О!– сказала она.– С цветами!

Зря, что не с водкой, сразу подумалось мне.

Мы о чём-то говорили на кухне однокомнатной квартиры на первом этаже.


За чаепитием случилось происшествие – банка с клубничным вареньем выскользнула у неё из рук и хлопнулась на пол.

Пришлось долго собирать широкую липкую лужу и замывать пол.


Часов в одиннадцать она начала отправлять меня восвояси. Мне пришлось гнать дуру, что там уже всё заперто и бегают цепные псы соседки.

Она, типа, сжалилась и уступила мне половину широкой кровати, но только, чтоб не лез.

Когда она потушила свет и тоже легла, я попытался продолжить отношения самым естественным образом, но встретил упорное сопротивление.

Вот те на! Приглашала показать свою девочкóвость?


Я прекратил попытки и мне стало всё равно, как с бандеролью на полках этажерки.

А может она потрясена утратой варенья. Всё-таки трёхлитровая банка.

Наверное, недобрый знак для суеверных.

И наплевать, что они там устроили свалку. Когда я с разных объектов смотрел как они мне машут, то становилось как-то хорошо. Словно обещание чего-то прекрасного.

Даже когда на их месте поставят очередную пятиэтажку, они всё так же будут махать мне упругими верхушками сквозь марево зноя.

Это останется со мной, а куча останется жильцам.


Среди ночи я проснулся от осторожного ощупывания моего члена через трусы.

Не дождавшаяся изнасилования медсестра проверяла на месте ли. Спросила б лучше у пляжного песка на Сейму.

Но эти чужие пальцы обшаривающие мою плоть… Это уже где-то было…

Только я не мог вспомнить где и когда и снова уснул.


Утром я ушёл отказавшись от чая с сахаром.

Как её звали?

Ну, наверное, как-то, примерно, может быть… м-да…


Всё, что мне осталось, так это танцплощадка в Центральном парке на Миру.