С учётом назначения изделия, я ему предложил оптимальный вариант – 2 метра 10 сантиметров. В смысле 10 на двоих, самое оно для молодой семьи.

А он упёрся – хочу 2 метра 30 сантиметров!

Ну, тебе видней, чего ты там хочешь.


Он откуда-то притащил «козёл», на котором дрова пилят.

Доску на «козла»; рулеткой отметку, и – поехали! Потом остановились перекурить.

Тут проходит мимо его жена, Люда, пальцем на «козла» показывает и Славику, возмущённо так, заявляет:

– Если ты думаешь, что я на это лягу, то не надейся!!!

Так я окончательно убедился, что она частица иного мира.

Какая нормальная женщина «козла» не видала?


Плюс к тому, она умела мысли читать.

Я один раз в ихнюю комнату зашёл – Славик борщ наяривал и телевизор смотрел.

От борща я отказался, сел у двери и жду пока доест.


А у него за спиной холодильник, а на холодильнике зеркало лицом вниз положено, а у зеркала сзади на рамке две пластмассовые ножки, чтобы стояло, когда не в лежачем положении.

С того стула, где я сижу, такая открывается картина – Славик ест глазами телевизор, а сам борщ уминает, а из волос его две зелёные ножки в форме лирообразных рогов торчат.


Тут я и подумал про себя, в уме то есть: «Так ты не только нацист, а ещё и рогатик!»

Люда эти мысли прочитала, сразу к холодильнику подошла и ножки те опустила.

Доедал он уже без рогов.


Вобщем, когда Славик тот топчан системы «аэродром» в комнату свою уволок, у них на этом станке игральном нестыковка какая-то обнаружилась – через три дня он его из общежития выволок и ножовкой укорачивал.

Называется подгонка методом тыка.


А когда его тёща приехала, он вообще звереть начал.

Приходил ко мне в комнату и рожи корчил. Мне-то цель его гримас без объяснений понятна – хотел, чтобы я с ума сошёл.


Один раз Ваня, машинист с первой машины, позвал меня разделить с ним трапезу в штольне.

Его жена работала в столовой военного училища, где обучались негры из стран пробудившейся Африки.

Так эти негры спросонку не слишком-то голодные, судя по тому сколько провизии она оттуда домой приносила.


Ваня когда снял крышку с той алюминиевой кастрюли, так там доверху всё рёбра с мясом.

Мы втроём – Ваня с помощником и я – насилу ту гекатомбу съели и костей получилась целая куча.

А тут Славик за какой-то запчастью пришёл, увидел груду обглоданных костей – его аж перекосило от зависти, наверно, тёщин борщик вспомнился.


Поздно вечером, когда жители общежития наслаждались прохладой на лавке у входа, он на меня буром попёр. Даже один слиток из золотого запаса в бурьянах выхватил. Двумя руками над головой вскинул и – в меня запустил.

Красивое зрелище получилось – полная луна льёт свой свет на дугообразную траекторию, по которой слиток летит и поблескивает белым, якобы, алюминиевым цветом.

(Может я всё-таки ошибался и на шахте добывали платину?)


Теперь уже мне пришлось ретироваться задом наперёд по способу армянина Алика.

Жена Люда увела Славика с арены показательных выступлений.


В следующее своё посещение Одессы я зашёл в юридическую консультацию – вывеска на глаза попалась. Спросил, без обнародования имён и географических координат, какие у них рекомендации, если сосед по общежитию донимает.

– Обратитесь в комсомольскую организацию предприятия.

И эти не от мира сего.

Я же ж говорю – они на каждом шагу.


Но, если Самый главный это Яковлевич, то кто же тогда главный инженер?

Догадаться не сложно – кто антипод Творца?

Князь тьмы и повелитель всех нечистых, кто ж ещё.


Это заметно даже по их взаимоотношениям – уважительный, но вооружённый нейтралитет.

Помню стоят в стволовом тоннеле, корректно так разговаривают. Мастер в чёрной робе, а главный инженер в летней рубашечке, широкий носовой платок поверх воротника заломил – чтоб пыль не садилась, вот только вместо пробкового колонизаторского шлема – пластмассовая каска, а так полный «я тут хозяин».

Хотя, конечно, под землёй его вотчина.

( … ты скажешь: неужели возможен контакт между столь диаметральными противоположностями?

Не забывай – на дворе стоял двадцатый век, вторая его половина, когда всё настолько переплелось и перепуталось, что простая геометрия уже не помогала …)

Я занял позицию сочувствующего мастеру, он нравился мне и без чудес; с меня, собственно, и одного хватило.


Кстати, главный после Главного тоже свои верительные грамоты предъявил.

Однажды в обеденный перерыв приехал провести профсоюзное собрание. Расположились под деревьями рядом с общежитием.

Сел он на стул, ещё и туфли с носками скинул: а где, мол, копыта? Нетути!

Но меня-то иллюзорностями не провести.


Чертяки-махновцы в траве разлеглись в своих чёрных робах.

Один я в белой нейлоновой рубахе, которую в шахте под куртку одевал и каждый день стирал моясь под душем.

( … нейлон отлично стирается: раз-два и – чистый, а сохнет и того быстрее …)

Каску я тоже снял, типа, ты бескопытность тут демонстрируешь, так полюбуйся на мою безрогость.

Все остальные в касках, особенно Славик Аксянов.


Минут десять в таком раскладе попрофсоюзились и вдруг – петух закукарекал.

Батюшки-светы!

Главный секундально – носки в карман, туфли на ноги, на грунтовку выскочил, а там уже, как из-под земли, чёрный мотоциклист нарисовался в кожаном ребристом шлеме, как у шахтёров первых пятилеток.

И – усвистали в сторону Новой Дофиновки.

Не ясно, что ли? Кто бежит при петушином крике?


С ним у меня не то, чтобы противостояния, но трения случались.

Один раз когда у заднего хода общежития ссыпали самосвал угля на зиму и я весь тот антрацит в кочегарку перебросил. А он по окончанию работы приехал из Вапнярки и так высокомерно спрашивает:

– Ну, что тебе заплатить? Троячки хватит?


Меня тут заело – полдня под солнцем карячился, а он, как ханыге какому-то три рубля предлагает.

Ты, конечно, князь тьмы, но и я избранный, пусть хоть и не посвящённый.

– Нет, пусть мне заплатят по расценкам.

– По расценкам ты и этого не получишь.


Я ему не поверил, на следующий день взял отгул и поехал в шахтуправление. Мне показали где сидит главный бухгалтер Вицман.

Только я шагнул в кабинет – у него зазвонил телефон.

Он трубку снял:

– Вас слушают.

( … именно так, слово в слово – «вас слушают».

Чисто, гладко, описательно. Ни с какого боку не уколупнут.

Вот что значит Вицман!..)


Я изложил ему суть дела, он сразу понял и достал толстую книгу в мягкой серой обложке «Единые нормы и расценки»; нашёл где там про погрузку-выгрузку сыпучего угля сказано и дал мне почитать.

Там чёрным по белому стоит, что даже если бы тот уголь я разгружал за Полярным кругом, по самым высоким северным коэффициентам, и каждую лопату угля, прежде чем заброшу в кочегарку, три раза обносил бы вокруг общежития, то по расценкам тем мне полагается 1 руб. 20 коп.

( … и открылось мне, не ведавшему истины доселе, что в ножки поклониться надлежит мастерам, прорабам, инженерам и прочему т. д., за их приписки и туфту в нарядах на выполнение работ.

Без них рабочий класс давно бы вымер вместе с семьями.

Кормильцы они и благодетели.

Вот только какая падла те расценки составляла? Я б с ним по-братски лопатой поделился …)


А в другой раз выплату аванса задержали и я к главному инженеру на дом пошёл, в Одессу.

По случаю субботы отгул не понадобился.


Он возле Горбатого моста окопался в собственном доме с женой и сыном пятиклассником.

Угостил меня томатным соком домашнего приготовления.

Ага…

Всё, как положено – красная, густая, солоноватая жидкость.

А куда денешься? Маргарита тоже пила.


Зато чёрный чай я до сих пор по его рецепту завариваю, как он объяснял.

В тот вечер он ещё воспоминанием поделился про трудовую деятельность в Заполярье, где он после работы клал пару кирпичей на электроплитку и сверху жену свою усаживал для приведения в рабочее состояние на ночь.



Один раз нечистые путч затеяли, хотели поменять расклад устройства мира.

Накануне инженер Пугачов приехал и в общежитии одну из запертых дверей открыл, под видом раздачи продовольственных продуктов до зарплаты.

Я по коридору проходил, Славик Аксянов мне кричит:

– Иди и ты получай!

В комнате человек пять махновцев и на столе ящик с пачками «Примы». Пугачов им по 5-10 пачек раздаёт.

Продукты, да? Боеприпасами снабжает!

– Спасибо, но я «Беломор» курю.

На выходе я ещё услышал, как Славик Аксянов чертяк подбадривает:

– Ничего! Молодость всё спишет!


На следующий день в Одессе не работал ни один светофор. Весь день творился полный бедлам. Троллейбусы прыгали как угорелые.

Стрельбы, конечно, не было; ведь путч шёл на ином уровне, но, по моим оценкам, провалился, потому что я успел купить «Атлас мира» в мягкой нежно-зелёной обложке.


В Одессе той поры самым устойчивым и общеупотребительным выражением одобрения было «то, шо любишь!».

– Как вам Сонечкин жених?

– То, шо любишь!

А вместо «нет» говорили «хуй маме!», но поскольку вокруг была Одесса-мама это звучало даже патриотично.

– Так «Черноморец» выиграл, или что?

– Хуй маме!


В сквере на Дерибасовской деревья непонятные, как будто сами с себя кору сбросили, а вечером на танцплощадке там духовой оркестр играл, почти как при Иоганне Штраусе, но редко.

А в каком-то парке, но уже днём, я прыгнул в бассейн с пятиметровой вышки. При полёте аж в ушах свистело.

Чуть погодя два парня прыгнули, держась за руки, но они ногами вниз летели; один в чёрных носках.