За исключением той окраинной, где впоследствии построили автовокзал.


Командир студенческого отряда – Владимир Майба с физмата.

Комиссаром – Игорь, украинский националист. Он подозревает Майбу, что тот сексот и потому постоянно над ним насмехается и всячески подрывает авторитет.

А я, типа, ведущий специалист, потому что у меня в военном билете написано «каменщик».


В отряде две девушки и пятнадцать студентов-физматовцев, не считая командного звена.

Нас разместили в общежитии «химиков», но только на одну ночь – утром поедем в 4-ю автобазу, что на шоссе между селом Ивковцы и посёлком Ладан.


«Химики» это заключённые, которых за примерное поведение выпускают из зоны доматывать свой срок «на химии».

Какой-нибудь завод, или фабрика с вредным для здоровья производством, шахта, стройка – всё годится, чтобы стать «химией» для примерных зэков.

Контроль за «химиками» довольно жёсткий – в общагу они должны являться не позже указанного часа, не попадаться с выпивкой, блядей не приводить и много других «не»; но всё-таки не под конвоем и спишь не в кубрике общей спальни.

Опять же какая-никакая – зарплата. Лишь бы мент-воспитатель на тебя в обиде не остался, не то отвезут обратно на зону.


После душа мы с Игорем, который хоть и националист, но говорит на чисто русском и мечтает о Питере – культурной столице, вышли ознакомится с геометрической правильностью Прилук.

– Катраниха! Ни хрена себе! Это ты?

– Тише ты! Мои ученики могут увидеть. Я ж тут учительница.

Ну, конечно, извини запамятовал.

Она уже год как сеет тут разумное, доброе, вечное.


4-я автобаза сама по себе – ни в селе, ни в городе; сразу за лесополосой вдоль шоссе.

Сначала будет двухэтажное старое здание. На первом этаже какие-то запертые склады, а на втором просторный зал с койками для студентов стройотряда и небольшая комната для двух девушек.

Потом идёт одноэтажное здание кочегарки, а дальше – обширная территория автобазы за высоким кирпичным забором.

Там – гаражи, столовая и много других строений, часть которых ещё не достроена; а посреди территории вырыт большой глубокий котлован.


Над котлованом натянуты проволочные провода – вдоль и поперёк. Под местами пересечения проводов нашему отряду предстоит забетонировать армированные площадки, на них собрать опалубки из дощатых щитов и заполнить из бетоном, чтоб получились стаканы, куда в дальнейшем вставятся опорные колонны.

Но это в дальнейшем, а пока – вот лопаты и: «бери больше, кидай дальше».

Так всё знакомо. Только форма другая.


После работы кочегары-«химики», Юра и Помидор, открывают задвижку и из трубы – высоко в стене кочегарки – бьёт широкая струя воды.

Становись на излёте струи и – купайся.

Вода, конечно, холодная, но ведь сейчас лето.


Через неделю командир отряда созвал общее собрание. Вопрос один – питание, потому что то, чем кормят в столовой не еда, а…

( … ну, не знаю, хавка, как хавка…)


Постановили – питаться собственными силами на аванс, который командир возьмёт у автобазы в счёт наших будущих трудовых побед. Отныне девушки не только санитарки, но и поварихи.

Ежевечерне, как стемнеет, группами из трёх человек, ходим в набег на картофельное поле близлежащего колхоза. Ну, и ещё какая там подвернётся зелень.


Яростный стройотряд.

Словно степной пожар.. .


Студенты нахваливают стряпню девушек.

Вобщем, да, горячéе, чем в столовой, а в остальном такая же хавка, как хавка.

Пару раз вечером ездили на танцы в село Ивковцы на водовозке молодого водителя.

Девушки в кабине, остальные – кто как уцепится вокруг цистерны. Танцуем под хиты Лещенко:


Из полей уносится печаль,

Из души уходит прочь тревога,

Впереди у жизни только даль…


После танцев, сквозь ночь, с ветерком на цистерне.


Один раз съездили пообедать в Ладан.

Многосмысленное имя у этого посёлка.

Но и у меня «имидж» не лыком шит – до смысла не враз докопаешься.

Патлы ниже ушей, бородёнка кучерявая, а на волосах жгутом скрученный грязный бинт, чтоб на глаза не падали.

То ли поп-расстрига, то ли мастеровой. Или Рембо с чёрно-белых фоток?


Но когда в забегаловке Рембо потребовал бутылку «биомицина», и чтоб разом вылили в пивной бокал, всё встало на свои места – алкаш с автобазы!

Возвращаемся мы из Ладана, а тут Саша Чалов, третьекурсник англофака, подъехал из Прилук, где он проживает. И не один подъехал, а с другом своим и с боекомплектом «Солнца в бокале».

А научились-таки в нашей стране делать поэтичные наклейки бормотухе!


После этого «солнца» поверх того ладанского плодово-ягодного, я чувствую – отдышаться мне надо. Хотел залечь в кустах лесополосы, но разве с такими друзьями надышишься?

Саша с напарником откантовали меня на второй этаж, на койку.

Вот это и называется «медвежья услуга» – пришлось блевать в окно, как та струя из стены кочегарки.


Они приезжали сказать, что им бас-гитарист нужен для «халтур» на свадьбах в городе Прилуки.

На выходные мы отхалтурили две свадьбы, но бесплатно – брачующиеся оказались родственниками музыкантов. Получилась работа за харчи.

Так на вторую из свадеб я трёх физматовцев с собою прихватил, типа, они звукооператоры.


«Химик» Помидор свою кликуху внешним видом заслужил – кожа лица красная, как из бани, и волосы оранжево-рыжие.

Он самый жизнерадостный «химик» на свете.

И я бы по жизни с улыбкой шагал, если б умел как он манипулировать.

Колоду потасует, карты сдаст и на руках у него восьмерная в червях. А и даже зная, что «заряжает» гад колоду, не уследишь как.


В котловане мы работали неумело, но с энтузиазмом, пока в конце месяца прораб не закрыл наряды.

По ним получалось, что заработок, после вычета аванса, равняется месячной стипендии – 45 руб.

А тут ещё гвозди кончились, и стало нечем опалубку сколачивать.


Энтузиазм иссяк, а до окончания стройотряда ещё десять дней. Без гвоздей получится простóй, в котором мы проеди́м даже то, что заработали.

Отряд выслал делегацию для переговоров с директором автобазы. Включили в неё меня, как ведущего специалиста, и одну из девушек.

Она ничего не смыслит ни в строительстве, ни в гвоздях нужного размера, но зато блондинка, что придаёт правильный импульс процессу любых переговоров.


Главный инженер сказал, что директора нет, тот вторую неделю на уборочной страде – жнёт урожай на подшефных колхозных полях, но на полевой стан скоро уйдёт машина с запчастями, может и нас отвезти.

Не будь блондинки в делегации, он вряд ли б догадался вспомнить про машину, потому что сам же её и вёл, а блондинка сидела между нами в кабине.


Меня удивило, как это среди встречных машин на шоссе он распознаёт автобазовские задолго до того, как завиднеются их номерные знаки.

Главный инженер объяснил, что своих он различает по рогам и спросил, знаю ли я Чомбе.

Конечно, я знал Чомбе, который расстрелял Патриса Лумумбу из пулемёта, когда я был ещё пионером.

Однако, я засомневался при чём тут диктатор из уж не помню какой африканской страны, потому что тогда я ещё пионером был.

Так что я сказал, что нет, не знаю.


Главный инженер пояснил, что Чомбе это директор четвёртой автобазы, к которому мы сейчас едем.

Этот местный Чомбе распорядился нарисовать на радиаторах всех машин автобазы большую римскую цифру пять белой краской.

Отметина видна издалека и смахивает на рога, по которым сразу видно своих, а шофера кроют Чомбе по матери, потому что теперь труднее делать левые ходки.

Впрочем, его и раньше звали Чомбе, ещё до этих рогов.


На полевом стане из четырёх вагончиков на автоколёсах директора не оказалось. Сказали, что он жнёт другое поле.

Главный инженер с запчастями и блондинка из нашего отряда остались у вагончиков, а я поехал к Чомбе.

Новенькую водовозку марки УАЗ вёл десятилетний мальчик, сын диктатора.


По жёлтому жаркому полю в облаке густой пыли ездил коричневый комбайн с надписью «Нива» на боку.

Я пошёл к нему навстречу, но он проехал мимо и пришлось бежать следом и вспрыгивать на короткую лесенку, что ведёт в наклонную кабину комбайна.

Комбайн стучал и грохотал и, не останавливаясь, ехал сквозь пыль.

Впервые в жизни я поднялся на борт комбайна, но всё получалось само собой – вот лесенка, а вот она дверь.


В тесной кабине сидел человек в кепке и через стекло передней стенки смотрел как его комбайн валит и втягивает густые колосья.

Я захлопнул дверцу, отсекая стук в бункере за спиной, и тоже уставился на ряды ползущих колосьев, пока докладывал поверх кепки, что отряд наш сидит без дела, гвозди кончились и ничего мы не заработаем.

Под грохот мотора колосья дёргались, падали на широкий вращающийся вал и клочьями плыли вверх по транспортёру.


Директор не оборачиваясь сказал, что посмотрит что можно сделать и пусть к нему заедет главный инженер.

Я вылез из кабинки в пыль из бункера, спустился по лесенке и спрыгнул на ходу.

Ни лица, ни цвета кожи человека в кепке я так и не увидел, но почувствовал, что некоторые диктаторы достойны уважения.


В вагончике с длинным столом под клеёнкой шёл обед и нас тоже накормили.

Такой обед не назвать хавкой, это уже харч.

Повар в несвежей, но белой куртке положил в громадную миску полчерпака сметаны и залил её черпаком красного дымящегося борща. Сверху положил кус мяса.

Съев всё это, я переполнился до краёв.


Затем повар подал золотисто обжаренные клубни молодой картошки с укропом и мясным соусом. Очень вкусно, но абсолютно некуда.

Так что второе я съел уже просто из принципа.


Для компота не оставалось места, но, постепенно, я вцедил и его.