И, что характерно, не извинился даже.


Вобщем, я, типа, обиделся и перестал ходить на свидания, сколько бы он ни семафорил.

А при случайных встречах в городском транспорте я сводил общение к безразличной незаинтересованности.

Ему, похоже, дошло, что от такого сексота пользы – как от двух тузов в прикупе на мизер с дырками и – отстал.


Так в архивах КГБ перестали копиться доносы с моим почерком и подписью «Павел».

Но я ни разу в жизни об этом не пожалел – особой любви между нами никогда не было.


( … да, но теперь придётся отмотать назад – что это за Славик с Двойкой?..)

Они пришли в мою общаговую жизнь на смену Феде с Яковом.

Первокурсники.

Славик из Чернигова поступил на англофак и даже поселился в одной со мною комнате.


Он тоже служил в стройбате, правда в привилегированной его прослойке – заведовал завскладом, чмошник, следовательно происходил из семьи достаточно зажиточной для ведения переговоров с командованием части.

А в стройбат он угодил из-за зрения, которое и прятал за линзами полутёмных очков. Длинный чуб из прямых каштановых волос наискосок покрывал его лоб – от края и до края. Верхнюю губу он не брил, сберегая мягкие женские усики.


Прошедшему школу стройбата не нужно долго объяснять значение всеобъемлющей мягкости, всепонимания и всепрощения во взгляде сожителя по комнате после недолгой отлучки в Графский парк.

Стройбатовец найдёт в себе решимость задать прямой вопрос и, после прямого ответа, попросить.

В просвещённых кругах это называется «упасть на хвост».

Дурь сплотила нас и сделала, практически, неразлучными.


Вспоминается случай зимнего подсоса, когда я прямо среди недели решил смотаться в Конотоп: трёхчасовой электричкой туда, семичасовой обратно. Так Славик со мной поехал, вот до чего преданный друг.

В Конотопе мы к Ляльке зашли, а тот спросил у меня – помню ли я того фраера питерского?

Как не помнить, мне ещё ботинки на нём понравились: увесистые такие, сразу видно, что выносливые.

Лялька тогда его покорял широтой размаха жизни провинциального захолустья.

Завёл питерца в свой подвал, где травка до кондиции доходит; мы ещё там курнули – ничего, доходчивая травка.


– Так эта гнида,– говорит Лялька,– на той неделе мой подвал бомбанул. Дверь сломал и всё вынес. Его Серёга Король на вокзале видел, тот с рюкзаком, на ленинградский поезд садился.

Да, чистая работа: Питер – культурная столица.


Вобщем, Лялька пару головок уделил, но с предупреждением, что качество ещё не проверял. Я, на всякий, ещё на Декабристов 13 заскочил, на чердаке в сарае одну-две веточки нашёл.

На обратной электричке совсем невтерпёж стало, я из лялькиной в тамбуре косяк забил, пока Славик вокруг меня ширму в меховой шапке изображал.

Выкурили, в вагон зашли сели напротив друг друга.

Он на меня смотрит, я на него. В надежде, так сказать, может это меня просто ещё цапанýть не успело?

Но всё это туфта. Если начинаешь такие надежды строить, значит в дряни дозы не больше, чем в кухонном венике.


В Нежин приехали поздно. Подавленные такие, обезнадёженные.

Пока до общаги доехали совсем темно стало.

Но, на всякий, прошли к Старому корпусу.

Безлюдье. Ночь. Зима.

Я из чердачной забил. Затяжку сделал.

Славик рядом стоит, но сдерживается.

Я ещё раз затянулся и сказал:

– Славик, ( … а от мраморной дощечки на углу Старого корпуса с надписью «Здесь учился Н. В. Гоголь…» мне мои же слова эхом возвращаются…), мы не зря сегодня загнали трёх лошадей.

И передал косяк в его вожделеющие пальцы.


Ну, а Двойка из Бахмача, вообще-то был Сашей. Я его сперва «Двоечником» назвал, но потом укоротилось до «Двойки».

Он же дал мне кличку «Ахуля», от моего полуцензурного клича, которым я отвечал на любые всплески течения жизни: «А хули!»


И даже не из Бахмача он, а из села, что к Бахмачу примыкает.

Вот он и строил из себя наивное дитё природы, сельского простачка.

Родители его не слабо харчевали, каждый выходной собирали в дорогу добрячую «торбу». Так что здоровый получился детинушка.


Суть человека лучше всего проявляется в его способе смеяться.

У Двойки он таков: запрокинет широкое лицо и отрывисто всхикнет своим характерным смешком, при этом плотно зажмурит глаза, чтоб потом чуть раздвинуть веки и, через узкие прощелки, булавочными зрачками остро обшарить обстановку: что тут и как.


Учился он на биофаке и, следовательно, жил на втором этаже общаги.

Тоже был хвостопад, но главное не в этом.

Главный фактор, что сделал нас троицей «не-разлей-вода», это – преферанс.

Отличная игра, если вникнуть.

Покер, храп, кинг или его уменьшенная модификация, ералаш – это игры для актёров.

Преферанс – интеллектуальная игра разума.

Просто мне в него катастрофически не везло.


Я пытался зауздать и объездить фортуну и потому отчаянно рисковал. «Сизые» мизерá являлись визитной карточкой Ахули.

Отчётливо сознавая, что после кражи малиновой скатерти рыжего дембеля удача от меня отвернулась, я пытался во что бы то ни стало переломить такой status quo и снова поймать её за чуб.

В результате, получив две-три взятки, а то и «паровоз» на «сизом» мизере, безучастно и вяло досиживал до конца расписываемого «сороковничка».


Мне платили студенческую стипендию в размере 45 руб. Почти каждый выходной моя мать давала мне десятку перед отъездом в Нежин.

Всё уходило на карточные долги, ну, ещё на столовую.

Ни о каких «довгих» с сухим вином не могло быть и речи.

Я перешёл на здоровый образ трезвой жизни, хотя постоянное безденежье заколёбывало.


Плюс к тому, Двойка со Славиком играли «на лапу», то есть сговорившись, а это значит – забудь надежду о том, что у тебя сыграет второй король, или третья дама.

Играя «на лапу», двое в 50% случаев оставят одного без взятки, или без виста.

Таков закон – суровый, но справедливый: в картишки нет братишки, среди друзей хлебальником не щёлкай.


( … конечно, тебе ни к чему разбираться во всей этой преф-терминологии. Но для примера достаточно представить пару карманников работающих в маршрутке; один держит жертву за руки, второй обшаривает карманы и вытаскивает деньги.

Разница лишь в том, что ты больше в одну маршрутку с ними не сядешь, а в преферансе ты назавтра придёшь к ним и скажешь:

–Ну, чё распишем пульку?

Об их сговоре мне напрямую было сказано годы спустя после окончания института…)

Разумеется, я примечал их «педальную систему» из почёсывания брови и дёрганья себя за мочку уха под видом рефлекторных телодвижений организма, но мне было наплевать.

Я должен был укротить фортуну даже при столь неблагоприятных обстоятельствах – двое на одного.


Зная, что в 72-й «играют», к нам приходили преферансисты и с других факультетов.

С теми у меня сохранялся примерный паритет.

Мог бы оставаться и в выигрыше, не будь так падок на ненадёжные – «сизые» – мизерá.


Помимо партнёрства в карты Двойка стал источником полезных знакомств.

Симпатичные воспитанные «голубые» из местных пару раз приходили в нашу комнату.

Один рассказывал «голубые» анекдоты:

– Палучи, фашист праклятый, гранату ат савецкава гомосексуалиста!

Он смешно, очень точно передавал «голубые» интонации.


А доктор Гриша рассказывал как, отдыхая на пляже Золотые Пески в Болгарии, он закрывал обзор англичанину, который купался в море, пока его партнёр крал солидные часы из-под шмоток англичанина.

Мы снова смеялись.


Нет, Двойка не был «голубым». Я вообще ни одного «голубого» в институте не встретил.

В чём смысл? Поступить и оказаться в группе из одних девушек?

Так что они просто промелькнули, как весёлый эпизод.


Но доктор Гриша оказался полезным. Один раз он сделал мне больничный аж на двенадцать дней; написал в диагнозе какой-то бронхитис.

Такой милый мужчинка, волосы очень красивые, даже слово «причёска» не подойдёт, лучше сказать – волнистая шевелюра.

Лицо приятное, только рост небольшой. Зато большой коричневый мягкий портфель и походка от бедра, а сзади – шарнирная.

С ним у меня были вполне дружеские отношения, несмотря на разность ориентации. Не то, что с Тугриком.

Кстати, Гриша тоже был женат и имел двух детей; мальчиков.


А больничный на три дня, за острое респираторное заболевание, ОРЗ, я мог и без Гриши получать.

Позади Старого корпуса стояло одноэтажное зданьице – институтский медпункт.

Перед занятиями приходишь, тебе дают градусник и, если есть температура, получи ОРЗ и гуляй три дня.

Только нужно ещё зайти в свою группу и предупредить старосту, чтобы в журнале пометки «absent» не писала, всё равно через три дня справку принесу.


Двойка, как специалист биологии рассказал, что при напряжении мышц температура вокруг них повышается. А подмышкой мышцы есть.

Засунув туда градусник, я начинаю их сокращать и расслаблять под одеждой, пока старшая медсестра по прозвищу Пилюля не скажет:

– Хватит уже.

У меня постоянно получалось не меньше 37.3.


Пилюля очень удивлялась отчего я так часто хвораю, или иммунитета нет?

Впоследствии она разозлилась и стала мне по два градусника выдавать, по одному для каждой подмышки.

Так разница составляла всего одну десятую: 37.3 и 37.2 – всё равно ОРЗ.


И тогда Пилюля озверела:

– Хватит! Раз так – вот тебе направление, иди ложись в городскую больницу.

Но и я не пошёл на попятную, отправился в больницу и пролежал там полторы недели; за ни за что, фактически, из чистой принципиальности.



При всём при этом, не нужно сбрасывать со счетов и моё основное занятие – учёбу.