Почему на кладбище так тихо? Оказавшись здесь, Иви невольно подумала, что весь лихорадочно снующий за стеной транспорт вдруг встал на цыпочки. Она рассмотрела план для входящих сюда впервые и уверенно направилась по асфальтовой дорожке, поблескивающей от июльской жары. Прижимая к груди букет пыльных роз в хрустящем целлофане, Иви миновала плачущих над Библией ангелочков, каменные, скорбные фигуры. Бромптонские постояльцы не любили себя ограничивать. Личности, бесспорно, незаурядные — не простые смертные, думающие о заработке — они могли позволить себе такие надгробия.

В уголке, под тенью старых тисов, Иви обнаружила свежую могилку. Она замедлила шаги. Нельзя сказать, что кладбище — ее стихия. Иви не часто посещала могилы дедушки и бабушки. Это даже было поводом к ссорам с Бриджит. Но в этот раз все было по-другому: она шла сказать «спасибо» старому другу. Это было не так просто. Ведь старый друг сейчас разлагается вот под этим холмиком земли. Она подошла ближе. Очень уж жарко! Дорога, грохочущие машины, автобусы, все эти дома, полные нормальных живых людей… Все это так далеко… Даже если убежать отсюда…

— Боже мой, я никуда не собираюсь убегать! — взывала Иви к своему актерскому дару, чтобы он помог ей справиться с этой вполне мирной сценой.

Она встала на колено. Никакой надгробной плиты, никаких украшений, только сухие кладбищенские венки и букеты, чьи выцветшие краски оживлялись трепетными тенями широкого доброго тиса.

— Привет, Белл.

Глупое чувство неловкости. Но оно не уходило. «Ты же все дни проводишь в костюме Барсука, распевая детские песенки в ритмах рэпа, — напомнила сама себе Иви. — А тут не можешь справиться с простенькой благодарственной речью». Она откашлялась и заговорила:

— Это я, Иви. Я стала немножко старше. — Она помолчала, не зная, как продолжить. — Мне очень жаль, что ты умерла. — «Боже! Что за глупость! Насколько социально корректно, — подумала Иви, — затрагивать тему смерти в разговоре с мертвым? Все равно, что говорить с немцем о войне!» — Это такое тихое местечко, здесь так хорошо лежать… покоиться… — поспешно добавила Иви. — Я пришла сюда, чтобы поблагодарить тебя, Белл. Поблагодарить от всего сердца. Я понимаю, почему ты оставила мне дом, и постараюсь быть достойной. А о жильцах не беспокойся. Со мной они будут в полном порядке.

Иви нагнулась и положила розы. Их бледно-розовый цвет замечательно сочетался с другими чахлыми букетиками.

— О! — Там лежал еще один свеженький подарок. Маленький букетик лаванды, неловко перевязанный тоненькой ленточкой, какие вплетают в косы младшие школьницы; голубой лентой, разрисованной улыбающимися желтыми мордашками. Иви отбросила комок земли с прикрепленной к лаванде записочки. «Мне не хватает тебя», — прочитала она.

Горячие слезы потекли по щекам Иви. Кто-то тосковал по Белл. Как прекрасно, когда кто-то по тебе тоскует. Иви вздрогнула: она ведь тоже была одинокой женщиной и тоже актрисой, совсем как Белл, но разве кто-нибудь стал бы тосковать по ней?

Краешком глаза Иви заметила какое-то движение в кустах. Оглянувшись, она заметила промелькнувшую за деревом темную ткань. Кто-то пожелал остаться незамеченным, поняла Иви, и вскочила на ноги.

— Привет? — плавно произнесла она, стараясь, чтобы голос не звучал тревожно. Мелькнувшая ткань появилась снова в виде девочки с корзинкой, быстро убегавшей между деревьями и статуями.

Изумленная, Иви все смотрела ей вслед. Неприятное беспокойство отступило под шелест ветвей и освежающим ветерком, обдавшим Иви прохладной волной. Она закрыла глаза и прислушалась. Казалось, деревья зашумели громче. Их листья заиграли музыку. Иви показалось, что они рассказывают ей о том, что Белл ее услышала.

3

В северной части Лондона Иви чувствовала себя чужестранкой. Рожденная в Фулхаме, она считала Белсайз-Парк запретной территорией, рядом с которой высились уродливые дома, населенные совсем другими, северными лондонцами.

Одним из таких уродливых домов она теперь и владела.

— Дом номер восемнадцать, Кемп-стрит, — объявил Бинг без особой необходимости, разглядывая трехэтажный дом из серого кирпича, который неколебимо возвышался перед ними. — Он очарователен.

— Он разваливается, — поправила его Иви.

Каждый из них был прав. Белл избегала (или не могла себе позволить) всевозможных усовершенствований, как-то: пластиковые окна, новые входные двери, спутниковые антенны, пристройки и тому подобное. Дальше косметического ремонта дело не доходило. На высоких, простой конструкции окнах краска полопалась и облезла, кирпичи потемнели, на входной двери можно было разглядеть цвета всех трех красок, когда-либо ее покрывавших. Самая последняя была бледно-голубой, за ней проглядывала ярко-желтая, подчеркивавшая мрачность самого дома.

— И садик перед домом приличного размера, — заявил Бинг.

Застревая по колено в кустах ежевики, Иви прокладывала себе путь к крыльцу, бросая на ходу Бингу:

— Что ты агитируешь меня как агент по торговле недвижимостью? Здесь как на Борнео. Почему только три идиота, которые живут здесь практически даром, не могут приложить к этому руки?

— А вот и одна из них, — протянул Бинг. — Почему бы не спросить непосредственно у нее?

Иви повернулась и оказалась лицом к лицу с девушкой (угораздило же!), только что появившейся из-за входной двери и хмуро смотревшей на нее с прогнившей верхней ступеньки; прямо у ее ног сидела малышка. Ее хмурый вид, как со временем узнала Иви, не был вызван тем, что Иви назвала ее идиоткой; он был присущ ей постоянно, как смерть, налоги или «Коронейшн Стрит»[4].

— Вы новая хозяйка? — спросила девушка с сильным ланкаширским акцентом. Ей удавалось быть одновременно и агрессивной, и безразличной.

— Да, меня зовут Иви Крамп.

Удивительно, но лицо девушки не изменилось. Иви почувствовала облегчение. Все от ее имени давились со смеху. Она поднялась по ступенькам и протянула руку для пожатия — совсем как настоящая хозяйка дома.

Девушка бросила на нее недоверчивый взгляд и прошла мимо как ни в чем не бывало.

— Я Кэролайн, а это Милли, — бросила она через плечо, преодолевая бурную растительность местного Борнео на пути к покосившимся воротам. — Я задолжала старухе за полторы недели. Не парься. Я заплачу.

После паузы, глядя на ее удаляющуюся по Кемп-стрит фигуру, Бинг заметил:

— Мне она понравилась.

Иви рассмеялась, но быстро вернулась в прежний образ.

— И что это Белл так за нее беспокоилась? С ней явно все в порядке.

— Может, она окажется другой, когда ты ее получше узнаешь? — философски предположил Бинг и одним прыжком оказался рядом с Иви. — Может, ей приходится очень много работать, чтобы заработать хоть на это?

Он склонился вперед и потянул до отказа скрипучую входную дверь.

— Нет, ни в какую. Для начала придется воспользоваться ключами, мисс Домовладелица.

— Идет, — согласилась Иви.

— Не-ет, отвали, — игнорируя ее новый статус, Бинг подхватил Иви на руки как какую-нибудь беспомощную старушку. — Позволь мне сделать все как следует. Ты открываешь дверь, а я заношу тебя через порог. Может, кто-то о такой минуте мечтает всю жизнь!

— Благодарю. Так что, открывать дверь?

— Хоть я и первоклассный танцор с выносливостью отлично натренированного спортсмена, мне никогда не приходилось поднимать что-либо более тяжелое… Разве что настоящий крест в школьном спектакле, где я играл Иисуса…

Иви не удосужилась посмеяться над его шуткой. Она наклонилась с ключом, но как раз в этот момент дверь неожиданно отворилась.

— О! — воскликнул появившийся из-за нее растрепанный человек.

— Ого! — отозвалась Иви. — Я хотела сказать: здравствуйте. Я — Иви Крамп, ваша новая хозяйка. О Боже, не ваша, конечно же, а хозяйка дома. Извините, так глупо получилось.

По всей видимости, ее постоялец очень смутился. Из него посыпались бессвязные слова:

— Довольно. Хорошо… Ах… А теперь…

Это был высокий, живописно неопрятный мужчина с рыжими волосами. Любой отдельно взятый предмет его одежды — будь то твидовая куртка, клетчатая рубашка, грубые башмаки, в конце концов! — казалось, должен был принадлежать человеку либо значительно превосходящему его по размеру, либо намного уступающему по габаритам. Мягкий голос делал его похожим на немного спятившего с ума ученого. Его бесцветную одежду оживлял румянец смущения.

— Я ужасно сожалею, — выдохнул он наконец без запинки, — что испортил вам начало медового месяца!

Иви быстро замигала. Бинг грубо захохотал.

— Чтобы я на ней женился! — выкрикнул он, забыв о галантности. — Слушай. Пойми ты, наконец. Сегодня Иви сюда въезжает. Она — новая хозяйка этого дома. Я ее друг, Бинг, и я — стопроцентный гей.

От последнего слова на лице человека застыло выражение ужаса. Как будто, как припоминал позднее Бинг, что-то электрическое всадили ему в задницу. Когда он все-таки пришел в себя, то сообщил, что его зовут Бернард Бригз.

— Да-да, все в порядке, вас так именно и зовут, а теперь позвольте нам войти, — сказал Бинг.

Бернард так вжался в стену, будто мимо него должно было промчаться стадо рогатого скота.

Иви оглядела мрачную коммунальную прихожую, высокий потолок с лепниной, тяжелые двери и деревянный пол в темных разводах.

Бинг закрыл дверь за Бернардом, который поспешил выскользнуть наружу, и ликующе прокричал:

— Это все твое!

— Да, вся эта рухлядь — моя. Все эти сгнившие дверные косяки — тоже мои. И даже мышиные какашки, которые я вижу вон там в углу — тоже мои!

Широкие плечи Бинга поникли.

— Развеселила, как всегда, — сказал он. — А ты хоть представить себе можешь, как я тебе завидую?

— Ты? Завидуешь? Мне? — тупо переспросила Иви.