— А что же Кевин?

Габриэль знала, что Кевин несколько по-другому смотрел на вещи. Для него успех был осязаемым и воплощался в новых вещах, машинах и одежде. Это выдавало в нем человека непросветленного, но еще не говорило о том, что он преступник. К тому же прагматизм делал Кевина замечательным партнером.

— Остальные сорок процентов он ссудил в банке.

— И ты не стала наводить никаких справок перед тем, как открыть салон?

— Конечно, нет. Я же не дура. Для мелкого предприятия местоположение — главный фактор успеха. В Гайд-Парке имеется постоянный приток…

— Постой, — он поднял руку, заставив ее замолчать. — Я не об этом. Я хотел узнать, не возникало ли у тебя мысли проверить прошлое Кевина, прежде чем вкладывать столько собственных денег?

— Уголовного расследования я не проводила, но побеседовала с его бывшими работодателями. Все они дали о нем отличные отзывы. — Она знала: то, что она скажет дальше, Джо все равно не поймет, но молчать не стала. — К тому же я медитировала, прежде чем дать ему ответ.

Он выпрямился на стуле и хмуро сдвинул брови.

— Медитировала? Неужели ты не знаешь: для того, чтобы основать дело с малознакомым человеком, одной медитации мало?

— Нет, не знаю.

— Черт возьми!

— Это была карма.

Раздался громкий стук: ножки стула ударили в пол.

— Ты опять за свое?

— Моя карма меня наградила. Я была несчастлива и без работы. Кевин дал мне возможность работать на самое себя.

Джо помолчал.

— Ты хочешь сказать, — качал он, — что предложение Кевина было наградой за какой-то хороший поступок, который ты совершила в прошлой жизни?

— Нет, я не верю в реинкарнацию. — Ее вера в карму приводила некоторых людей в замешательство, и она не ждала понимания со стороны детектива Шанахана. — То, что я стала работать с Кевином, было мне наградой за что-то, совершенное в этой жизни. Я убеждена, что хорошие и плохие поступки влияют на нас сейчас, а не после нашей смерти. Умирая, мы переходим в совершенно иную плоскость сознания. То просветление и тот духовный опыт, которые обретает человек в этой жизни, определяют, в какую плоскость воспарит его душа.

— Ты говоришь про рай или ад?

Она ждала от него дилетантского вопроса и поэтому не удивилась.

— Уверена, что ты называешь это раем.

— А как называешь это ты?

— Обычно никак. Это может быть и рай, и ад, и нирвана. Все, что угодно. Одним словом, то место, куда отлетит моя душа после смерти.

— Ты веришь в Бога?

Ей часто задавали этот вопрос.

— Да, но не совсем так, как ты. Я верю, что, приходя на цветущий луг и предаваясь там поискам внутреннего умиротворения, я соприкасаюсь с волшебной красотой, которую сотворил наш Господь. Я верю, что лучше соблюдать десять заповедей, чем сидеть в душной церкви и слушать наставления священника. На мой взгляд, между религиозностью и духовностью существует большая разница. Не знаю, можно ли быть и религиозным, и духовным одновременно. Но многие носят религию как ярлык, не вдаваясь в ее глубинный смысл. Духовность же — это совсем другое. Она исходит из сердца.

Она думала, Джо будет смеяться или посмотрит на нее так, как будто у нее вдруг выросли рога и копыта. Но он наконец-то ее удивил.

— Наверное, ты права, — сказал он, вставая, потом поставил салатницу в тарелку, собрал свое столовое серебро и пошел в кухню.

Габриэль отправилась следом и увидела, что он мрет свою тарелку в раковине. Она и предположить не могла, что детектив Шанахан относится к тому типу мужчин, которые моют после себя посуду. Наверное, все дело в его суровой внешности. Такие мачо, как он, обычно расплющивают о свой лоб пивные банки.

— Скажи, — попросил он, выключая воду, — то, что я арестовал тебя в парке «Джулия Дэвис», — это тоже карма?

Она скрестила руки на груди и прислонилась бедром к кухонной тумбочке возле раковины.

— Нет. Наша встреча мной не заслужена. Я никогда не совершала настолько плохих поступков.

— Может быть, — произнес он тихим волнующим голосом, глядя на нее через плечо, — я твоя награда за хорошее поведение?

По спине Габриэль пробежала легкая дрожь, но она не обратила на это внимания. Неужели какой-то эмоционально ущербный коп может ее соблазнить? Да не бывать этому!

— Очнись! Ты почти так же просветлен, как гриб-мухомор, — сказала она и кивнула на плиту с грязными кастрюлями. — Ты перемоешь всю посуду?

— Ну уж нет. Хватит и того, что я сам приготовил обед.

«Ничего себе сам! — мысленно возмутилась Габриэль. — Я резала хлеб и заправляла салат. В наше время мужчинам пора выходить из пещер и помогать женщинам». Но она решила оставить эти умозаключения при себе.

— Тогда до завтра. Придешь рано?

— Да. — Он сунул руку в карман джинсов и достал связку ключей. — Но в пятницу я буду давать свидетельские показания в суде, так что появлюсь только после полудня.

— В пятницу и субботу я буду на фестивале «Кер».

— Знаю. Я загляну к тебе в палатку.

Ей не терпелось поскорее спровадить детектива и избавиться от того нервного напряжения, которое он в ней вызывал.

— Не надо.

Он поднял глаза от связки ключей и склонил голову на бок.

— Я все равно приду, чтобы ты по мне не соскучилась.

— Не волнуйся, не соскучусь.

Он усмехнулся и пошел к задней двери.

— Будь осторожнее! Я слышал, что ложь создает плохую карму.

Джо поставил свой красный «бронко» в самый дальний угол стоянки. Этой машине было всего два месяца, и он не хотел, чтобы какой-нибудь мальчишка поцарапал дверцы. Стрелки часов показывали половину девятого. Закатное солнце висело над самыми вершинами гор, окружавших долину.

В продуктовом магазине было немноголюдно. Войдя в торговый зал, Джо взял пакет с мелкой морковкой — любимое лакомство Сэма.

— Эй, это ты, Джо Шанахан?

Джо поднял голову и увидел женщину, которая укладывала в тележку кочаны капусты. Она была маленького роста, хрупкая, с густыми каштановыми волосами, забранными в хвост на макушке. На ее миловидном, точно отмытом до блеска личике почти не было косметики. Смотревшие на него большие голубые глаза показались Джо смутно знакомыми. «Бывшая преступница? Когда же я ее арестовывал?»

— Это я, Энн Камерон. В детстве мы были соседями. Я жила на одной улице с твоими родителями. Ты ухаживал за моей старшей сестрой, Шерри.

Ах вот оно что! В десятом классе он обнимал Шерри на заднем сиденье «шевроле-бискайна», машины его родителей. Она была первой девчонкой, которая разрешила ему потрогать ее грудь под бюстгальтером. Ладонь, прижатая к обнаженной девичьей груди, — незабываемый момент для любого парня!

— Конечно, я тебя помню. Как дела, Энн?

— Хорошо. — Она бросила в свою тележку еще несколько кочанов и потянулась к пакету с морковью. — Как твои родители?

— Как обычно, — ответил Джо, оглядывая гору овощей в ее тележке. — У тебя что, большая семья или ты выращиваешь кроликов?

Она засмеялась и покачала головой.

— Ни то и ни другое. Я не замужем, и детей у меня нет. Я держу кафе на Восьмой улице, и сегодня у меня закончились продукты, а следующую партию доставят только завтра днем. Вот я и закупаю овощи, чтобы народ, который придет на ленч, не остался голодным.

— Кафе? Значит, ты хорошо готовишь?

— Я отменная кухарка.

Часа два назад он слышал такое же заявление от женщины в серебристом бикини, которая потом благополучно ушла к себе в спальню, предоставив ему возиться с обедом.

— Заходи, я приготовлю тебе сандвич, макароны или креветочный коктейль. Поболтаем, вспомним старые времена, — сказала она с улыбкой.

Джо окинул взглядом ее ясные голубые глаза и ямочки на щеках. Нормальная девушка. Вроде бы никаких признаков безумия, впрочем, с первого взгляда не определишь.

— Скажи, ты веришь в карму и ауру? Слушаешь ли ты Янни?

Улыбка ее померкла. Она посмотрела на него как на умалишенного. Джо засмеялся, подбросил пакет в воздух и поймал его.

— Ладно, приду. Где там на Восьмой улице?

***

Габриэль прибирала в своих шкафах и тумбочках только по мере необходимости. К сожалению, такая необходимость возникала очень редко.

Она капнула в раковину жидкого мыла с запахом лимона и налила туда же теплой воды. Может быть, вымыв кастрюлю из-под бефстроганова, она преисполнится желанием навести порядок в кухонных столах, чтобы ее дуршлаг не упал на ноги следующему гостю, как это было с Джо?

В тот момент, когда Габриэль натянула на руки желтые резиновые перчатки, зазвонил телефон. Она сняла трубку после третьего звонка и услышала мамин голос.

— Как там Бизер? — начала Клер Бридлав вместо приветствия.

Габриэль оглянулась через плечо на большой меховой клубок, устроившийся на коврике возле задней двери.

— Изнемогает от удовольствия.

— Хорошо. Как она себя вела?

— В основном ела и спала, — ответила Габриэль. — А ты где? Здесь, в городе?

— Мы с Иоландой у твоего дедушки. Приедем в Бойсе завтра утром.

Габриэль зажала телефонную трубку между ухом и плечом и спросила:

— Как отдохнули?

— Замечательно, но я должна тебе кое-что рассказать. Нам с твоей тетей пришлось прервать нашу поездку, потому что меня преследовало одно нехорошее предчувствие. Мне казалось, что с кем-то из здешних соседей должна произойти ужасная трагедия и виновником этой трагедии будет твой дедушка. Вот я и поспешила домой, чтобы всех предупредить.

Габриэль посмотрела на грязные тарелки в раковине. Вся ее жизнь летела в тартарары, и у неё не было никакого настроения путешествовать вместе с матерью по сумеречной зоне сознания.

— Что случилось? — спросила она, хоть и знала, что мать все равно ей расскажет.

— Три дня назад, когда мы с тетей Иоландой были в Мексике, твой дедушка задавил пуделя миссис Янгермен.

Она чуть не выронила трубку, пришлось подхватить ее мыльной рукой.