Бросает на меня быстрый взгляд:

— Нет, не хочу.

— А почему? — закидываю ногу за ногу.

— Потому что, судя по твоему возбужденному виду, ты сама мне это сейчас расскажешь.

На этой фразе, брошенной им то ли случайно, то ли нарочно (что, кстати, скорей всего!), в моей голове всплывает незабываемая сцена с парковки. Я в его руках. Я извиваюсь. Я хочу большего. Я просто его хочу, и… одернув себя, поджимаю губы и прячусь за кружкой с дятлом:

— Я вчера в пять вечера была в одной поликлинике.

Мерный стук пальцев по клавиатуре и быстрый кивок:

— Рад за тебя. Надеюсь, у тебя всё хорошо со здоровьем?

— Что-то сердце с утра покалывает, — в тон ему отвечаю я.

— Могу по дружбе тебя осмотреть, — легкая ухмылка.

— Спасибо, не надо. Я лучше к другому врачу запишусь.

— Валяй.

— А где ты вчера был?

— Во сколько? — Он поднимает на лоб очки и рассматривает сложный трехмерный график на мониторе компьютера.

— В пять вечера, — скрипучим голосом напоминаю я.

— Ах да, точно. Тогда здесь.

— И чем ты занимался?

— Делами, — рука с длинными пальцами опускается на серебристую «мышку» и аккуратно и ловко подправляет график.

— Делами — это, прости, какими? — отпиваю из чашки.

— Делами — это консультировал тяжелобольного. — Опускает очки на нос и любуется на свой график.

— В телемедицинском центре? — выстреливаю я ему в лоб.

— Точно. — Он снова принимается быстро печатать, добавляя текст к графику.

— Отлично, — я со стуком ставлю кружку на журнальный столик. — Тогда, может, подскажешь мне, кто такой Андрей Евгеньевич Литвин?

— Ну, — Сечин пожимает плечами, — судя по всему, человек, раз у него есть имя, отчество и фамилия.

«Он что, издевается?» Растеряв последние остатки терпения, вскакиваю, подхожу к его столу, опираюсь о стол руками и наклоняюсь — так, чтобы видеть его лицо.

— Арсен, посмотри на меня, — требую я.

Зеленовато-карие, подсвеченные голубым светом монитора, глаза поднимаются, проезжаются по моей груди, обнаженной шее, приоткрытым губам и останавливаются на уровне моей переносицы. Сечин откидывается в кресле, его руки продолжают спокойно лежать на клавиатуре. — Пожалуйста, ответь мне всего на один вопрос: это ты устроил к нему Данилу?

— К нему, это к кому? — уточняет он.

— К Литвину!

— А почему такие выводы? — указательный палец принимается гладить серебристую клавишу.

— Почему? Да потому что к Литвину меня направил Савушкин, который рекомендовал мне тебя. А ты… — и тут я осекаюсь. «А действительно, — проносится в моей голове, — к Литвину меня отправил именно Валерий Иванович». Растерянно гляжу на Сечина. А на его губах расцветает знакомая мне усмешка.

— Ну, — подбадривает он меня, — дальше. Я тебя внимательно слушаю.

Я медленно выпрямляюсь, впиваюсь зубами в мякоть щеки. Как доказать то, что я чувствую? По факту, у меня нет ничего против него — просто я журналистка с профессиональным чутьем, отточенным за годы работы в «Останкино» почти до идеального. «А по совместительству, ты ещё и глупая девочка, которая решила взять его на слабо, и вот теперь истеришь и действительно становишься похожей на дятла».

Я отворачиваюсь и отхожу к окну, чтобы не расплакаться от обиды.

— Саш? — осторожно зовет он меня, наблюдая за мной.

— Ничего, всё нормально… Пожалуйста, извини меня… Просто день был тяжелым. — Смотрю в окно и слышу, как за моей спиной откатывается его кресло. — Не надо, — прошу я, — я уже успокоилась.

— Оно и видно. — Он в два шага подходит ко мне. Делаю попытку отойти в сторону, отстраниться, но мне на талию уже легли две его твердых ладони.

— Не надо, не трогай меня, — успеваю предупредить я, когда он с неожиданной силой разворачивает меня к себе и, легко оторвав от пола, точно это не у меня рост метр семьдесят семь и не я вешу пятьдесят восемь килограмм, усаживает меня на свой стол. Его проницательные глаза, приближенные стеклами очков, оказываются совсем рядом.

— Что произошло вчера, что ты так завелась? — он удерживает меня за талию. Испуганно кошусь на дверь. — Не бойся, ты её и захлопнула. Помнишь, щелчок был? Замок сломан, и теперь отпереть дверь можно только изнутри. В крайнем случае, слесаря вызовем… Так что случилось? Или это я тебя так чашкой с дятлом прижал? — Он виновато улыбается и принимается медленно, вверх-вниз, водить ладонями по моим плечам, по рукам, упирающимся в столешницу, с которой я безуспешно пытаюсь спрыгнуть. Заметив мои корчи, он придвигается ближе, буквально ввинчивается бедром между моих ног и раскидывает их в стороны. — Так что случилось?

Голос совсем тихий. От этого шепота — трескучий мороз по коже, мурашки по спине, комок в груди и знакомый жар в низу живота, заворачивающийся в тугую пружину. Я знаю, что это такое.

— Не надо, — пытаюсь защититься я.

— Почему?

Отвожу глаза. Стянув с носа очки, он бросает их на свой стол, прижимает к моей щеке теплую ладонь, большим пальцем медленно водит по скуле, указательным — по мочке уха и чувствительной ямочке за ним, где так остро ощущаются прикосновения.

— Саш, посмотри на меня. — Я качаю головой. — Саш, я все равно от тебя не отстану. Так что произошло?

«Но ведь и ты мне правды не скажешь!»

Хватаюсь за лацканы его пиджака, сама не понимая, что я хочу сделать: то ли оттолкнуть его, то ли притянуть ближе. Его зрачки расширяются, ресницы вздрагивают, и на лице проступает скрываемое им напряжение. Что за этой маской мужчины, который привык себя контролировать? Этого я не знаю, но его взгляд бьет меня, словно током, точно между нами шарахнуло двести тридцать вольт, и мы превратились в две шаровые молнии, стремительно всасывающие друг друга глазами, несущиеся друг к другу.

— Саш, ты мне ответишь?

— Нет. — Разжимаю пальцы. Через секунду я его отпущу.

— А знаешь, ты совершенно права: на хрен все разговоры. — Отступив, он в два рывка стягивает пиджак, который, совершив кульбит, приземляется на соседнее кресло.

— Ты что делаешь? — ошеломленно шепчу я.

— Ничего. Всё, хватит. Иди сюда.

Перехватив мои запястья, он забрасывает их на свои напряженные плечи. Ловит меня за затылок и, сломив мое сопротивление, впивается в мои губы. То, что начиналось как поцелуй, ровно через секунду превращается в схватку. Он с силой берет мой рот. Я отвечаю ему и ногтями впиваюсь в мускулы его рук, ходящие под тканью рубашки. Царапаю его шею, затылок, жадно кусаю в губы, пробиваясь туда языком. Он с шипением выдыхает воздух, хватает меня за талию и, продев пальцы в петли на поясе моих джинсов, рывком насаживает меня на себя.

— Ты… — я теряю дыхание, впервые по-настоящему ощутив его возбуждение.

— Нет, это сделала ты. Господи боже, как же ты пахнешь, — шепчет он в мои губы. — От этого запаха и лица с ума можно сойти.

Впиваясь в мой рот, он резко делает бедрами всего одно поступательное движение. И — всё. Я больше не могу с этим справиться. Потерявшись в ощущении его близости, прячу лицо у него на шее, давлю стон в крохотной, точкой, родинке под его подбородком и запускаю пальцы под ворот его рубашки.

«Всего один раз, — бьется и мечется в моей голове, — пусть это будет всего только раз. Я хочу этого. Я могу, я имею право себе это позволить, потому что, чтобы хотеть мужчину вот так, как хочу его я, нужно сначала десятки раз мысленно кончить с ним до контакта. И это было у меня только с ним. И я никогда не пожалею об этом, потому что это будет всего один раз, а я сделаю так, что никто, никогда и ничего не узнает».

— Ты меня задушишь, — шипит он, силясь улыбнуться. — Галстук стащи. Или воротник мне расстегни.

Оставляя жадные влажные поцелуи на его скуле, я рву узел, тяну с него галстук. Он сильней прижимается бедрами, тяжело дышит и рывками задирает мой свитер вверх. Быстро проводит пальцами по резинке лифчика, ищет застежку. Сообразив, что лифчик спортивный и застежки на нем просто нет, сдергивает его с груди. Ладонь жадно сжимает холмик, он наклоняется и лижет нежную бледно-розовую ареолу. Горячий рот, ласкающий язык, влажная гладкость зубов. Легкий укус — и ладонь, прижатая между моих распахнутых ног. Я вскрикиваю, он затыкает мой рот поцелуем, и я вообще перестаю думать. В голове образовывается взрыв ослепительно-белого цвета, я зажмуриваюсь и, запрокинув лицо, несусь в бесконечную черную дыру, откуда всего миллиметр до моего окончательного падения, когда из темноты доносится его хриплый, словно надсаженный голос:

— Нет, ну его на хрен. Если это произойдет здесь, я потом себе этого никогда не прощу. Вставай, поехали.

Медленно, мучительно медленно я возвращаюсь в действительность. Открываю глаза. С трудом развожу дрожащие от напряжения ноги, которыми, оказывается, успела обнять его бедра. Он возвращает мой лифчик на место, небрежным рывком опускает мой свитер вниз. Отступает, поглядывая на меня, быстро заправляет в брюки рубашку и протягивает мне руку:

— Вставай, поехали.

— Куда? — теряюсь я, как ребенок.

— К тебе, ко мне. В гостиницу. Хоть к черту на рога — куда ты хочешь, главное, чтобы ехать туда было максимум десять минут и там была кровать, а не место, где я фактически живу и работаю.

Такое ощущение, что он брызнул мне в лицо холодной водой.

— Нет, только не так, не надо, — шепчу одними губами. — Пожалуйста, не убивай момент.

Но самое главное он всё-таки услышал.

— Что значит «нет»? — Стиснул челюсти, под кожей щек четко обозначились его желваки. — Саш, я не понимаю, это что, продолжение позавчерашней дурацкой игры?