И я решила: раз Игорь начал придумывать свой план, то и на мои условия он согласится.

— А теперь вот что, — Игорь наклонился ко мне, словно собирался поправить подол моей юбки, но вместо этого придавил тяжелой влажной ладонью моё колено. Я дернулась, но Соловьев придвинулся ближе, и его взгляд начал блуждать по моему лицу: — Для начала, спасибо за откровенность, я её оценил. Согласен, лучше играть в открытую, чем в прятки и поддавки. Так что буду с тобой откровенен так же, как ты: усыновление мне в принципе не интересно. Но эта та цена, которую я готов заплатить, потому что переехать на ПМЖ в ЕС с моей профессией журналиста просто так не получится — я узнавал, — а сидеть в этой стране я больше года не собираюсь. Я вообще рассчитываю свалить отсюда максимум через год, то есть к следующему лету, потому что ровно столько времени мне понадобится, чтобы собрать деньги и документы. В своё время ты с твоими амбициями и здравым смыслом показалась мне неплохим вариантом, к тому же — давай уж совсем честно! — нам было неплохо вместе. Я поддерживал тебя, ты помогала мне. И хотя я не очень хорошо понимаю, почему ты ставишь условием брака наш последующий развод, обещаю не идти против тебя. Если ты через год вообще будешь настаивать на разводе! — усмехнулся Соловьёв. — Теперь что касается усыновления... вообще-то, с моими связями оформить его легко, но отменить ещё проще. — Я вздрогнула, и Игорь, как краб, впился пальцами в мою ногу, придвинулся ещё ближе, душа меня своим горячим дыханием и слишком приторным запахом after shave. — Так что с этого момента мы пара, Сашка. Мы для всех официально пара: для коллег, для твоего отца, для твоей матери. Никто и ничего не должен знать. В противном случае наш брак посчитают фиктивным, а это грозит осложнениями с получением мной гражданства. И последнее… — Игорь наконец отпустил мою ногу, вернул подол юбки на место и даже одобрительно похлопал меня по коленке, — что бы ты сейчас ни думала обо мне, я, Сашка, не мерзавец. Я тоже понимаю, что этого парня надо лечить. Я подумаю, что можно сделать. Но учти: останется ли этот «заяц» с тобой — ты ведь так его называешь? — теперь зависит лишь от тебя. И если ты хотя бы попытаешься меня кинуть, то можешь распрощаться с надеждой на то, что ты вообще увидишь своего «зайца», потому что я накатаю в органы опеки и попечительства такое письмо, что тебя и близко к нему не подпустят. Всё ясно?

Я смотрела на мужчину, сидящего в кресле напротив меня, веря и не веря, что это Игорь. Тот самый Игорь, который когда-то сделал всё, чтобы очаровать меня. Тот самый Игорь, который умел красиво ухаживать. Тот Игорь, который вызывал уважение у мужчин и восхищал женщин. Я считала, что за полгода хорошо изучила его, но нам только кажется, что мы знаем людей, если они с нами спят, едят и разговаривают, пока ты не наступишь на горло их песне. Вот тогда они и покажут тебе своё истинное лицо.

— Саш, ты всё поняла? — Игорь повысил голос, и я медленно кивнула. — Ну и славно. А теперь поехали в «Останкино», у меня правда через два часа совещание. — Игорь отвалился от меня, пристегнулся, завёл машину. — Ремень накинь, — посоветовал он и, заметив мои дрожащие руки, снисходительно усмехнулся: — Знаешь, что самое интересное? Твоя мать считала, что я твердо стою на ногах, потому что я живу разумом, а ты — сердцем. Но мы всегда в дураках у своего сердца, Саша. Мы всегда у него в дураках…


«Неизвестные причины замедляют ход картины» — мягким голосом мурлыкнула на моей кухне Ёлка. «Мобильный… кому я понадобилась?»

Я вздрагиваю и возвращаюсь в настоящее. Проскочив коридор, влетаю в периметр кухни, где на столе уже прыгает мой телефон. Не разбирая номера, хватают iPhone и прижимаю его к уху.

— Да, — прошипела я.

— Саша? Добрый день, это Валерий Иванович из поликлиники. Я вас разбудил? — смеётся мужчина.

Для справки: Валерий Иванович — это тот врач, к которому мы с Данилой попали после полугодичных мытарств в престижных клиниках, рекомендованных знакомыми Игоря, и тот самый врач, который, разговорившись со мной, посоветовал мне попытаться пристроить Данилу на консультацию в «Бакулевский».

— Нет, не разбудили. — Я прикрываю трубку рукой, попутно косясь на закрытую дверь комнаты, где ещё спит мой «заяц».

— Саша, у меня есть для вас отличная новость, — радостно заявляет Валерий Иванович, — у меня получилось организовать для вашего парнишки обследование в «Бакулевском» у одного из лучших специалистов по детской кардиологии, который, кстати, учился с Сечиным.

— Да вы что? — я недоверчиво поднимаю бровь. — Но вы же сами сказали, что самый лучший кардиолог в нашей стране — Сечин?

— Ошибся, — оптимистично фыркает Валерий Иванович. — А вообще-то, я с самого начала вам говорил, что Даниле нужен не взрослый, а детский врач, и к нам вчера как раз поступила льгота на прием у такого врача. К тому же, нашелся один хороший человек, который за вас попросил.

«Что ни день, то новости…» Я поднимаю глаза и ловлю своё отражение в висящем в прихожей зеркале. У меня круглые удивленные глаза, брови домиком и резинка на макушке, при помощи которой я собрала волосы в самый уродливый пучок в своей жизни. Поморщившись, сдергиваю резинку. Но есть одна мысль, которая упорно вьет гнездо в моей голове.

— Валерий Иванович, а как фамилия этого детского врача? — приглаживая волосы, спрашиваю я.

— Литвин.

— А — вашего хорошего человека?

Вы уже поняли, что у меня на уме? Вот именно: мне кажется, что тут не обошлось без вмешательства незабвенного доктора Сечина.

— О, Сашенька, это большой человек. И его фамилия настолько известна в наших узких медицинских кругах, что посторонним ее нельзя называть, — ёрничает Валерий Иванович.

Странно, но это объяснение не переубеждает меня. Больше того, вся эта история с невесть откуда взявшимся спонсором кажется мне всё подозрительней. Но, с другой стороны, замешен ли в ней Сечин или нет, сейчас не так важно, потому что у меня наконец появилась реальная возможность отправить Данилу в «Бакулевский» к врачу, который учился с Сечиным, а значит, и сам вряд ли окажется плохим специалистом.

— Валерий Иванович, как зовут Литвина и куда нам с Данилой подъехать?

Валерий Иванович прекращает резвиться, называет мне его имя, отчество и говорит:

— Саша, запомните, а лучше запишите: Данилу нужно привезти на обследование завтра, но не в «Бакулевский», а в поликлинику, которую «Бакулевский» обслуживает. Адрес: Ленинский проспект, дом восемь, второй корпус, кабинет номер сто пять, пять вечера. Захватите учетную карточку Данилы и все его документы.

— А деньги брать? — интересуюсь я.

— Ну, и деньги возьмите. Хотя наш с вами замечательный спонсор, по-моему, уже за всё расплатился, — Валерий Иванович снова хихикает.

— Валерий Иванович, спасибо вам огромное, — искренне, от души благодарю я.

— Не за что, Сашенька, обращайтесь. Рад помочь, до завтра — завтра увидимся в поликлинике, я тоже там буду.

Валерий Иванович прощается и вешает трубку. Я возвращаю iPhone на стол. Вспомнив о том, что сегодня в двенадцать мне надо звонить Сечину по поводу съемок «дорогой» передачи, которые я ему навязала, я мысленно чертыхаюсь.

«Ну и кто тебя за язык тянул?» — ругаю себя я. В голову тут же приходит заманчивая мысль отменить звонок Сечину: он же сам говорил, что это мне решать, звонить мне ему или нет? Но вся беда заключается в том, что я, идиотка, ещё вчера успела сообщить Игорю, что Сечин на съемки согласен, а Соловьев, в свою очередь, сгонял к нашему генеральному и обнадежил его, что с «Бакулевским» после провала ток-шоу проблем нет, а в сетке вещания даже появится моя авторская программа о «Бакулевском». Так что деваться мне, в общем, некуда, кроме как самой зайти к генеральному, но сразу положить ему на стол моё заявление «по собственному».

«Значит, всё-таки придется звонить…» Очень хочется закурить, но, когда дома Данила с его шумами в сердце, этого делать категорически нельзя, так что я, бросив взгляд на часы, поднимаю руки и на ходу собирая волосы в хвост, отправляюсь будить «зайца». Открыла дверь и услышала его мерное дыхание. Подошла ближе, присела на корточки перед его кроватью. Посмотрела на его взлохмаченную голову, потрясла Данилу за теплое плечо, выбившееся из-под толстого одеяла:

— Дань, просыпайся.

Сопение тут же прекращается. Тем не менее, этот шельмец упорно продолжает делать вид, что он спит. Впрочем, на его месте я бы тоже не спешила вставать, чтобы возвращаться в детдом.

— Дань, — вздыхаю, — вставай. «Гостевой режим», к сожалению, кончился.

Для информации: «гостевым режимом» называется временное пребывание ребенка из детдома в твоей семье. Пройдя семь кругов ада, я собрала кучу справок, продемонстрировала всем любопытным чиновникам из органов опеки своё жилище и даже объяснила, кем является в моей жизни Игорь. К счастью, кто для меня Игорь в действительности, органам опеки и попечительства пока неизвестно, как неизвестно и то, что Данила, когда в доме нет Игоря, берет на себя наши с ним завтраки, потому что в дополнение ко всем моим недостаткам, готовить я не умею, химией соединения мяса с сковородкой совершенно не владею, и мою стряпню Данила называет ничем иным, как превращением нормальных продуктов в содержимое помойного ведра.

Вот и сейчас Данька открывает глаза, повозившись, переворачивается на левый бок, подпирает рукой голову и с легкой насмешкой спрашивает:

— И тебе доброе утро. Что, Саша, есть хочешь?

— Очень, — киваю я. — Вставай, я кому говорю?

— Что будем? Омлет или яичницу?

— Что сделаешь, — примерившись, я легонько щелкаю его по носу.

Данька трет ладонью лицо.