Ожидая, когда в зрительный зал откроется дверь и в студию начнут запускать людей, старожилы с удобством устраиваются в холле, в пластиковых креслах. Те, кто со съёмочным процессом пока не знаком или приехал издалека (в массовке пятьдесят процентов приезжих), топчутся у закрытых дверях за канатом заграждения. Среди них снуют модераторы возраста Гены и Тани. Отличить модераторов от массовки довольно легко — первые обычно одеты в синие футболки с логотипом канала и надписями на спине: «LEVA», «NINA», «SVETA».

— Если будете плохо хлопать, то отправим вас на передачу к Малышевой или на «Давай прямо завтра поженимся», — время от времени веселят толпу модераторы. Старожилы не обращают на эти дежурные шутки никакого внимания, но те, кто оказался здесь в первый раз, хихикают и переглядываются. Какой-нибудь парень, или девчонка, или даже семейная пара обязательно отловит модератора, отведет его в сторону и шёпотом поинтересуется, а оставлены ли им места на ближнем к сцене ряду?

— Конечно, оставлены, — уверит их «SVETA», хотя максимум, что она сделает, так это положит на спинку кресла сложенный вдвое пустой лист бумаги.

— Но ведь кресла займут! — справедливо возмутится семейная пара.

— Не займут, если вы прыгнете за ограждение, когда всех будут пускать в зрительный зал.

Нормальный совет, да? Но самое занятное заключается в том, что когда дверь в студию откроется, то солидная семейная пара лихо — да так, что Исимбаеву с шестом за пояс заткнёт — перепрыгнет через канат заграждения и исчезнет в самом начале очереди. Старожилы скопом ринутся на облюбованные ими места. Все остальные втиснутся в зал, когда все хорошие места будут уже заняты.

Но вы никогда и ничего из этого не увидите, потому что наша задача — показать вам глянец и блеф, а не скучный съёмочный процесс в декорациях. Кстати, о декорациях… последние довольно обшарпаны, потому что у девяноста процентов снимаемых в «Останкино» передач нет своей студии, так что задники и подиумы приходится постоянно разбирать и собирать, перетаскивая из одной студии в другую. В этом плане в «Останкино» повезло только «Первому», ну и ещё «НТВ», которые традиционно работают в выделенных для них помещениях. Все остальные вынуждены монтировать декорации заново каждый раз и снимать передачу так, чтобы картинка в кадре спрятала все недочёты.

Массовка в студии увидит больше вас: весь передний план студии, состоящий из подиума, где будут сидеть «говорящие головы» (специально приглашенные эксперты), зрительный зал, съёмочную площадку с перманентно ругающимся режиссером (Лидой), камеры, напоминающие футуристические летательные аппараты, операторов, жующих жевачку, мощный, бьющий в глаза, ослепительный свет, плазмы, развешенные по периметру, и электронное табло с периодически вспыхивающей надписью «аплодисменты».

Когда массовка рассядется, на подиуме появятся обалдевшие от грима и шума эксперты, которых Таня рассадит на строго отведённые для них места, после чего начнется традиционный разогрев массовки: на подиум выбежит главный модератор LEVA, который и объявит:

— Внимание! На телефон, на камеры ток-шоу не снимать, аудиозапись не делать, с любым, кого на этом поймаем, распрощаемся навсегда. Эмоции выражать можно и нужно, но ведущую не перебивать, с места вопросов не задавать, замечания не выкрикивать, говорить, только если вам дадут микрофон. И обязательно хлопать, когда на табло загорится соответствующая надпись. Всё поняли?

— Да-а...


— Пять минут до эфира! — обрывает мои мысли голос в динамиках, и я открываю глаза. Делаю глубокий вдох и выдох. Всё, нет больше волнения, и ничего уже нет, кроме трех, самых первых, самых простых слов подводки.

— Аасмяэ, на площадку, — командует голос Лиды, отныне живущей только в моём наушнике. Быстро, спокойно и собранно прохожу маленький коридор, отделяющий гримёрку от студии.

— Саш, насчёт Сечина... Я все-таки буду держать за тебя кулачки, — шепчет мне в спину Ритка, и я, помедлив, делаю то, что делать нельзя — я оборачиваюсь:

— Рит?

— Что?

— Не сходи с ума, — улыбнувшись ей, взбегаю на подиум.

Быстро оглядываю массовку, сидящих в креслах гостей. Двое из них явно нервничают. «Как их зовут? Ах да, справа Репин, слева — Бастрыкин». Доброжелательно кивнув им, перевожу взгляд на мужчину, сидящего ровно по центру. Обычный, симпатичный. Вальяжный. Очень спокойный, он сидит в кресле абсолютно не скованно, заложив правую ногу на левую и, мерно покачивая ей, смотрит на меня чуть насмешливо, точно знает что-то такое, что мне еще только предстоит разгадать. «Это Сечин», — шепчет в моём наушнике Ритка. Незаметно киваю ей, показывая, что я поняла. Мимоходом отмечаю, что у мужчины легкая седина на висках, очень красивый рот и интересные зеленовато-карие глаза с золотистым отливом. Но это не главное, потому что есть что-то ещё — что-то, что я никак не могу ухватить…

— Три, два, один. Начали! — кричит в моём наушнике Лида, и текст подводки моментально и полностью вылетает из моей головы, потому что до меня доходит то, чего в принципе не может быть: мужчина в кресле до ужаса похож на Данилу».


Глава 2. Ты, я, он и «дорогая» передача


Между пятой точкой и шестым чувством всё-таки есть связь.

Из социальных сетей


Январь 2017 года, Москва.


1.


Телецентр «Останкино», запись ток-шоу «Время говорить».


«Интересно, это чем же я тебя поразил, что ты на меня так смотришь?»

Я сижу на невысоком подиуме, в синем кресле между двух чуваков (Репин и Бастрыкин, познакомился с ними в гримёрке — так, ничего особенного, звезд с неба они не хватают) и с любопытством разглядываю девушку, замершую напротив меня. Первое, что приходит мне в голову — вот вполне стильный look современной версии Мэри Поппинс (гладкая прическа, строгий, в талию, брючный костюм, каблук, ненавязчивый макияж). Впрочем, для сказочного персонажа у девушки слишком длинные ноги, небольшая, но вполне заметная грудь и, для женщины, довольно высокий рост. Очень светлые волосы и очень белая кожа. Или это погрешности грима? Вспомнив про Алика, тихо хмыкнул и продолжил рассматривать девушку дальше.

У неё интересное лицо. Не то, чтоб оно убивало своей красотой наповал, но оно какое-то очень правильное, запоминающее, я бы сказал — из той породы, что, как мне кажется, просто нарисовать, хотя в нём нет никаких заезженных телевидением штампов. Даже лёгкая асимметрия черт не портит его, скорей, подчёркивает его индивидуальность. И при этом мягкие губы и серые, настоящие северные глаза, большие, вдумчивые и глубокие. Правда, сейчас они смотрят на меня несколько настороженно, чем окончательно и наводят на мысль, что это не Мэри Поппинс, а мисс ведущая нашего ток-шоу. Как там Алик сказал, её зовут? Ах да, Саша Асмяэ. «Вернее, Аасмяэ», — мысленно исправляюсь я, потому что в эстонских именах вроде надо растягивать гласные. «Интересно, какой у неё голос?» Мне почему-то кажется, что он должен быть низким, грудным, с такой эффектной хрипотцой, которая делает чувственным любой пассаж, и от которой смешные фразы кажутся ещё смешнее.

А теперь главный вопрос. Она мне нравится? Да. И, встреться я с ней в каком-нибудь другом месте, я бы, как минимум, обернулся. Но то, где я сейчас нахожусь (а главное, каким образом меня заманили сюда), в корне меняет всё дело.

— Внимание, студия, обратный отсчёт! — командует голос в динамиках.

Зрительный зал медленно погружается в тишину. Мужчины прекращают с любопытством оглядываться вокруг, женщины — судорожно поправлять платья. Те, кто сидят в первых рядах, пытаются принять позу, которая, на их взгляд, будет выигрышно смотреться в кадре. И в общем и целом, всё это чем-то напоминает базар невест, на который вот-вот заглянет султан, чтобы выбрать себе наложницу. Между тем чувак в синей футболке с надписью «LEVA» на спине бросает последний взгляд в зрительный зал и быстро уходит с подиума. Я ощущаю, как начинает волноваться сидящий слева Репин, как подбирается в кресле Бастрыкин, но самое интересное заключается в том, что эта команда моментально приводит в чувство ведущую.

Эстонка мгновенно успокаивается, сухо и вежливо кивает мне. Эффектно крутанувшись на каблуке, разворачивается лицом к зрительному залу — и я утыкаюсь глазами в её точёную задницу. Сижу и нахально рассматриваю её. Почуяв неладное, Аасмяэ профессионально и ловко, из-за плеча бросает на меня взгляд. Поскольку я не посчитал нужным отвести глаза от того, что так меня занимало, эстонка, сообразив наконец, куда это я уставился, едва заметно вздрогнула и тут же заняла такую позицию перед камерой, чтобы я прекратил на неё пялиться, а она бы могла не спускать глаз с меня.

«Ах так?» Усмехнувшись, закидываю ногу на ногу. Аасмяэ, прищурившись, как-то чересчур подозрительно фыркает.

— Внимание, студия, запись! — командует тот, кто навечно поселился в динамиках, и тут зрительный зал, и подиум, и меня накрывает музыкальная заставка такой оглушительной мощности, что мне чуть не сносит черепную коробку. Пока я оглушенно трясу головой, пытаясь сообразить, не разорвало ли мне барабанные перепонки и не пошла ли у меня кровь из ушей, эстонка хмыкает, поворачивается лицом к камере и начинает вещать звучным, низким, хорошо поставленным голосом, в котором прослеживается на удивление точно угаданная мной хрипотца:

— Добрый день, это Александра Аасмяэ и наше ток-шоу «Время говорить». Сегодня мы будем беседовать о том, какое место занимает в нашей жизни телемедицина, а заодно, и попытаемся разобраться в том, сможет ли это новое направление повысить качество диагностики и мониторинга здоровья граждан?