Поскольку Алик равнодушно пожимает плечами, а я так вообще не затрудняю себя ответом, Марго решает напоследок как следует меня укусить.

— А с вами я, к сожалению, не прощаюсь, Арсен Палыч, — задушевно произносит Рита, — кстати, вам тоже большое спасибо за обстоятельный разговор по душам. Мне, как психологу, это было почти интересно.

— Не за что, обращайтесь: всегда любил поговорить по душам с подрастающим поколением. Кстати, вашему Саше привет! — окончательно вхожу в роль сволочи я и салютую Марго чашкой с кофе. При этих словах Марго, уже добежавшая до двери, останавливается.

— Вашему? — обернувшись, насмешливо тянет она. — Ну, вообще-то вы моего Сашу ещё не знаете, — и Марго, победительно треснув дверью, уходит.

— Ой, ну всё. Теперь вы у Ритки точно враг номер один. — Поднимаю глаза: в зеркале, за моей спиной стоит и улыбается Алик. — Только Ритка в отместку вам самое главное не сказала: Саша — это не то, о чем вы подумали. Это не он, это она.

«Мать моя поликлиника, — растерянно думаю я, — да у них тут все с отклонениями».

— Да нет, я не в том смысле, — прочитав мой взгляд, хихикает Алик. — Девочки просто дружат. Ну, как дружат… — Алик пожимает плечами, — Саша с Риткой в приятельских отношениях, а Ритка на Сашу равняется, потому что Саша у нас личность почти легендарная. Представьте, она работала на МУЗ-ТВ, но потом её наш коммерческий к нам переманил. Она наполовину эстонка, фамилия у неё Аасмяэ, но по-русски чешет так, что любого заткнёт за пояс… ну прям, как вы! И внешне тоже… ну очень! — произносит Алик и придирчиво рассматривает себя в зеркале. Налюбовавшись на себя, переводит взгляд на меня: — Только вы, Арсен Павлович, по-моему, больше на итальянца похожи, а Саша — настоящий северный тип. Ну, как с плаката, что вам понравился. — Подняв руки, Алик принимается любовно поправлять пучок на голове и ловит в зеркале мой озадаченный взгляд. — Ой, — всплескивает руками, — самое главное-то я вам не сказал: Саша и есть ведущая того ток-шоу, для которого я вас гримировал.

«Оп-ля, приехали. — Я перевожу задумчивый взгляд на плакат. — А вообще-то, занимательный разворот сюжета…»

— Арсен Павлович, а вы пробор всегда на левую сторону носите?

— Что? — вздрогнув, поднимаю глаза. Оказывается, Алик уже успел вытащить откуда-то здоровенную коробку с воском для волос и теперь подбирается с ней ко мне.

— Всегда, — осторожно говорю я. — А что?

— Тогда, чтобы я вам тушь на глазах не испортил, вы в последний раз вниз посмотрите, а я вам только волосы поправлю, и тогда точно всё.

«Ах ты, Господи боже мой… Ну ничего, ничего, — опуская глаза, мстительно думаю я, — ну ничего. Ваша Саша тоже ещё не всё видела».


5.


Телецентр «Останкино», Саша, за полчаса до ток-шоу.


«Я, уже в синем костюме, сижу на краю стеклянной столешницы в комнате, отведённой под гримёрку при студии, где сегодня будет сниматься наше ток-шоу. За окном — серое небо и влажный снег, размазанный по откосу, как масло. Склонив голову к плечу, постукивая об пол каблуком синей туфли, я слушаю запись интервью Риты с Сечиным. Поскольку это, в общем, не интервью и даже не стёб, а откровенная жесть, то я украдкой фыркаю, периодически поглядывая на непривычно тихую Ритку.

Рита, ссутулившись, сидит в тканном кресле напротив меня и, подвернув под себя правую ногу, мрачно грызет разноцветных фруктовых мишек, методично выуживая их из шуршащего пакетика с надписью «HARIBO». Раз в три секунды в комнату забегают члены съемочной группы, интересуются, не видели ли мы Генку, Димку или какого-то Артура, но, получив стандартный ответ «нет» или отрицательный кивок головы, исчезают за дверью. Там же, за дверью, слышатся сердитые голоса Лиды и главного режиссёра канала, которые о чём-то спорят. Фоном звучит топот ног и сингл «Ёлки» «Пара». На фразе: «Пара, пара, пара фраз» диктофон чеканит злым голосом Риты: «Так, похоже, мне теперь всё окончательно ясно, Таня, иди за гостями», после чего в мобильном что-то щёлкает и запись обрывается.

Ритка поднимает на меня задумчивые глаза:

— Ну и что скажешь?

— Клёвый чувак, — усмехаюсь я и возвращаю Рите мобильный. — Правда, не поняла, почему он редкостный гад и причём тут ходячий секс, но то, что этот парень отлично чувствует грань между грубостью и хорошим сарказмом — факт. Хотя я лично считала, что тридцатишестилетний мужчина будет всё-таки вести себя посерьёзней.

— Ничего, посерьёзней он будет вести себя лет в пятьдесят, когда окончательно разовьётся в то, чем он очень хочет казаться, — желчно, но довольно уныло комментирует Ритка и, запустив пальцы в пакет, выуживает жёлтого мишку. Покрутив мишку, грустно хмыкает и кровожадно откусывает мишке голову.

— А чем он хотел казаться? — не понимаю я. — На мой взгляд, на записи Сечин выглядит более чем естественно... Кстати, Лида эту запись, я надеюсь, не слышала?

— Что? — ушедшая в свои мысли Рита поднимает голову и пару секунд глядит на меня совершенно отсутствующим взглядом, словно в её голове засела и упорно вьёт гнездо какая-то мысль, которая никак не даёт ей покоя. Потаращившись на меня ещё пару секунд, Ритка поправляет чёлку, и в её глазах наконец появляется осмысленное выражение. Качает головой: — Нет, не слышала. Я ей сказала, что у телефона батарейка села.

— Ну и правильно, — одобряю я. — А она что?

— Да ничего, — хмыкает Ритка. — Лиде, к счастью, не до меня — у нее, видишь ли, декорации треснули, зато Димка, присутствующий при нашем разговоре, не мог на мой счёт не проехаться. Посоветовал мне в следующий раз бумажку себе на лоб клеить с надписью: «Не забыть зарядку от телефона», а то у меня не голова, а Шереметьево один, откуда всё вылетает. Да, кстати, по поводу Димки… — покрутив головой в поисках «чем-бы-вытереть-руки», Рита вытягивает верхний ящик стола, достаёт пачку салфеток, с треском распечатывает целлофан, выдергивает салфетку, вытирает ей руки и рот, после чего встаёт и бодро чешет к вешалке, на которой висит её пуховик. Покопавшись в его пуховых недрах, достаёт сколотые вдвое листы, возвращается к столу и протягивает мне распечатки:

— Вот, держи.

— Это что?

— Подводки от Димки. А что касается Сечина, — и Ритка снова падает в кресло, — то штука в том, что если он не утихомирится, то у него к пятидесяти разовьется мизантропия.

— Так, а мизантропия у нас — это что? — небрежно интересуюсь я — так, лишь бы поддержать разговор — и сосредотачиваюсь на листках с поминутной разблюдовкой ток-шоу. Пробегаю глазами текст, отмечаю те вопросы, которые я должна задать Сечину.

— А мизантропия — это, Саш, человеконенавистничество, или редкая форма индивидуализма, связанная с пессимизмом, неверием, подозрительностью и нелюдимостью, — на полном серьезе выдаёт Ритка и, порывшись в пакетике, выуживает красного мишку.

— Ой, да ладно тебе, — морщусь я. — Ну, подумаешь, ну повалял человек дурака, и что в этом такого? Что, теперь всю жизнь будешь ему это вспоминать?

— Не знаю, может, и буду, — глубокомысленно произносит Ритка и забрасывает мишку в рот. Я киваю, ещё раз просматриваю распечатки и возвращаюсь к куску, где расписаны телемедицинские услуги, предоставляемые «Бакулевским». Прикинув, что Сечин вполне бы мог развернуто рассказать о них, ну и, может, выдать ещё что-нибудь остроумное о государственном финансировании подобных программ, составляю в уме окончательный план того, как я буду завоевывать доверие доктора Сечина, а заодно, и беру себе на заметку тот факт, что его имя и отчество надо проговаривать полностью, не коверкая и не сглатывая окончания, как это проделывала Ритка. Складываю подводки и возвращаю их ей:

— На, Димке отдашь. Пусть на суфлёр их выкладывает.

— Ну вообще-то — усмехается Ритка, — Димка их туда уже выложил.

— Вот! — смеюсь я и назидательно поднимаю вверх указательный палец, — вот, а ты говоришь, что Сечин — гад, каких поискать. А, по-моему, пока это место исключительно за Димкой.

— Я не это тебе говорю, — начинает сердиться Рита. — Я пытаюсь до тебя донести, что Сечин твой очень хочет казаться тем, кем он не является на самом деле.

— Так, — вздохнув, отбрасываю распечатки на стол, — во-первых, он не мой Сечин. А во-вторых, если я правильно тебя понимаю, то этот излишне остроумный врач чем-то всё-таки тебя зацепил, и ты не успокоишься, пока ты не выговоришься. Ладно, давай, выговаривайся, я тебя внимательно слушаю. — Приподняв правый рукав пиджака, смотрю на свои металлические часы, застёгнутые чуть выше запястья, чтобы солнечных зайчиков в камеру не пускать. — По моим подсчётам, у нас есть ещё пять минут, пока сюда не ворвётся Лида.

Ритка переворачивается в кресле и вслушивается в звуки за дверью.

— Не ворвётся, — через секунду со знанием дела заявляет она, — Лида сейчас главному режиссёру мозги вправляет за декорации, а поскольку он сопротивляется, а она уже вошла в раж, то у нас есть, как минимум, десять минут. А что касается Сечина… — и Ритка поудобней усаживается в кресле. Прошуршав пакетиком, вытаскивает ещё одного красного мишку, — то я тебе сейчас кое-что расскажу, но только ты не смейся, а прими это к сведению. Саш, по-моему у Сечина очень большие проблемы.

«Ну, удивила! Можно сказать, проблемы Сечина — это сегодня новость дня».

— Рит, какая проблема? — вздыхаю я. — Та, что он стал безответной и вечной любовью Алика?

— Ха-ха, — грустно говорит Ритка. — Проблемы Сечина — это скелеты в шкафу.

— Потрясающий вывод… Слушай, Рит, — я прищуриваюсь, — скажи, ты знаешь очень много людей, у которых нет ни тайн, ни секретов? Таких уникальных представителей человечества, которые никогда никого не обманывают, которые всегда говорят только правду и которые с первой секунды откровенны с любыми, даже посторонними им людьми? Если ты таких знаешь, то им, прости, либо десять лет, либо они врут.