– Уже готова была уйти ни с чем. Он открыл дверь и сказал, что я дура. Вот новость, всю жизнь рядом с ним дурой была и осталась. Завёл обратно, напоил чаем. И всё рассказал. Буквально всё. С самого начала. Он лгал мне. Не был он женат ни на ком, они притворялись женатыми, потому что та девушка залетела от его друга, который её бросил. Он не смог бросить, беременность была сложной. Когда я увидела их, то они собрались в больницу. Остановились, чтобы он купил воды. Была замершая беременность на позднем сроке. А я со своей ревностью, истерией, вывернула это всё в ином свете. Создала ему проблемы, судебное разбирательство, чуть ли не в тюрьму посадила. А он любил, прощал меня и любил. И в тот день, когда стоял на коленях, молил меня о новой жизни, сломался. Вернулся обратно в тему и занялся только собой. Но всё же, прилетел сюда, бросив в Оттаве всё, чтобы если нужно помочь мне.

– И теперь, хм… вы вместе?

– Нет. Рассказав это, он отпустил меня. Говорил, что он не для меня. И если любишь, то нужно дать возможность человеку жить дальше. У нас ничего не получится, потому что начали мы всё со лжи. Продолжать бессмысленно. Мы всегда будем помнить обиду и боль, совершённую в прошлом, не сможем… я не смогу забыть. Попрощался со мной и ушёл. Ушёл из квартиры, а я сидела и ждала его. Не готова была отпускать. Ведь столько лет не могла выбросить его из головы. Он во мне, а оторвать от себя часть слишком страшно и больно. Так и не вернулся. Двое суток просидела, пока Марк не поднял тревогу. Пришлось уйти. А когда вернулась, то квартира уже была сдана другим.

Отвожу взгляд от печального лица Ами, вспоминая то, что сказала Николасу. Практически то же самое, что и мужчина моей подруги.

– Скажи, если любишь, то как можно так поступать, Мишель? – Возмущённо вскакивает она с дивана.

– Я…

– Он сказал, что будет любить, но он не для меня. Он тематик, а я не познала жизни, чтобы обрекать себя на его мир. Как он мог за меня решить всё? Мы же… я пробовала, да я такое пробовала, что многим в страшном сне только снится! Урод! – Расхаживает передо мной.

– Я ушла. От Николаса ушла, – выдыхая слова, закрываю на секунду глаза.

– Что? Ты тоже рехнулась? Он же изменился! Да вы все тут больные? – Повышает голос Ами.

– Нет, – качая головой, поднимаю на неё взгляд. – Ты была права. Когда ему надоест или же в его случае, сущность даст о себе знать, то снова придёт в тему. Он не может без неё, это я тоже увидела и отчётливо поняла. Они неотрывны, и поэтому я ушла. Он не хочет быть таким, но и другим он быть не может. Я сказала ему, что готова снова пробовать. Но он… понимаешь, когда ты любишь и видишь, как гаснет твой любимый человек из-за тебя, это намного больнее, чем те же плётки и розги. Это бьёт по сердцу, и оно истекает кровью внутри. А причина – это ты. Вина лежит на мне за всё, что случилось. И его проблемы сейчас, психологического характера, тоже из-за меня. Я хотела любить его, захотела увидеть ответные чувства. Но не нужны они, если Николас не найдёт внутри баланс. Не знаю… сейчас я устала анализировать всё. Устала думать и переживать, устала винить себя и пытаться помочь ему. Он сам не хочет, а я бессильна.

– А я думала, приду к тебе, расскажу, и ты меня уверишь в том, что всё будет хорошо. Раз у вас получилось, то и у меня получится. Вот чёрт, теперь тоже ничего не понимаю, – усмехаясь, Ами падает рядом со мной на диван.

– Всё слишком сложно, в тот момент я думала, что поступила верно. Сейчас после многострадального самобичевания, осталась при том же мнении. Я должна сама понять, что хочу получить от Николаса и каким я готова его видеть. Хотя кричала ему, что любого приму. Нет, обманула. Не обдумала это, и сейчас предстоит узнать свои грани дозволенного, чтобы снова дышать. А если выберет не меня, то буду задыхаться, – улыбаюсь ей печально. Ами изгибает бровь, а потом хмыкает.

– Тогда будем задыхаться вместе. А чтобы это у нас получилось более животрепещуще и тронуло их доминантные сердца, необходима сила. Короче, давай поедим.

– Давай, – смеюсь, поднимаясь с дивана.

– Но он пытался же? – Вопрос Ами летит в мою спину, когда я достаю ужин, что она принесла.

– Да. Пытался изо всех сил. Я горжусь им и знаю, что такое может сделать только человек, который любит меня, – раскладываю по тарелкам остывшую пасту и подзываю головой подругу.

– А кто он? Ну какая его роль в теме? – Интересуясь, она садится на стул.

– Садист.

– Ой-ёй, – присвистывает она. Передаю ей приборы.

– Но с другими. Не со мной. Со мной он мужчина, который ласкает болью, но не причиняет её. Возможно, ему этого мало… а может быть, всё кроется в страхе отпустить прошлое. Не знаю. А твой? – Достаю из пакета сок и разливаю по бокалам.

– Мой больной урод, который думает, что остановит меня, – хмыкает Ами, жуя пасту. Тихо смеясь, забираюсь на стул.

– Он Верхний. Не садист и не практикант. Он долгое время там, – уже серьёзнее отвечает она.

– Плохое детство?

– Идеальное. Полная семья, хороший старт в бизнесе, старшая сестра. Очень приятная, немного надоедливая и беспокоящаяся за брата. Но мне они нравятся. И я им, – самодовольно заявляет Ами.

– Тогда почему он выбрал тему? – Удивляюсь я, пробуя на вкус когда-то сливочную пасту с грибами.

– Некоторые рождаются, чтобы быть нижними. Некоторые, чтобы быть Верхними. Кто-то так самореализуется, а кто-то, наоборот, расслабляется от обычной жизни, – пожимает она плечами.

– Ты говоришь, что семья у него идеальная. А сестра замужем? – Спрашиваю я, в уме раскладывая и прослеживая путь этого мужчины.

– Да. У неё двое детей, прекрасный муж, дом, машина. Как в журнале. Любовь и фантики. Такие же его родители. Добрые, отзывчивые, мягкие. Окружают заботой даже незнакомых людей…

– И они подавляли его всю жизнь. То есть он всегда был в эпицентре сладкого, и ему не давали глотнуть горечи. Уверена, что университет, работу и всю его жизнь они распланировали, – делаю вилкой в воздухе непонятные круги.

– Да, его мама рассказывала, каким он будет через десять лет…

– А работает он там, где ему сказали?

– Да, но ему нравится. Он же много зарабатывает и…

– Итак, мужчина, выросший в полноценной семье, где не слышали его желаний, не хотели видеть его как отдельную личность, а только как выдуманный ими образ, стал Верхним. Подчинение и контроль. Именно там он получил желаемое и удовлетворение от собственной силы. Если в обычной жизни на него давят, то там он главный. У Николаса наследственная агрессия, которую он выплёскивает там. А если выхода нет, то наносит себе вред. И если Николасу требуется тема, чтобы жить и уравнивать чашу спокойствия, то твоему необходима тема, чтобы самореализовать себя, как мужчину, которого слушают. Он, таким образом, тоже уравнивает чашу собственного я. И ты, – указываю на шокированную моими выводами Ами, – как и я сломала уклад жизни. Перевернула её вверх дном, и он замер, не зная, кем он стал. Спишем наши истерии на женскую неадекватную сущность, и, выходит, что мы для них якорь, который утягивает их в сторону принятых моралей. А они им чужды.

– Как-то звучит всё очень печально, – кривится подруга.

– Подожди, – качаю вилкой перед её носом. – Все проблемы и желания доминировать идут из детства. Если твой говорит, что уходит, чтобы дать тебе свободу…

– О, нет, не только, – перебивает меня. – Он тоже видел меня раньше и избегал. В клубе. С Джексоном. И сказал, что этот парень мне идеально подходит, а он слишком неправильный для меня и несёт с собой одни проблемы. Не хочет, чтобы я… ну чтобы я…

– Покончила с собой, – заканчиваю за неё. Кивает. – Страх причинить вред той, кого он любит, у них превыше всего. По Николасу знаю. А если показать ему, что ты выросла.

– Я что, для него ребёнок? – Возмущается Ами.

– Глупая кукла, – улыбаюсь я. – Крошка, которая не хочет принимать на себя ответственность за последствия. Крошка, которая не понимает всей опасности и может сама навредить себе. Он боится, что ты сорвёшься, так докажи ему, что нет. Ты выросла, теперь знаешь больше, чем раньше и любишь его. Для начала напиши заявление на прекращение действия этой бумаги. Далее, приди и честно расскажи ему, что чувствуешь, твоё виденье всего и покажи ему, что ты готова решать проблемы рядом с ним.

– А я не делала этого? Да я…

– Ты ревела, кричала и, скорее всего, мыслила неадекватно. Это я тоже умею. А сейчас пересмотри своё поведение, – предлагаю я, набирая новую порцию, и жую пасту.

– Оу, вот я дура. Обзывала его, что трус и…

– Бегает от тебя, боится тебя. Знаю, делала то же самое.

– Но ты ушла! Ты сама бросила его, а я ждала!

– Да, ушла, чтобы дать ему время принять решение, как и мне нужно время, чтобы почитать про тему и понять, насколько я готова к ней и к Николасу в его обличии.

– Ну а я знаю, что готова.

– Так докажи. Он упал на колени, признался в любви, а ты? Ты под воздействием обиды унизила его, и что ему оставалось делать? Сломаться. Но он здесь, Ами, рядом. Нашла его один раз, найдёшь и другой.

– Так, мне надо идти, – подруга подскакивает с места, возбуждённо сверкая глазами.

– Спасибо! Я поняла! Я глупая кукла! Люблю тебя, до завтра, – чмокает меня в щёку, вылетая из комнаты, а через несколько секунд хлопает входная дверь.

Улыбаюсь, елозя вилкой по тарелке. А себе я так и не помогла. Давать советы и анализировать чужие жизни намного проще, чем свою. Необходимо другое мнение, отличное от твоего.

Стук в дверь заставляет меня нахмуриться и скатиться с барного стула. Подхожу к ней, распахивая, и удивлённо приподнимаю брови.

– Забыла сказать, что родители ждут тебя на ужин в пятницу. Они перенесли, там у них вечеринка какая-то в воскресенье. И да, не знаю, что ты будешь делать, но они и Николаса ждут, – на одном дыхании выпаливает Ами, пытаясь отдышаться.

– Что-нибудь придумаю. До завтра, – улыбаюсь ей, наблюдая, как летит к лифту.