– Я ведь закрыл его в сейфе, – хмурясь, нагибается и поднимает нож.

– Он был открыт, – вспоминая, выхожу из душевой кабинки.

Только тяжёлый вздох. И это так сложно, сложно, что помочь ему хочу, но никак. Он будет анализировать случившееся, будет снова и снова искать ошибку, что совершил. Но для этого я пришла. Не дать ему больше этого сделать. Наконец-то, сама поняла, кто мне нужен и кому нужна я.

– А где Шторм? – Отпускает мою руку, когда мы входим в гардеробную.

– Я…я закрыла их в комнате. Подумала…

– Что ты сделала? – Перебивая меня, начинает дышать быстрее, только ведь нет причины ему злиться.

– Я закрыла их в комнате. Приехала к тебе, чтобы рассказать о том, что чувствую. И не ожидала такого… я…

– Не делай так больше. Никогда. Так. Больше. Не. Делай. Ясно? – Яростно, чётко и пугающе говорит Николас, делая шаги ко мне.

– Почему? Что в этом такого? А если бы ты ранил кого-то? Или…

Замолкая, вижу страх в его глазах. Понимание моментально появляется в голове.

– Переоденься. Моя одежда в другой спальне. В этой, я больше не живу, как и не желаю заходить сюда. Даже ванна… переоденься, – прежде, чем я успеваю высказать предположение, Николас уже вылетает из гардеробной.

Меня до сих пор внутри потряхивает от произошедшего, но ещё больше меня потряхивает от его бегства. Поэтому со скоростью света, насколько это возможно отнести к обычному человеку, полностью вымотанному, но жаждущему узнать ответ, сбрасываю мокрую одежду. Буквально всё. Надевать штаны и другие вещи займёт довольно много времени. Поэтому только трусики и одна из его идеально выглаженных, чёрных рубашек.

На ходу застёгивая мелкие пуговички, пропускаю несколько, чуть не поскальзываюсь на мокром полу в ванной. Хватая с собой полотенце, сушу волосы, оставляя полотенце в ванной, и выхожу в спальню, оттуда в коридор, где меня встречает радостный лай Шторма. А вторая собака настороженно смотрит на меня, не желая подходить.

– Почему твоя подружка так меня не любит, а? – Треплю Шторма по голове. Расслышав недовольное рычание, отнимаю руку и улыбаюсь собаке.

– А ты ревнивица, Софи, – журю её, не сводит с меня блестящих, чёрных глаз, а Шторм пытается лизнуть мою руку.

– Как и любая женщина. – Замечает Николас, вышедший в холл, и уже переодетый в иную футболку и штаны.

– Мужчины недалеко ушли от женщин, – улыбаюсь я. Отвечая мягкой улыбкой, подходит ко мне.

– Ты убежал, – укоряя его, недовольно складываю руки на груди.

– Ты не оделась, – в том же духе отвечает он.

– Я достаточно оделась, чтобы выслушать тебя. Ты купил эту собаку не для меня. Не так ли? – Показываю взглядом на Софи, так и не сдвинувшуюся с места.

– Отчасти, – присаживаясь на корточки, подзывает её. Она, в отличие от Шторма, подходит медленно, грациозно, показывая мне, как надо двигаться.

– Когда я заказал её, – поглаживает собаку, льнущую к его руке, – то поначалу мои мысли не касались тебя. Но позже у меня был второй план по тому, как тебя заинтересовать и привести к себе. Она была приманкой для того, чтобы я смог поговорить с тобой.

– Зачем ты купил её на самом деле?

– К себе, ребята, – вздыхая, выпрямляется и указывает им на комнату.

– Пойдём, – рука Николаса ложится на мою талию. Подталкивает меня к гостиной, послушно иду за ним.

Включает неяркий свет, исходящий только от камина. Садится на диван и предлагает мне последовать его примеру.

– Я не нахожусь в той спальне, как и не принимаю там больше душ, не пользуюсь ничем оттуда. Только по необходимости захожу и переношу одежду в другую спальню, прохожу мимо, когда надо попасть в кабинет. Ночую я в другой спальне. Но всегда возвращаюсь в эту спальню и к этой кровати. Всегда уродую именно этот матрас, как и меняю его с заметной частотой, – начинает он, но смотрит не на меня, а на свои руки, что сжал в крепкий замок.

– Как сказал мой психолог, я делаю всё там с целью оживить спальню. Не раз уже включал воду в душе или набирал ванну, даже фен включал, как и готовил одежду. Твою одежду. Но я не помню этого. Ничего не помню. В первую ночь я ранил Шторма, который не понял, в чём причина моей агрессии и криков. Он посчитал, что на меня кто-то нападает. Проснувшись от своего кошмара, я услышал, как скулит Шторм. Первое, что увидел – кровь. Я представил в тот момент себе разные сценарии происшедшего. Нож был в моей руке. Порез был несильным, но для меня глубоким. Не помню ничего из того, что делаю в такие моменты. Я могу спокойно выйти на улицу и убить кого-нибудь. Поэтому мне нужен был кто-то третий. Если даже я кинусь на Шторма, то третий должен быть равный по силе и быстроте. И я решил, что надо купить ещё одну собаку. Самку. Женщины яростно защищают тех, кто рядом с ними. Это должно было обезопасить Шторма.

– Она ведь могла разорвать тебя, – ужасаюсь я.

– Могла, и это было бы лучше, чем я бы разорвал кого-то. Особенно тебя. Поэтому не закрывай их, Мишель. Они бы защитили тебя от меня. Если бы… я не знаю, почему проснулся. Проснулся, и это сложно объяснить. Самый мой страшный кошмар превратился в реальность. Мне стыдно, в жизни так не было стыдно за то, кто я есть. Я не знаю, как бороться с этим. Только психиатрическая клиника остаётся выходом, – его вздох, рваный, быстрый и полный горечи находит ответную реакцию в моём сердце. Это не жалость, это желание помочь.

– Николас, – придвигаюсь ближе к нему, а он так и сидит, не смотрит на меня.

– Это последствия всего, что было с тобой. Но мы же, справимся. И тебе не нужно лечение, я верю в то, что это пройдёт. Пройдёт тогда, когда мы уладим разногласия, прекратим ругаться и начнём двигаться дальше, – мягко заверяя, кладу свои руки на его.

– Вода, – неожиданно вспоминаю я, а он недоумённо поднимает голову на меня. – Вода была причиной. Я читала… после психотерапевта, у которого я была сегодня. Меня нельзя назвать полностью принявшей все его слова. Злость и обида вела мной вначале, а затем, когда прошло время, я увидела всё с другой стороны. Решила узнать больше о твоём состоянии. И только сейчас вспоминаю, что в одной из статей было описано, что лунатика будить нельзя, но от воды они просыпаются, не все, но большинство. В этом отличие лунатиков. Значит, у тебя проблема не в голове и она не так глубока, как тебе кажется, у тебя диссонанс с эмоциями и воспоминаниями. Почему ты так держишься за них, Николас? Зачем ты это делаешь? Дай мне возможность понять тебя, пожалуйста.

– Страх, – незамедлительно отвечает он, сбрасывая мои руки с себя. Встаёт и обходит диван. Тоже поднимаясь, иду за ним следом к панорамному окну.

Понимаю, что ему сложно делиться чем-то со мной, слабостью, что существует в его теле. Но, неужели, признание этой слабости делает человека ничтожным? Нет. Это показывает, что он хочет двигаться дальше, обсуждать и искать варианты. А ему сложно. Он словно переступает через себя, обдумывает и подбирает каждое слово, чтобы продолжить и объяснить мне это. А я жду, обнимаю себя руками и жду от него хоть какого-то звука.

– Я столько раз пожалел о том, что сделал, это не счесть, – тяжело вздыхая, произносит он.

– Та ночь? Но мы не виноваты в этой ошибке. Возможно, виноваты, потому что оба боялись предательства. Я боялась, что моя любовь тебе не нужна, а затем всё свалилось на меня. Отец. Его операция. Признание Тейры. Слова твоего адвоката. Эта видеозапись. Я не помню… точнее, не понимаю, почему так повела себя, но это уже в прошлом. И я не виню тебя, правда, не виню. Было больно, очень больно. Разве это не доказывает то, что я хочу быть здесь? С тобой? – Тихо отвечаю я, и ни одной эмоции на его лице не пробегает. Ничего. Оно как будто высечено из камня, даже его взгляд, обращённый на ночной город, не выражает ничего.

– Я не об этом, Мишель. Я о том, что затащил тебя за собой. Мне не следовало, вообще, начинать это всё. Я одиночка, понимаешь? Одиночка, которому никто не был нужен. Чем меньше людей рядом, тем спокойнее. А сейчас всё изменилось. На мне лежит ответственность, и я понимаю это. Принимаю и пытаюсь уложить всё в голове. Но пока слишком сложно. Страх повторения возможен. Потому что отношения для меня опасны. И для тебя тоже. Мне пока не удалось узнать, кто были те, что так настроили нас друг против друга. Ни одной зацепки, и всё может вновь пойти по кривой дорожке. Да и сам я, от меня ничего не осталось, кроме психического расстройства и маниакального желания, не отпускать тебя, – поворачивается ко мне, запутав полностью в своих словах.

– То есть ты жалеешь? Я не понимаю, Николас, – мотая головой, развожу руками.

– И да, и нет. Да, потому что повлёк за собой столько проблем для тебя. Нет, потому что понял – не смогу испытывать что-то подобное к другой. Да и, вообще, испытывать. Мне нравится это состояние, и в то же время нет. Я не знаю, кто я. Но точно знаю, кто ты, крошка, – тянется ладонью к моему лицу и поглаживает щёку большим пальцем.

– Кто я? Безумная девица, что принесла тебе кошмары? – Нервно улыбаюсь, страшась, что услышу подтверждение своих слов.

– Не отрицаю, что ты безумна. Но до моего безумства тебе ещё очень далеко. Ты сильная, всепрощающая, бесстрашная. Такая, каким должен быть я. А я…

– А ты желанный, – перебивая его, кладу свою руку на его, продолжающую ласкать мою щёку. – Гордый и мужественный. Стойкий и решительный. Пытающийся защитить меня, и дающий возможность дышать, быть слабой и дарящий мне безмерное счастье. Я не хочу больше прощаться с тобой, Николас.

– Мне так стыдно перед тобой, Мишель, – подходит ко мне и полностью берёт в руки моё лицо. – Мне безумно стыдно, что ты стала свидетельницей этого ужаса. Неужели, тебе не было страшно?

– Было. Очень страшно, – шепчу, всматриваясь в его полные тревоги глаза.

– Тогда почему? Зачем тебе это? Зачем подвергать себя риску, крошка? Я этого не понимаю. Зачем сознательно идти туда, где тебя может не стать?

– Потому что люблю тебя. Любовь намного сильнее страха. Я уже не помню ту, что была в то время. Но я знаю другую. Она тянущая. Она живительная. Она это ты, Николас. Только прими её и меня вместе с ней, прими моё желание, такое же большое, как и твоё защитить меня, быть рядом с тобой. Что бы ни произошло. Что бы ни случилось следующей ночью или днём. Просто позволь мне быть рядом, – кладу руки на его плечи, пока его ладони скользят по моей шее. И так хорошо купаться в этих прикосновениях, что задыхаюсь. Молю о большем, только бы услышал меня.