– Ещё один шаг к ней, урод, и я убью тебя, – угрожаю, выливая всю ярость и боль подруги в обескураженное лицо Райли. Держится за скуку, до сих пор не отойдя от шока.

– Нравится тебе, когда бьют, не так ли? Так вот, в следующий раз найди себе соперника равного себе! А бить женщину может только трус и ублюдок! Три года! Мать твою, три года она отдала тебе! Неужели, женщина стоит ниже, чем твоя любовь к нему? Ты же не гей! Ты должен обожать её… должен был. А ты просрал всё, урод. Как ты смел, так поступить с ней? Как ты смеешь, вообще, влезать в чужую жизнь? Кто ты такой? Кем ты возомнил себя, Райли?! Посмей только тронуть её, поверь, я отдам последний цент за возможность посадить тебя. Шестнадцать лет и преступление, уголовно наказуемое деяние за развращение несовершеннолетней. Вот тогда ты узнаешь, что такое сила, – выплёскивается из меня всё, что накопилось. Мешается и по новой. Не могу остановиться.

– Мишель…

– Нет! Я сказала, нет! – Перебивая его, выставляю палец вперёд. И пусть рука трясётся, но иначе сейчас меня разорвёт. Я должна это сказать, должна хоть я защитить Сару. – У тебя нет ни одного ценного оправдания. Ты использовал её, как грушу. За что? Не можешь контролировать себя? Иди лечись! Это не я калечу судьбы, это ты… ты заставил меня полюбить его! Ты заставил Сару полюбить тебя, и не позволил сказать мне об этом! Это всё твоя вина! Пусть она сожрёт тебя до говна, из которого ты состоишь. Ты не имел права! Надеюсь, ты сможешь с этим жить, Райли. Потому что жить ты будешь, и узнаешь, каково это – умереть внутри из-за того, что ты не смог предотвратить и сделать. Ещё раз подойди к ней. Это не любовь, Райли. Это издевательство над тем, кто тебя действительно возвёл в небожители. А ты этого недостоин, ты не мужчина, а низшее существо на этой планете. Бить женщин по лицу может только слабый человек. Я разочаровалась в тебе, Райли. Разочаровалась, вообще, в любви… такие, как вы, только убивают это чувство, пачкают само слово, а смысла не знаете. Я предупредила тебя, не смей к ней приближаться, – смеряю его взглядом, наполненным отвращением. Но вот к кому это отвращение: к нему, к себе, к своей любви и своим решениям? Не знаю, но ком горечи застревает в горле.

Разворачиваясь, выхожу из кабинета и громко хлопаю дверью, выплеснув последнюю энергию из себя. И меня не волнует, что он не ответил мне, не начал уверять, что это случайность. Не волнует ни его вид, ни его потухшие и наполненные болью глаза. Сожаление. В наших жизнях это слово обрело слишком много власти. Мы сожалеем теперь обо всём. Я не могу позволить себе сделать шаг к Николасу, потому что он сам этого не хочет. Сама в себе разобраться не могу, мечусь то в одну сторону, то в другую. А теперь ещё Сара и Райли.

Вылетаю из здания корпорации, а внутри до сих пор злость. Злость теперь на обоих. На одного, что позволил себе такое бесчинство к той, кто любит его, несмотря ни на что, а на другого, за то, что не позволяет себе, разрешить мне, занять хотя бы немного места в его жизни.

– Мишель! – Слышу оклик, но ещё быстрее иду к своей машине.

– Мишель! – Райли, догоняя меня, хватает за руку и разворачивает к себе.

– Не трожь меня! – Сквозь зубы говорю я, вырывая свой локоть из его хватки.

– Я люблю её… где она? Пожалуйста, мне плохо… я сам не знаю…

– Страдаешь амнезией, Райли? – Прищуриваюсь я. – Я напомню, ты ударил её, не за то, что она пожелала Николасу. Ты ударил её, потому что поставил на пьедестал своё слепое обожание, какой-то давний долг и амбиции. Ты ударил её, потому что она обличила всего тебя в тот момент. Ты ударил её, потому что, правда, тебе была неприятна. Ты, мать твою, ударил её за рамками темы! Вместо того чтобы, бороться за своё счастье, за свои отношения, ты опустил её к своим ногам и использовал, как половую тряпку. Ты считаешь, раз у тебя особые вкусы, ты имеешь право поступать так в быту? Так кто ты после этого? Пойдёшь тоже в клуб, и тебя ударят? А потом отдашь ей видео, чтобы её разорвало от боли. Боли огромной. Её и твоей. Это не любовь, когда ты заставляешь другого человека мучиться и сходить с ума, винить себя и страдать, только потому, что слабый. Слабый и трусливый, чтобы восстать против своего друга, показать ему пример, каким должен быть мужчина с большой буквы. Этот адов круг никогда не прекратится. Ты хочешь быть похожим на Николаса, да, Райли? Ты хочешь быть таким, как он? Ты выбрал не того, в которого нужно верить. Изначально твоя вера была проиграна в этой схватке. Ему никто не нужен, кроме его боли. И ты опустился туда же. И любовь не поможет, ничего не поможет, пока ты сам не решишь вытеснить этот весь гадкий мир из своего сердца! Пока ты не отдашь своё сердце ей, пока ты… действительно, не начнёшь ценить человека рядом, это не любовь. Это единоличное владение.

– Я хотел, только чтобы все были счастливы… я хотел для него того же, что и для себя, – опускает взгляд, а мне тошно от этого. Тошно от своих слов, потому что, правда. В их сердцах нет места для нас. Никогда не будет.

– Ты волнуешься больше о друге, чем о своей девушке. Это неправильно. Ты позволил себе причинить боль ей, хотя был зол на него и на меня. Не так ли? Но разве это стоит этого? Стоит страданий? Нет, я отвечу тебе, нет. Ни черта это не стоит, – горько произношу я. И больше нет возможности стоять здесь и сохранять достоинство. Слёзы уже скапливаются в глазах. Разворачиваясь, качаю головой и подхожу к машине.

– Я люблю…

– Нет! – Выкрикивая, поворачиваюсь к нему. – Нет, ты любишь не то, что следует, Райли! Ты никогда не любил! Никогда! И не смей больше подходить! Не смей причинять боль! Нет, я придушу тебя, если это сделаешь!

И плевать, что люди оборачиваются. Плевать, что обращают внимание на нас. Забираясь в машину, завожу её и резко стартую.

Возможно, я неправа. Но сейчас… в эту секунду мне тоже плохо. Я устала от всего, от этих разборок. Устала от борьбы за то, что никогда не будет моим. Устала до той точки невозврата, в которой нет ничего. Буквально ничего, кроме пустоты и эмоциональной опустошённости внутри. Устала. Настолько, что хочется исчезнуть. Не знать более ничего. Чем дальше, тем больше убивают меня со всех сторон. Не могу… господи, не могу так больше.

Стирая слёзы, паркуюсь у супермаркета, чтобы купить готовую еду. Я не знаю, что теперь мне делать. Не знаю, как дальше быть с Сарой. Что говорить ей, как относиться к этому. Просто не знаю.

Никогда не сталкивалась с полным непониманием собственных чувств. Точнее, полного отсутствия их. Когда ты выплеснешь всё, что в тебе кипело до этого, приходит состояние, в котором ты не слышишь звуков, не видишь людей. Только ты и тишина. Это страшно, настолько страшно, что ты не можешь понять, что с тобой не так. Отчего жизнь подбрасывает именно тебе такие испытания? Где ты провинилась? Ведь ты отдала всё, что было. Ты потеряла всё, что хранила внутри себя. Ты осталась одна. В такие моменты одиночество губительно, оно, играя по своим правилам, подводит тебя к краю. И ты смотришь со скалы вниз, решаясь прыгнуть и закрыть глаза навечно. Потому что нет больше ничего в жизни, чтобы заставило бы тебя задуматься о другом.

Захожу в квартиру, прислушиваясь к тишине. Ставлю пакеты в коридоре и, бросая куртку на тумбу, прохожу в спальню.

Подруга спит в моей постели, накрываю её одеялом и сажусь рядом. Когда наши жизни превратились в такой запутанный комок боли? Неужели, мы не заслужили любви и счастья? Не заслужили улыбаться и не страдать? Почему мы? Почему именно нам достались мужчины, не ценящие ничего, кроме, друг друга?

Теперь я не верю в любовь, больше не верю. Нет её. Не может быть, она такой отвратительной, какой знаем мы. Всему есть предел. И сегодня он достигнут. Больше ничего нет ценного в этой жизни.

Двадцать второй вдох

Порой необходима простая вера в хорошее. Будь то солнце за окном, пение птиц, или ароматы весны, что витают в утреннем воздухе. Порой очень необходима вера в то, что есть будущее. И не у отношений, а у тебя. Ошибки, совершённые нами, забываются. Отчего так?

Отставляя чашку с недопитым кофе на столик, собираю рюкзак к новому учебному дню. Спала плохо из-за криков Сары, из-за её сонного плача и сама болела вместе с ней. Не знала, как помочь, кроме мягких поглаживаний, всю ночь. А она шептала его имя… всё время шептала, вызывая слезы, катившиеся по моим щекам. Потому что веры не осталось.

Проверяю записку на столе для подруги о завтраке в холодильнике, подхожу к спальне, и, удостоверившись, что ещё спит, закрываю двери. Распахиваю входную дверь, и, замирая, шокировано смотрю на мужчину, сидящего напротив моей квартиры.

– Что ты здесь делаешь? – Зло спрашиваю я.

– Где она? Она здесь? – Как-то странно тянет Райли, поднимаясь по стенке. Одежда разорвана, грязная, словно он валялся на земле. Губы разбиты, а на скуле синяк от вчерашней встречи со мной. Да и пахнет от него алкоголем.

– Пошёл вон, – шиплю я, уже закрывая дверь.

– Сара! – Его крик оглушает. Со всей силы толкая меня, влетает в квартиру. Боль от удара спиной, но злость сильнее.

– Я сейчас полицию вызову, – предупреждая, вхожу обратно и быстрым шагом иду за качающимся Райли, крутящим головой в моей гостиной.

– Сара! Сара! – Что-то в его крике заставляет меня замереть. Крик самой боли и это ударяет по чему-то важному внутри меня. Не смея двинуться, смотрю с ужасом на обезумевшего мужчину, зовущего подругу и до хрипа, срывающего голос.

– Райли? – Тихий и ещё сонный голос Сары раздаётся за спиной.

– Уйди. А ты пошёл отсюда…

– Сара, – перебивая меня, Райли падает на колени. – Сара… малыш… любимая…

Никогда не видела, чтобы мужчины плакали. Плакали от отчаяния и раскаяния. Никогда не видела, что боль творит с мужчинами вживую. Это страшно. Настолько, что дышать перестаёшь. Никогда не видела, чтобы мужчина был так открыт для той, перед которой стоит на коленях, раскинув руки. Никогда не видела, чтобы мужчина потерял своё достоинство ради любви. Никогда в это не верила и, сейчас скептически цокая, закатываю глаза.