– Не было. Это была мера пресечения любого скандала, это была необходимость.

– Не верю, ты снова лжёшь, – кривлюсь я.

– Я…

– Я видела, как ты улыбался, после того, как Лесли отключилась. Я видела, как ты наслаждался её болью. Я видела это и не верю тебе, – продолжаю я.

– Да, я улыбался. Но не потому, что мне было хорошо. А потому что понял в тот момент, что я не получил того, что раньше. Все действия были отрепетированы годами практики, это было на автомате. Но никакого наслаждения и даже радости не испытал. И я улыбнулся этому, желая только уйти и поехать к тебе, где бы ты ни была. Но ехать далеко не пришлось, – он грустно усмехается, крутя бутылку в руках.

Не знаю, что сказать ему. В голове до сих пор не укладывается вся информация. Разум просто отвергает её, не давая даже мыслить разумно. Хочется только уйти. Уйти из этой жизни и забыть о ней. Но я смотрю на мужчину, ставшим лучшим и худшим сном в моей жизни, и не могу даже двинуться.

– Лесли… я приказал ей обдумать своё решение: или она работает на меня и держит язык за зубами, или же она уходит. Она согласилась и вот, что вышло. Я поехал туда, когда ты была здесь. Я только желал поскорее закончить с этим, чтобы вернуться. И тогда на пароме, решил, что отменю всё, передам другому человеку, который покажет это. Но… я говорил, что ревность для меня самый ужасный советчик. Когда мне доложили, что ты поехала к Марку, то меня захлестнул гнев, возможно, обида, возможно, твои слова. И я решил, что, наверное, так лучше для тебя. Марк – идеальный мужчина для такой как ты. Добрый, отзывчивый, без моего прошлого. Без всего, что может причинить тебе боль. А я…я признаю, что с тобой мои действия нельзя назвать разумными. Но я не могу изменить их, не могу просить тебя принять это.

– А что ты можешь? Обманывать? Скрывать самое главное в себе? – Спрашиваю я, всматриваясь в мрачное лицо, и понимаю, что это, скорее всего, последний раз, когда вижу его.

– Вряд ли ты была бы счастлива узнать это. И я не несу счастья, ты права. Я не люблю, когда кто-то прав, а не я. Принять правоту другого человека сложно, на это требуется время и анализ. Но у меня времени не было, была только злость и ревность. Я ведь говорил, не умею оправдываться, – он ставит бутылку обратно и поднимает на меня голову, но отводит взгляд.

– Статья, я приехала к Райли…

– Да, знаю. Он сказал мне, всё отозвали и пригрозили газете судебным разбирательством за клевету, – перебивает он меня.

– А девушку? Вы проверили слова отца?

– Да, это тоже проверили. Мои люди встретились с газетчиками и взяли имена, документы. Но всё оказалось фальшивкой. Кто-то решил подставить меня. И я даже догадываюсь кто.

– Роберт? – Это имя даётся с особой тяжестью, и Ник кивает.

– Да. Но мои люди не доложили о том, что Люк привёз тебя к нему. Он вышел с другого входа, с заднего. И они его не увидели, решив, что вы находитесь дома. Думаю, его предупредил Роберт о возможной слежке за тобой. Люк тоже уволен, мало того…

– Не хочу знать, только одно – он жив? – Категорично перебиваю я его, мотая головой.

– Ни царапины, ни синяка. Только психологическое воздействие.

– Хорошо… хорошо, – медленно шепчу я.

– Я не знаю, как вести себя сейчас. Ты не позволяешь дотронуться до тебя, и я понимаю это. Но тебе следует поесть, выспаться, а завтра, может быть, что-то изменится. Только дай мне шанс, ведь я понял, в сравнении со всем понял, что не хочу, чтобы ты уходила, – он встаёт и пересаживается на постель.

– Мне нужно время, Ник. Мне надо подумать и самой решить всё, потому что сейчас я не могу. Просто не могу… не знаю, что сказать тебе. Всё оказалось слишком болезненно, слишком ужасно и отвратительно для меня. И я не смогу принять эту сторону твоей жизни, а ты отказаться. Это тупик, и из него нет выхода, – опускаю голову, а в груди так плохо, ещё хуже, чем было раньше. Потому что знаю, что не вернусь. Нет того смысла, ради которого сейчас мне стоит остаться.

– У меня много комнат, Мишель. Но я не хочу, чтобы ты ехала к нему, – говорит Ник.

– Я не могу видеть тебя, прости. Не могу сейчас видеть тебя, даже слышать слишком остро. Понимаю всё, что ты сказал. Но хочу уйти, просто уйти и побыть одной, – мои глаза начинает щипать, но я жмурюсь, не разрешая себе плакать. Потом, только бы он не видел.

– Хорошо, только ты обвинила меня в том, что я не задержал тебя в тот раз. А я не могу давить на тебя, как бы мне этого ни хотелось. И не потому, что мне легко видеть, как ты уходишь. Нет. А потому что вот такой я, считающий, что надо давать право выбора любому человеку и затем принять его выбор, как бы это ни противоречило внутренним ощущениям. Но я скучал… каждую минуту без тебя скучал. Мне не хватало мыслей о том, что ты здесь, что я увижу тебя, и ты улыбнёшься, заверив меня, что продолжаешь верить.

– Но я больше не верю. Себе не верю, Ник. Я должна подумать, и прости, что кричала. Даже этого вспомнить не могу.

– Ты была в шоке, это нормальная реакция. И я был в шоке, поняв, что ты была там. Я начал прокручивать в голове, как ты это всё увидела. Но всё было не так, я думал о тебе.

– Когда орудовал кнутом, думал обо мне? Спасибо, очень мило, – усмехаюсь я.

– Нет, ты поняла снова не так. Я думал о тебе, потому что точно знал, куда я поеду, и что буду делать дальше. Мне хотелось поскорее закончить, поэтому я и взял кнут, поэтому и полил вином удары. Это ускоряет процесс приближения сабспейса. И я изучил всё, что любит Лесли. Мои сессии длятся от часа и больше, а эта была быстрой даже для окружающих.

– Хватит, прошу хватит. Я не могу больше говорить об этом, меня начинает тошнить, – цежу я слова, и правда ощущаю неприятную волну в теле.

Она так резко поднимается по организму, что я сжимаю рот рукой, закрывая глаза.

– Мишель, ты… давай вставай, – Ник дотрагивается до моего оголённого плеча, и меня пронзает током, что вода, выпитая буквально недавно вырывается изо рта и попадает прямо на его одежду.

Меня рвёт настолько беспощадно, что я наклоняюсь вперёд, изливая всё на пол рядом с постелью. Ник подскакивает с места, словно не замечая того, что ему досталось немало. Он резко убегает, оставляя меня, кашляющую и полностью униженную, одну. Мне хочется разреветься от всего этого, но я, сжимая покрывало руками, закрываю глаза и издаю стон.

– Вот, держи, выпей. У тебя… чёрт, крошка, у тебя сотрясение. Не следовало мне говорить это, и ты никуда не пойдёшь, поняла? Никуда не пойдёшь, потому что это моя вина, только моя вина, и я не могу отпустить тебя. Я просто не могу, покричишь потом, а пока, пожалуйста, делай так, как я говорю, – рядом присаживается на корточки Ник, помогая мне сесть, и подносит бутылку ко рту. И сейчас я настолько обессилена, что меня не волнует то, как он нежно прикасается к моей коже, тут же отрывая руки.

Делаю глоток, затем ещё, пока спазмы постепенно отпускают меня.

– Я принесу тебе халат, ты умоешься, и мы перейдём в другую спальню. Хорошо? – Спрашивает он, и я киваю, больше не желая противиться ему. Хочу его заботы, даже сейчас. Хочу своего мужчину, а не того, кто рассказывал мне самые страшные подтверждения увиденного. Просто хочу жить. Жить рядом с ним сейчас, пусть слабая, пусть это будет жалостью. Но она нужна мне.

Ник возвращается с шёлковым халатом, набрасывая его мне на плечи, и помогает сползти на пол, не наступив на мою рвотную массу. Он ведёт меня к ванной комнате, поддерживая за талию, и оставляет у раковины.

– Мне надо переодеться, а ты пока умойся, – говорит он, включая воду, и я киваю ему.

Не смотреть на себя, а только плеснуть в лицо прохладной водой. Ник уходит в гардеробную, пока я ополаскиваю рот. Подняв голову, я смотрю всё же на себя, но не вижу ничего. Картинки ночи продолжают врезаться в голову, и я дотрагиваюсь до своих припухших губ. Поцелуй. Это было или же под действием шока я выдумала эту иллюзию? А если было, то это означает, что он не врёт. Что всё, что он делал, было лишь необходимостью. Это значит, что я могу… могу верить в него снова. Но он не упомянул об этом, даже словом не обмолвился. Неужели, придумала?

Мне требуется узнать, сделал ли он это, сделал ли это ради меня и будущего? Я быстро выключаю кран и протираю лицо полотенцем, бросая его. Голова кружится, но мне удаётся пересечь ванную комнату и приоткрыть дверь в гардеробную в тот момент, когда Ник стягивает с себя серую футболку, отбрасывая её от себя.

Замираю от ужаса того, что вижу. Тонкие полоски на его спине, изуродовавшие кожу, горят ярко-розовым цветом.

– О, господи, – шепчу я, закрывая рот рукой, и Ник поворачивается.

– Я же сказал. Я сказал тебе быть там, – со злостью говорит он.

– Что это? – Спрашивая, делаю шаг к нему, но он отступает от меня.

– Уходи, подожди меня в гостиной.

– Повернись, – я уже подхожу к нему, сжимающему губы и дышащему так быстро, что я распахиваю глаза, понимая, что он хотел ещё скрыть от меня.

– Повернись, Ник, – прошу, подойдя к нему вплотную.

– Мишель, уходи. Ты не должна это видеть, не сейчас. Не тогда, когда тебя только вырвало. Я заслужил это, я…

– Повернись, – уже настойчиво требую я, и он качает головой, медленно разворачиваясь ко мне спиной.

И теперь я лучше могу рассмотреть выпуклые тонкие нити, их несколько, а под ними запеклась кровь. Ком тошноты снова поднимается во мне, но я сглатываю его. Внутри меня моментально всё отмирает, все атрофированные чувства ранее с новой силой сдавливают моё тело. Из глаз вырываются слёзы, когда мои пальцы, кажущиеся слишком белыми по сравнению с его кожей, дотрагиваются до одной полоски. Ник вздрагивает под моим прикосновением, и мне хочется унять эту боль. Боль одну на двоих, что я не могу больше терпеть этого.

– За что? Господи, Ник, – шепчу я, отнимая руку, и он поворачивается ко мне. Его глаза наполнены печалью и раскаянием, и я опускаю голову, борясь со слезами.