– Прошу, отпусти меня… отпусти… я помню… подписала… но сейчас отпусти, – молю я не поворачиваясь.

– Пожалуйста, крошка, пожалуйста, не делай этого… не уходи, не оставляй меня, – его шёпот тонет в неразберихе, творящейся в моей голове. И я нажимаю на кнопку лифта.

– Дай… я не знаю… больно… так ужасно… так глубоко. Я дышать не могу… не могу думать… не могу… о, господи, – мою грудь снова сдавливают рыдания, и я забегаю в распахнутые дверцы лифта, не поднимая головы, яростно жму на кнопку, чтобы закрыть от себя события. Спрятаться в своём коконе и пережить это в одиночку. Ожидала ли я подобное от вечера? Ни черта. Я готова была… готова была сказать, как люблю его. Но… чёрт, как же мне плохо.

На дрожащих ногах выбегаю из комплекса, даже не зная, куда идти, что мне делать. Но я должна куда-то выплеснуть это всё, должна избавиться от плача, который продолжает разрывать меня.

– Мисс Пейн, – мне на плечо ложится твёрдая мужская рука, и я вздрагиваю, смотря на Майкла.

– Я…я…мне надо… надо… – мои губы так же дрожат, как и тело.

– Я понял, давайте, я вас отвезу туда, куда вы захотите. Хорошо? – Предлагает он, указывая на машину.

Я киваю, пока он ведёт меня к автомобилю и помогает забраться на заднее сиденье.

– Домой, я хочу домой, – шепчу я, и Майкл заводит мотор, увозя меня от ужаса, который живёт в этом месте.

Пиджак Ника так и свисает на переднем сиденье, ведь всё было так хорошо… буквально несколько минут назад. Я была счастлива, а сейчас я не знаю, что со мной. Мне так холодно, внутри так холодно, а в голове продолжают появляться красочные картинки, реализующие рассказ Ника.

Изнасиловать ребёнка… бедный малыш, избитый и желающий мщения. Кровь и смерть. Да-да, я знала, что его отец был ублюдком. Но это для меня слишком, слишком страшно. Меня саму обвиняли в убийстве, но это не была моя вина. А Ник… он сделал это, сделал и забрал жизнь человека.

– Мисс Пейн, мы на месте, – я моргаю, поворачивая голову к открытой двери, и скатываюсь по сиденью.

– Спасибо, – бесцветно отвечаю я.

– Мисс Пейн, я не знаю, что снова произошло, но… возвращайтесь, пожалуйста, – тихий и полный заботы голос мужчины заставляет меня поднять на него голову.

– Я не знаю. Не знаю. Ничего не знаю, – качаю я головой, ведь это правда. Сейчас я разорвана изнутри, такой контраст дня износил мою душу, заставил её потеряться вновь. Но теперь я не вижу света, один мрак вокруг.

– Отдохните, мисс Пейн, не думайте ни о чём. Просто отдохните, вам это нужно. Отдохнуть вдали от него, и вы примете решение. От вас зависит ваша жизнь, и его жизнь, наша жизнь. Вас нет, и мы на себе ощущаем настроение мистера Холда. Он…

– Спасибо, Майкл, но я пойду… мне надо идти… куда-то идти, – перебиваю я его.

– Помочь вам?

– Нет, я сама, – медленно отвечаю, даже заторможено и бреду, спотыкаясь о свои ноги.

Голова пустая, просто пустая, ничего в ней нет. Совершенно ничего, кроме тишины. Мне кажется, что даже душа куда-то испарилась, оставив тело одно.

Я вхожу в квартиру, полностью тёмную и поднимаюсь по лестнице в свою спальню.

– Опа, какие люди, – передо мной раздаётся насмешливый голос Тейры, и я поднимаю голову, но не вижу её, просто смотрю сквозь сестру.

Ничего не ответив, закрываю за собой дверь, подходя к кровати, и сажусь на пол, кладя сумку рядом.

Действительно, не знаю, как принять тот факт, что Ник убил своего отца. Не знаю. Но внутри меня всё переворачивается, когда я думаю об этом.

Моя рука тянется к сумке, и я достаю оттуда конверт. Наши лица такие странные на этой фотографии, но она настолько любима мной, что я провожу пальцем по его лицу. Мрачный и красивый, преступник. Убийца. Но что ещё мог сделать мальчик, чтобы спасти сестру? Не знаю, как бы я поступила на его месте.

Отложив фото, я встаю и тихо открываю дверь, проходя в ванную, и захожу в одежде в душевую кабину. Открыв кран, я подставляю лицо под прохладные струи, но их не ощущается, только шок проходит. По щекам снова начинают катиться слёзы, слёзы прошлого, и даже не моего. Я так ошибалась, так ошибалась в прощении. Теперь понимаю, почему он так отказывался прощать его, понимаю, почему он отказывался простить себя. Он говорил, что убил бы его и сейчас. Убил бы с особой жестокостью, на которую способен только он.

Из моей груди вырываются рыдания, и я закрываю рот, чтобы никто не слышал, как мне сейчас больно. Я скатываюсь по стенке, чувствуя, насколько его прошлое отразилось на мне.

Продолжая плакать, переживать прошлое, настоящее и никакого будущего, я сижу. Просто сижу, потому что так холодно, меня трясёт от этого ледяного отчаяния в груди.

Не изменится, никогда не изменится. И не поможет ему моя любовь, она только убьёт всё во мне. Убивает его руками, убивает его глазами и словами. Он забрал меня и выжал до конца, украв из моей жизни краски. А я отдала, так добровольно поделилась, а сама осталась в серости. И сейчас смириться с тем, что я узнала, оказалось сложно. Словно у меня не было больше сил бороться за себя, я просто сошла с ума от его прошлого. Я несильная, он ошибся, я не готова к такому. Это слишком.

Выбираясь из душа, подхожу к запотевшему зеркалу и провожу рукой по нему, стирая пар.

– Что ты будешь делать? – Спрашиваю я девушку в зеркале, а она молчит, только глаза красные и усталые.

Стягиваю с себя одежду и натягиваю махровый халат, тихо выходя из ванной комнаты, в свою спальню.

Ничего сейчас не хочу, не могу даже думать и падаю на постель, поджимая ноги к груди и обнимая себя, чтобы упасть в тёмную яму, из которой я не выберусь.

                                               ***

Смотрю на семью, болтающую за столом, и не могу вспомнить, когда мы все были в обеденное время дома. Но, видя, как улыбается отец, ещё бледный и обессиленный, как мама задумчиво смотрит на него, а Тейра без умолку болтает о друзьях и вечеринках. Слишком идеально, слишком неправильно, или же я стала неправильной для этой семьи. Но сейчас я понимаю, что единственный человек, заставляющий меня жить – Ник. И я скучаю по нему, безумно скучаю. Я не хочу быть тут, не хочу сидеть здесь и слушать их.

Иногда жизнь предлагает сложный выбор. Она смеётся над нами, показывая нам, как всё могло бы быть, если бы… Вот это «если бы» нереально. Иллюзия, которую мы хотим видеть в настоящем, но реальность жестока. И она преподнесла мне выбор, от которого зависит моя жизнь. Остаться тут или же самой последовать своим словам и принять прошлое, какое бы оно страшное ни было.

Защитить и спасти не себя, других – это отличает Ника от всех, кого я знала. Убийство в состоянии аффекта можно было бы объяснить. Но вот его слова, что он хотел этого и дальше, не дают мне покоя. И я боюсь, что, если я последую зову своего сердца, обливающегося от тоски и слёз, выплаканных за эту ночь, он когда-нибудь позволит себе большее, чем обычная тема. Это очень страшно, понимать, что ты идёшь добровольно на жизнь с возможным неприятным исходом. И что ещё таит его тёмная душа? Какие пороки она скрывает за обличьем красоты?

– Мам, подвезёшь меня в центр? – Спрашиваю я, отмирая от своих мыслей. И за столом наступает тишина.

– Мишель, а где твоя машина? – Удивляется отец.

– Эм, припаркована в другом месте, а я хочу пройтись одна. Потом заберу её, – сочиняю я, но не скажу же им, что она стоит на парковке комплекса Ника, а ключи у него же. А я пока не готова принять решение, чтобы увидеть его. Я должна найти слова для себя в первую очередь.

– Я на лимузине поеду загород, но… ладно, мы довезём тебя, куда ты хочешь, – недовольно отвечает мама.

– Доченька, всё у тебя хорошо? – Спрашивает папа, видимо, намекая на наши отношения с Ником, и я улыбаюсь ему, как делала всю жизнь.

– Да, конечно. День отличный, солнце и я видела афишу о выставке стеклянных фигур. Ты же знаешь, как я люблю подобные мероприятия, – мозг сам находит ответы, а я удивляюсь им не меньше окружающих.

– Говорят, нуднятина. Но ты сама такая, поэтому этот бред для тебя, – смеётся Тейра, а я закатываю глаза, показывая ей средний палец.

– Девочки, прекратите, – обрывает наш обмен любезностями мама и встаёт со стула.

– Если ты готова, то я уже выхожу, – продолжает она.

– Да, сумку возьму, – киваю я ей. – Пока, всем.

– Ты вернёшься? – Спрашивает отец, когда я уже готова выйти из столовой.

Замираю, не зная, что ответить. Но поворачиваюсь, улыбаясь ему.

– Конечно, – а горло давит от нового потока слёз. Я ловлю полный ненависти и лютой безмолвной ярости взгляд сестры, и мне хочется спросить: «Почему? Почему мать вашу вы так ненавидите все меня? За что? Что же я вам сделала?».

Но отворачиваюсь, роняя слезу на пол, и иду к себе в спальню, чтобы поднять с пола сумку.

Мы с мамой, молча, спускаемся вниз и садимся в машину.

– Мишель, как твои дела? – Спрашивает она.

– Нормально, – безэмоциально отвечаю я.

– Как Николас Холд?

– Нормально.

– Ты подумала над моими словами?

Я поворачиваюсь к ней, и мне хочется закричать от боли, пронёсшейся по сердцу, от её слов и спокойного выражения лица, словно это было обсуждение погоды. Я смотрю на неё и жмурюсь, а из глаз выкатываются слёзы, что я отворачиваюсь и стираю их.

– Ты самая ужасная мать на всей планете. Ты самая жестокая и тупая женщина, которую я знаю. Я думала… я восхищалась тобой, но ты просто кукла в руках общества. Ты – зомбированный деньгами человек и мне жаль тебя. Ведь для такой как ты, ребёнок – средство богатства и стабильности. Но ты так и не поняла, что детям ничего этого не нужно, они хотят человеческой любви. Они хотят быть нужными, и хотят поддержки от своих родителей. Они хотят семью. Но ты не смогла это сделать, у тебя не хватило ума, или же, твоя мания величия и место в обществе убили в тебе всё живое. Нет, – я поворачиваюсь к ней, а голова полна злости и обиды на неё.